С чего все это началось...

Он говорил почти все положенные двадцать минут, не давая ведущему и рта раскрыть, и все это время честно смотрел на побелевшего от ужаса режиссера ― ведь он обращался к нему, а не к камере…

― Да, дорогие друзья, ― сумрачно сказал режиссер, когда Васильков умолк. ― Сейчас вы прослушали очень интересный и яркий рассказ нашего уважаемого гостя. ― А сам подумал: «Какой кошмар! Ведь такое нагородить!..» ― Пожелаем же ему в дальнейшем всяческих успехов на его земледельческом поприще и от всего сердца поблагодарим за незабываемое выступление. Всего хорошего.

Двадцать минут истекли.

― Но я еще хочу сказать! ― неожиданно почти прокричал Васильков, взмахивая рукой.

Он мог много чего рассказать… Только сейчас он вспомнил самое главное, вспомнил, с чего все это началось!..

Год назад к нему в огород упал камень с неба ― он был до того похож на обычную картофелину, что Мартын Еврапонтьевич высадил его вместе с другими клубнями, даже не подозревая, что потом произойдет.

― Я еще могу рассказать!.. ― Не надо, ― тихо, но внятно сказал режиссер.

Васильков вздрогнул, беспомощно посмотрел на операторов и умолк, не закрыв рта. Этот внезапный протест режиссера обидел и ошеломил его совершенно. Зеленые огоньки над объективами по-прежнему ровно горели. «Ну, что они там медлят?! ― с отчаянием подумал режис-сер. ― Ну, вырубайте же скорее!.. Бог мой, какой конфуз, какой конфуз!..» В режиссерской все не вырубали. Наверное, что-нибудь случилось… Режиссер повернулся к Василькову. Тот сидел, раскрыв рот, и напряженно глядел в самый объектив.

― Рот закрой! ― прошипел режиссер и незаметно, но больно ущипнул Василькова.

Подобное действие уже неоднократно вразумляло зарвавшихся гостей телеэкрана. Те потом, правда, склочничали и возмущались, но Въехал мужественно все терпел. Важен был сиюминутный эффект.

Мартын Еврапонтьевич негромко вскрикнул и машинально отпихнул от себя режиссера, однако не рассчитал, что стулья под ними трехногие, ненадежные, и потому Въехал, нелепо замахав руками, секунды две пробалансировал на одной ножке и рухнул под стол.

― Ах, ты еще драться! ― взвизгнул, поднимаясь с пола, режиссер.

Престиж его в глазах зрителей был подорван, а уж этого Въехал стерпеть, естественно, не мог. Операторы, ничего не понимая, полагая, видно, что так и должно быть по сценарию, бесстыдно хохотали и старательно фиксировали объективами все происходящее.

― А ты чего щиплешься? Гусак какой!.. ― в свою очередь повысил голос Васильков и тоже вскочил со стула. ― Что я тебе сделал? ― Чтоб не трепал лишнего! ― с вызовом и неподдельной злостью ответил режиссер. ― Ведь говорил тебе: читай написанное! ― А вот ― выкуси-ка! ― отчетливо и торжественно сказал Мартын Еврапонтьевич и поднес к режиссерскому носу трудовой свой кукиш. ― Убери руки! Сию же секунду убери! ― вдруг затрясся Въехал, беспомощно косясь на камеру, ― лампочка горела ровно и спокойно. ― Как ты со мной разговариваешь?! Кто ты вообще такой?! ― А вот такой, какой тебе, барану, и не снилось! Не чета тебе! Знать тебя больше не желаю! ― крикнул Васильков, надвигаясь на своего обидчика. ― Плевать я на тебя хотел! Вот так вот ― тьфу!.. ― Но-но, выбирайте выражения!

«Ужас, ужас! ― подумал режиссер. ― Ведь все всё видят!.. Мне конец! Уволят ― сразу…»

― И чтоб глаза мои на тебя не смотрели, поганца такого! ― не унимался Васильков. ― Ишь сопляк, еще щипается… Вот провались на этом месте! Сей момент! Мальчишка!..

Мартын Еврапонтьевич был страшен. Полы его флотской тужурки разметались, жидкие пакляные волосы встали дыбом, а бороденка белым крючком плясала в воздухе, готовая, казалось, обрушить на ошалевшего режиссера молнии и ураганы.

― Сгинь, бес окаянный! ― повторил упрямо Васильков. ― Пропади совсем!

Режиссер охнул, будто ничего не понимая, виновато и затравленно поглядел вокруг себя и вдруг начал тихо расползаться, деформироваться, таять в воздухе, нелепо перебирая ногами и дергая головой. Через минуту его не стало. Васильков глянул в пустоту, где только что витал режиссер, пригладил волосы и лишь удовлетворенно крякнул.

В студии стояла удивительная тишина, словно вместе с бедным режиссером сгинули заодно и все сотрудники, а рабочий день, по неведомым техническим причинам, давным-давно уже закончился…

― Вот так, ― сказал тогда Мартын Еврапонтьевич и аккуратно сел, бросив мимолетный, настороженный взгляд на опрокинутый пустой стул возле себя. ― Теперича никто не помешает… ― Он задумчиво подпер рукой щеку и улыбнулся ― лампочкам, объективам и тем миллионам глаз, что прятались позади них и терпеливо ждали… ― Теперича я все расскажу…

С тех пор режиссера и след простыл. Правда, гуляют упрямые слухи, будто иногда, во время особенно пикантных передач ― программ новостей, к примеру, или праздничных концертов, или чего-то еще в этом роде ― Василис Петропавлович Въехал все же появляется неведомо откуда на экране. Он возникает рядом с говорящим, нелепо дергая головой, с звериной злобой и тоской во взгляде.

― Но-но, выбирайте выражения! ― кричит он безобразным голосом.

И тотчас исчезает…