Страница 24 из 27
Думаю, русская провинция, щедрая на таланты, еще оценит победу Андрея Геласимова, как свою общую победу русской провинции, русской глубинки. Так когда-то перла из глубин уже ставшая классической деревенская проза.
Вот уже Малое жюри, состоящее, за исключением Захара Прилепина, из непрофессионалов, к тому же выросших в русской провинции, в этом году довольно решительно, отодвинув все прогнозы, присудило премию русскому реалисту. В этом мнении сошлись довольно быстро и владелец ресторанов Дмитрий Борисов, и кинорежиссер Михаил Калатозашвили. Все надеялись, как в былые годы, на сложную интригу и оживились, когда Захар Прилепин дал свой балл Сергею Самсонову за роман "Аномалия Камлаева", заявив, что этот роман "снес ему башку", астроном Константин Холшевников предпочел интеллектуального Сергея Носова с его "Тайной жизнью петербургских памятников", а журналист Андрей Колесников выделил "Нефтяную Венеру" Александра Снегирева. Но телеведущая Ольга Шелест на всех интригах поставила жирный крест, дав уже третий, победный балл "Степным богам". Три балла из шести - такое и на "Нацбесте" случается не часто. Люди, не занимающиеся профессионально литературой, предпочли кондовый реализм. Хоть и считает сам автор, что на него больше всего повлияли Юрий Бондарев и Борис Васильев, мне в романе "Степные боги" видится и продолжение, и слияние прозы Виктора Астафьева и Чингиза Айтматова. Такая крутая сибирская евразийская имперская проза, дотошная в своих живых драматических подробностях, с сильными характерами, но от этого не становящаяся чернушной, ибо жизнь в своем развитии побеждает всё. К тому же, не просто русская, а казацкая проза. Ибо действие происходит в селе забайкальских казаков.
Два изгоя среди своих. Один - военнопленный врач японец Хиротаро, взятый в плен под Халхин-голом, но отказавшийся еще перед большой войной возвращаться на родину при обмене пленными, ибо японцы не брали при обмене тяжелораненых, а кто-то должен был ухаживать за ними. Второй - деревенский пацан Петька, "выблядыш", как его звали все и взрослые, и дети. Ибо его мать Нюрку Чижову четырнадцатилетней снасильничал хулиганистый Митька Михайлов и сбежал после этого из Разгуляевки, страшась законной мести братьев Чижовых. Хоть знали все в селе, что невиновна беззащитная Нюрка, но прижитый вне брака сын в любом селе казацком так на всю жизнь и оставался "выблядком".
Выходец из древнего знатного самурайского рода, получивший медицинское образование в Париже, тайком писавший свои тетради, смешивая на страницах историю рода с рецептами сибирских трав, японец Миянага Хиротаро был таким же изгоем среди своих военнопленных, как и незаконнорожденный полуграмотный сельский пацан Петька. И оба любили вольную степь. Знали и чувствовали природу. Оба стали степными богами. Как начинается роман с жаворонков, висевших над степью, так этими степными жаворонками и заканчивается. "С высоты жаворонки видели и пожилого японца с русским мальчиком на спине, и убегавшую от этих двоих до самого горизонта смешную многорукую тень". Как тут не вспомнить шолоховскую степь?! Тем более, что автора "Степных богов" вся тусовка либеральных критиков уже вовсю разносит за "шолоховский" реализм…
Победа Андрея Геласимова - это еще и поворот читателя к серьёзным, но живым и интересным книгам. Не случайно с такой яростью налетели на нового нацбестовского лауреата все либеральные критики. Им даже Запад в данном случае - не указ. Мало ли что французский "Le Mond" пишет после перевода книги Геласимова на французский язык: "Чтобы познать русскую душу, мир обращается к Геласимову". Мало ли, что в Европе он был признан самым популярным русским писателем, опередив и Улицкую, и Маканина, и тем более всех постмодернистов. По мнению либералов, ужасно то, что писатель ощущает себя частью того народа, который нельзя победить, и не стыдится в этом признаваться.
Как всегда, самым шустрым клеветником оказался Дмитрий Быков, еще после первых же книг Геласимова заявивший, что Андрей Геласимов лишь "похож на писателя". Мол, "приятный писатель, в голове не задерживается". Я еще подумал, уж не про себя ли Дмитрий Быков пишет?
Андрей Немзер негодует: "Некогда живой и обаятельный прозаик, а ныне свежий кавалер (виноват, лауреат) "Нацбеста" патетически возвестил граду и миру: "Это победа не моя, это общая победа в той войне, которую мы выиграли шестьдесят лет назад". Кому как, а мне кажется, что по уровню оскорбительной пошлости речение сие даже превышает слоган, украсивший обложку "Степных богов"…"
Роман о Победе 1945 года кажется Немзеру и иже с ним "оскорбительной пошлостью". Так и хочется после подобных слов оставить Немзера и иных его сотоварищей наедине с фашистами - пусть разбираются с ними сами. А нам, русским, зачем было лезть в эту "оскорбительную пошлость" победы? Дошли бы до границ Советского Союза - и всё. Дальше, господа фашисты, Немзеры не позволяют нам идти до Берлина. Вы уж с ними сами разговаривайте, без всяких наших русских пошлых оскорбительных общих побед…
Более того, Немзер столь же издевательски высказывается о прозе Юрия Бондарева, признаваемого Геласимовым своим учителем. Удивительно, что противопоставляет Андрей Немзер "псевдореализму" Юрия Бондарева "достойный" реализм ладно бы одного Солженицына, но и Астафьева, Абрамова, Можаева…
Это уже не литературная критика, а всё та же неприкрытая либеральная политика. Полное отсутствие литературного вкуса. Сменил Виктор Астафьев под старость свою политическую ориентацию. Стал либералом, подписал письмо "Раздавите гадину" - сразу и реализм у него получился "взаправдашний".
Пусть Немзер объяснит, как критик, почему, к примеру, "Горячий снег" Бондарева "псевдореалистичнее", нежели "Пастух и пастушка" Астафьева. Да и в своей советскости и партийности партработник Фёдор Абрамов гораздо убедительнее московского интеллигента Юрия Бондарева. Читал ли вообще Немзер этих писателей? Борис Можаев и Фёдор Абрамов из всех "деревенщиков" наиболее социальные, публицистические писатели.
"Клеёнка есть клеёнка", - пишут немзеры. Не замечая, что в своем либеральном мракобесии сами давно уже стали "клеёночными критиками". Сразу вспоминаешь письмо 42 либеральных писателей к Ельцину, более известное как "Раздавите гадину", призывающее к расстрелам и репрессиям всех инакомыслящих. Впрочем, и в 1917-20 годах такие же немзеры и аграновы расстреливали Гумилёва и Клюева, пока не попали сами под ответную молотилку 1937 года. Неужели это ничему не научило? Этот "реализм на марше" на прошедшем "Национальном бестселлере", похоже, не на шутку испугал нашу либеральную литературу.
К тому же, на том же самом нацбесте в этом году впервые, кроме учредителей премии, слово дали и блогерам "Живого журнала", которых, как известно, сотни тысяч. Блогеры выбирали самую плохую книгу года "Нацворст" и самую лучшую национальную книгу. Слово дали Андрею Подшибякину, главному редактору ЖЖ. Лучшей книгой года блогеры назвали "Тайную жизнь петербургских памятников". Хотя, по мнению главного редактора, все шесть книг шли "ноздря в ноздрю". А вот самой худшей книгой года ЖЖ признало "Асан" Владимира Маканина. Как считают блогеры, эта книга "позорит честь русского офицера".
Еще один повод для либерального визга прямо в зале "Астории". Мало того, что об общей победе 1945 года заговорили, еще и о "чести русского офицера" вспомнили. Ужас. Куда идет "Нацбест"? Не помогли даже ужимки и ухмылки в адрес авторов, и больше всего в адрес "Степных богов", ведущего премии Артемия Троицкого. Как точно и беспощадно выразился об этом сам лауреат: "Я привык к тому, что у нас торжествует либо фрик, либо гоп-культура. Гламур в России сейчас отходит. Ксения Собчак и этот Сергей Зверев… Так же, как и Троицкий… Время этих парней и девиц закончилось, и они очень нервничают…"
Дай-то Бог. Андрей, дай-то Бог…
Честно говоря, не ожидал увидеть в качестве лауреата нацбеста не просто крепкого реалиста с добротным русским языком, с сильными хорошо прописанными характерами, с ярким индивидуальным стилем, но и мужественного, стойкого человека, не стесняющегося выразить свое мнение напрямую.