Дитя заката

– Я только... спущусь насчет обеда, – произнес Филип и быстро выбежал.

Я опустилась на стул и обхватила голову руками.

– Дон, – Джимми подошел ко мне сзади и обнял.

Я начала плакать, меня окружали такой любовью и заботой, а я могла искренне ответить на нее только Джимми. Нет смысла искать в себе недостатки. Мне просто хотелось продолжать работать, заботиться о Кристи, любить Джимми, иметь хорошие отношения с окружающими и ждать ребенка.

Теперь часами я могла просиживать, опустив голову, и думать обо всем этом.

Джимми развернул меня за плечи.

– Солнышко, тебя что-нибудь беспокоит?

Он нежно приподнял мое лицо и посмотрел в глаза.

– Я не знаю, – заплакала я, – мне никто не может помочь... никто.

Джимми вытер слезы с моего лица и нежно поцеловал.

– Все будет хорошо, – успокаивал он, – все будет хорошо, ты только не переживай. Ни физических, ни психологических, ни эмоциональных нагрузок... Радуйся жизни, Дон. Тебе это полезно.

Я поцеловала его сильную руку, прижала ее к щеке и заглянула в добрые темные глаза Джимми.

– Я постараюсь.

– Постараешься? Что ты постараешься? Родить мне прекрасного сына?

– Нет, не только. Быть счастливой. Честно. Я еще немного погрущу – и все, обещаю. Я же хорошая? Ведь я твоя жена. Я Дон Лонгчэмп. Ты меня любишь?

– Конечно, – улыбнулся он, – а когда ты станешь нехорошей, я обязательно тебе скажу об этом, не беспокойся.

Я ничего не говорила Джимми, но мне казалось, что в кабинете постоянно обитает дух бабушки Катлер и понемногу переселяется в меня, изменяя мой характер. Во всех коридорах мне мерещились призраки предков Катлеров, которые голосом бабушки предлагали обменять мою душу на богатство. Это стало моими ночными кошмарами. И Джимми, похоже, о чем-то догадывался.

– Джимми, я не хочу становиться нехорошей, – снова заплакала я.

Он поцеловал меня.

– И не станешь, не станешь. Я уверен.

– Да? Уверен?

– Абсолютно. Вытри лицо и спустись вниз. Там тебя ожидает наша маленькая принцесса.

Я засмеялась.

– Я знаю, она действительно считает себя принцессой. – Я снова посмотрела в глаза Джимми. – Спасибо. Спасибо за твою великую любовь.

– Не перехвали меня.

Я вымыла лицо, мы поцеловались и вместе спустились вниз.

Летний сезон был в разгаре, и поэтому мы не могли уделять много времени Кристи. Но уже в середине июля мы планировали, как проведем уик-энд на День труда. А сейчас на каждые летние выходные у нас было полно заказов. Дважды в пик сезона мне приходилось даже отказывать желающим провести у нас выходные. А когда наступил День труда, я спела для постояльцев. Они все хвалили мой голос и спрашивали, когда снова услышат его. Потом был специально приготовленный обед, где за счет заведения всех угощали фирменными блюдами.

Я часто скучала по своим музыкальным занятиям, садилась за пианино и играла. Я была так счастлива, когда на один из выходных приехала Триша и мы приготовили маленькую концертную программу. Только публики у нас было немного. Потом Триша сказала, что посетила последнюю программу Михаэля Саттона.

– Его шоу в Лондоне закрыли досрочно, – сразу по приезде сообщила она, – по этому поводу ходят различные слухи.

– Слухи?

Я знала, что в артистической среде слухи о закрытии шоу разносятся почти мгновенно.

– Говорят, он спился, он провалился и в Швеции.

– Печально.

– Я надеюсь, что все нормализуется, – говорила Триша, но в ее голосе этой уверенности не было.

Потом я тайком посмотрела на Кристи. Ее лицо все больше и больше становилось взрослым и многими своими чертами походило на Михаэля. Все знающие его сразу бы смогли сказать, чья она дочь. И я боялась, что может приехать ее тетя Клэр и открыть повзрослевшему ребенку правду.

Клэр все лето провела в Нью-Йорке, и ни Филип, ни мать не пытались ее разыскать. Я даже начала забывать о ней. Но во вторник, после Дня Труда она нагрянула в отель. Это был удар грома среди ясного неба. Когда я лежала и отдыхала, Филип и Джимми ворвались ко мне и принесли неприятное известие. Еще ничего не случилось, но уже плохие предчувствия начали одолевать меня, и настроение сразу же испортилось.

Я выглянула в окно. Солнце было еще по-летнему ярким, но деревья уже начали желтеть. Небо медленно затягивалось облаками, как бы предчувствуя вместе со мной тот скандал, что учинит Клэр Сю, не обнаружив своих вещей в ее комнате.

Я еще некоторое время старалась не думать о том, что мать не сообщила ей, что вещи перевезены в Белла Вуд. Я вообще была бы удивлена, если бы оказалось, что та разговаривала с дочерью хоть раз за лето.

Вот сейчас Клэр обнаружит, что в комнате нет ее вещей, и поднимет невообразимый крик, думала я.

За лето, что она провела с друзьями, Клэр Сю ухитрилась еще сильнее поправиться. Она выглядела сильно пополневшей с того времени, как я ее в Последний раз видела. Сестра была в фиолетовом шелковом платье, подчеркивающем все недостатки ее фигуры. Ее белые волосы были завиты, макияж и яркая помада говорили сами за себя. Я думала, что Клэр сразу же начнет истерику, но она не оправдала моих надежд. Ее лицо просто выражало сильную злобу, а холодные синие глаза тяжело смотрели на меня.

Я села так, чтобы между нами оказался стол – мнимая защита. Клэр продолжала стоять.

– Что ты собираешься делать? – первой не выдержала я.

Мне было не по себе то ли от ее взгляда, направленного сверху вниз, то ли от сильного запаха табака.

– Как ты посмела?! Как ты посмела выбросить мои вещи?! Что ты сделала с ними? – Она подалась вперед.

– Разве мама не сказала тебе? – спросила я. – Все твои вещи отвезены в Белла Вуд, где ты и будешь жить.

– Чье это решение? – сквозь зубы процедила она.

Я посмотрела ей прямо в глаза. Мое.

Она некоторое время молчала, потом неожиданно, дико вращая глазами, как кошка прыгнула вперед и вцепилась мне в волосы, скрежеща от злости зубами.

– Ты сука! – вопила она. – Убирайся из моей жизни! Пошла вон!

Она отпустила мои волосы и потянулась к лицу, но в этот момент я потеряла сознание и оказалась на полу. Когда я пришла в себя, то сразу же поднялась и с трудом добралась до кресла, но Клэр не отставала от меня.

– Я покажу тебе, как брать чужие вещи! Я покажу тебе, как выгонять меня! Ты еще поплатишься, Дон! Ты еще пожалеешь о том, что появилась на свет! – провизжала она и ударила меня в челюсть.

Голова моя закружилась, я погрузилась в волну боли. Она ударила еще раз, потом еще и еще... Я уже ничего не чувствовала, она била не как женщина, а жестоко и профессионально.

Когда я открыла глаза, комната поплыла передо мной. Меня тошнило, мои руки были в крови. Больно было не только подняться, но даже плакать.

Когда я очнулась, то услышала, как Джимми и Филип кричат на Клэр, кто-то, то ли миссис Бостон, то ли Сисси, причитал в коридоре. Клэр продолжала бешено орать, потом Джимми и Филип подняли меня, и я снова потеряла сознание.

Второй раз я очнулась в лимузине, но голоса доносились как бы с большого расстояния. Я громко плакала, но своего голоса не слышала совсем. Моя челюсть ныла, сильно болел низ живота, меня тошнило, в ушах стоял крик Клэр Сю. Я подняла голову, мне показалось, что воздух сделался невыносимо тяжелым. Я заметила Джимми, он погладил меня по волосам, в его глазах стояли слезы. Я попробовала улыбнуться, но мое лицо было точно из пластика. Голос не слушался меня.

– Лежи, – произнес Джимми, – мы скоро приедем.

«Скоро приедем... скоро приедем...» – эхом прокатилось у меня в голове, и я снова закрыла глаза.

В следующий раз я пришла в себя в коридоре госпиталя. Я увидела яркий свет и услышала взволнованный и властный голос доктора Лестера. Рядом врач, сейчас все будет хорошо, подумала я, сейчас все будет прекрасно.

– У нее кровотечение, доктор, – сказал кто-то.

– Сюда, быстро, – распорядился врач.

Меня куда-то перенесли. Паника снова стала нарастать, я услышала стук своего сердца. Меня все куда-то перевозили еще и еще, пока я не обнаружила себя на жесткой кровати.