Единственный мужчина

Ровно в восемь Пенни сидела на роскошной парчовой софе в гостиной в воздушном шифоновом платье абрикосового цвета и улыбалась. К половине девятого ее улыбка слегка поблекла, а еще через пятнадцать минут, когда Джон наконец появился, его встретил хмурый взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

— Привет, солнышко, — сказал он, нежно целуя ее в щеку, — когда мы будем ужинать?

— Сорок пять минут назад, — натянуто ответила Пенни.

— Что ты сказала? — удивленно переспросил Джон.

— А, не обращай внимания! — отрывисто отозвалась Пенни. — Проходи в столовую и садись. Сейчас я подам первое блюдо.

Когда через несколько минут она внесла две порции креветок, Джон уже занял свое место во главе стола. Рядом с ним, в опасной близости от подсвечников, располагалась гора папок, а сам он углубился в какой-то очередной отчет. Раздраженно вздохнув, Пенни поставила перед ним его тарелку, а папки решительно сдвинула подальше — на край стола.

— Зачем ты это? — спросил Джон. — Они ведь мне не мешают.

— Да, но мне они мешают, — кротко возразила Пенни, зажигая свечи. — И потом, они могут загореться.

— Хорошо, а свечи действительно так необходимы? — поинтересовался Джон. Ведь сегодня мы никого не ждем, не так ли?

В который раз за последнее время Пенни пришлось прибегнуть к испытанному приему самоуспокоения — она принялась считать до десяти про себя.

— Нет, у нас никого не будет, — ответила она, занимая свое место и расправляя салфетку.

— Отлично, — сказал Джон с облегчением. Затем он снова уставился в свой отчет. — Эти креветки выглядят довольно привлекательно. Скажи Саре, что она постаралась на славу, хорошо?

Повернув страницу, он углубился в изучение текста. Пенни от отчаянья даже застонала.

— Тебе обязательно надо заниматься этим именно сейчас, Джон?

— Заниматься чем? — не поднимая глаз недоуменно произнес Джон.

— Читать! Я думала, что хоть раз у тебя найдется время поговорить со мной!

— Конечно, дорогая, — дружелюбно согласился Джон. Он отложил отчет, но так, чтобы он все же оставался в поле его зрения. — О чем бы ты хотела поговорить?

— Не стоит утруждать себя! Ведь у тебя есть дела и поважнее! — ответила Пенни ядовито усмехаясь. — Вижу, ты просто изнываешь от желания вернуться к твоему отчету.

— Да, это верно, — согласился Джон. — Спасибо, милая.

И он тут же снова придвинул к себе папку. С этой минуты все ее надежды рухнули окончательно. Было заметно, что Джону понравилась ее утка — он с удовольствием съел два больших куска. Но все это время он зачитывал всякие особенно интересные, как ему представлялось, отрывки из отчета Красного Креста. И то никак не могло успокоить раздосадованную Пенни. Но последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал момент, когда она проворно извлекла из духовки блюдо с суфле и торжественно внесла его в столовую. Это был настоящий шедевр ее кулинарного искусства. Легкое, воздушное, покрытое сверху коричневым облаком шоколадного крема… А аромат от него исходил такой, что просто дух захватывало! «Пусть только Джон попробует почитать, когда будет есть это!» — подумала Пенни, вонзая серебряный нож в колыхающуюся горячую массу.

Если и это не заставит его отложить отчет и забыть о своих делах, то вечер окончательно будет потерян. Пенни ловко разложила суфле по тарелкам, поставила порцию Джона перед ним и села, гордо улыбаясь. Только она приготовилась попробовать свой кулинарный шедевр, как внезапно и резко зазвонил телефон.

— Извини меня, — сказал Джон, поднимаясь из-за стола.

…Он отсутствовал почти десять минут. И этого времени было достаточно, чтобы суфле осело на его тарелке, как проколотый воздушный шар. К возвращению Джона оно выглядело бледным, расплывшимся и, как Пенни, — печальным.

— Звонил Джимми Уотсон, — объяснил он. — Просит, чтобы я оказал содействие в ликвидации последствий урагана в районе Грантсвилля. Теперь, когда у нас ситуация нормализуется… Конечно, придется дома бывать не часто, и видеться мы будем реже… Но уж очень там ситуация сложная. Считаю, что мне придется согласиться. А что ты скажешь об этом, дорогая?

— Думаю, — медленно и отчетливо произнесла Пенни. — Я думаю, что если ты еще раз произнесешь слово «ураган», я выброшусь из окна. Оно уже сидит у меня в печенках.

Джон испуганно уставился на нее. Это заявление даже заставило его отложить отчет.

— Что случилось, родная? — в голосе его прозвучало явное беспокойство.

К своему ужасу Пенни поняла, что не может дать никакого разумного объяснения этой вспышке гнева. Дважды она открывала рот, пытаясь что-то сказать, да так ничего и не произнесла. Она чувствовала, что вот-вот расплачется. Кусая кончик салфетки, она лишь в отчаянье смотрела на Джона. Наконец способность говорить вернулась к ней.

— Мое суфле погибло, — дрожащим голосом прошептала она.

Лицо Джона просветлело.

— И это все? — спросил он облегченно. — Да ну его к черту, дорогая. Какое это имеет значение? Я вообще терпеть не могу суфле.

И вот тут-то Пенни разрыдалась. Слезы брызнули у нее из глаз, потекли по щекам, размазывая тушь. Какое-то время она только смутно различала силуэты окружающих предметов, размытую фигуру Джона, спешащего к ней со своего места за столом. Вдруг его сильные руки крепко обняли ее и прижали к могучему телу.

— Что-то не так, солнышко? — встревоженно спросил он.

В ответ Пенни лишь всхлипывала, а Джон ласково гладил ей волосы и нашептывал на ушко какие-то успокаивающие слова. Наконец она облегченно вздохнула и, приняв у него носовой платок, стала яростно вытирать покрасневшие глаза.

— Ты совсем не хочешь хоть немного побыть со мной, — тревожно стала жаловаться она. — Ты готов заниматься чем угодно, только не мной.

— Ну вот! Ерунда какая! — недоумевающе возразил виновник всех ее бед. Кто бы знал, как мне не хочется тебя оставлять. Но пойми, время сейчас такое. После урагана… — он осекся, — умоляю, не кричи! Извини, что я произнес это слово!

— Но если ты не хочешь со мной разлучаться, — ответила она неуверенно улыбнувшись, — так почему тебя несет за тридевять земель — в Грантсвилль? Что, у них там своих умельцев не хватает? Верно, здесь на первых порах ты был вынужден все принять на свои плечи, но сам ведь сказал, что сейчас все более или менее нормализовалось. Подача электричества восстановлена, с питьевой водой тоже нет проблем. Жизнь входит в свои прежние рамки. Все вернулись к своим семьям, кроме тебя. Похоже, мы виделись бы чаще, если бы я служила медсестрой в твоем любимом Красном Кресте. Или если бы пострадала от урагана и жила бы милях эдак в тридцати отсюда.

— Так вот в чем дело? — спросил недоверчиво Джон и мягко улыбнулся. — Ты хочешь, чтобы я уделял тебе больше времени и внимания?

— Да, — выдохнула Пенни.

— Ты — маленькая дурочка, — ласково прошептал Джон, прикасаясь губами к ее глазам и поглаживая рукой ее спутанные волосы. — Я думал ты знаешь, что я люблю только тебя. Ведь я сказал тебе это в ночь урагана. Ой, не… поперхнулся он.

— И ты думаешь, что всю жизнь ты будешь оправдываться таким образом? прервала его Пенни, понемногу приходя в себя и воодушевляясь.

Она скорее почувствовала, чем услышала его глухой смешок.

— Думаю, я мог бы повторить это, если ты действительно в таком отчаянье, уступил он, нежно притронувшись к ее подбородку.

— Да, я действительно в отчаянье, — подтвердила Пенни, стараясь передразнить его интонацию и своеобразный южный акцент.

Джон осторожно поцеловал ее в губы.

— Я люблю тебя. Пенни, — просто сказал он. — И ты никогда не должна в этом сомневаться. Да, я действительно не часто бываю дома из-за того, что у меня так много работы. Но никогда и нигде я не переставал думать о тебе.

— Правда? — тихо спросила Пенни.

— Правда, — подтвердил он. — Если честно, то именно мысли о тебе вдохновляли меня в самые трудные моменты. Некоторые строения очень сильно пострадали. Дорогая, ведь ты сама это видела. Их так много — сметенных со своих фундаментов, рассыпавшихся, как карточные домики. Но когда я вытаскивал людей из-под обломков… и когда по пояс в воде разбирал завалы, и когда меня жрали комары, а пекло так, что, казалось, вот-вот изжаримся заживо, я думал только о тебе. Я говорил себе: «Я делаю это для Пенни. Здесь она теперь будет жить, и здесь — ее будущее, точно так же как и мое». — Говорю тебе — иногда только эта мысль и гнала меня туда.