Стеклянная мадонна

Когда дверь за ними захлопнулась, она вздрогнула. Дядя Джеймс взял ее за локоть. Офицер ввел их в большое пустое помещение и попросил подождать.

Она отказывалась садиться и пожирала глазами дверь. Через некоторое время появился Мануэль в сопровождении тюремщика. Последний замер спиной к двери. Аннабелла и Мануэль несколько секунд неподвижно смотрели друг на друга. Потом она бросилась к нему, обняла, поцеловала в сухие губы. Тревожно глядя ему в лицо, она спросила:

– Мануэль, Мануэль! Как тебе здесь?

Он судорожно глотнул, поморгал, пожевал губами и ответил:

– Ничего… Ничего.

– Это мой двоюродный дедушка Джеймс. Я так хочу тебе помочь! Я надеялась на Стивена, но он в отъезде. Дядя Джеймс согласен помочь. Он наймет тебе адвоката.

Мануэль посмотрел на мистера Дорси-Гранта, которого хорошо помнил, как на незнакомого человека, и воздержался от преждевременной благодарности. Старик переминался с ноги на ногу, словно свободы был лишен не Мануэль, а он.

– Мы сделаем все, что сможем, – напыщенно проговорил он. – Все, что сможем… – Он не стал добавлять «любезный», опасаясь ярости новой Аннабеллы. Его супруга верно подметила, что за эти месяцы девочка утратила приличные манеры и приобрела неприличные.

Аннабелла зачастила:

– От тебя мы отправимся прямиком к адвокату. Твое дело будут рассматривать во вторник. Времени остается немного, зато я написала мистеру Карпентеру и попросила его приехать. Он все сумеет объяснить, тебе не кажется?

– Возможно.

Его отрывистый ответ резанул ее по сердцу. Она сжала его руки.

– Мануэль, Мануэль! Все будет хорошо, вот увидишь! Дядя Джеймс наймет хорошего адвоката.

Глядя ей в глаза, Мануэль спросил:

– Где ты живешь?

На это ей не хотелось отвечать, потому что она знала, что ему хочется услышать, что она живет в фургоне, однако она честно сказала:

– Я остановилась у дяди Джеймса. Они очень добры ко мне. Но это временно, пока не будет рассмотрено твое дело.

В наступившей неловкой тишине раздался грубый голос надзирателя:

– Свидание окончено!

– Но он пробыл здесь всего несколько минут! – крикнула она.

Надзиратель уставился на нее и повторил:

– Свидание окончено.

Только теперь Мануэль ожил. Он обнял ее, крепко прижал к себе, потом отвернулся и быстро ушел, сопровождаемый тюремщиком.

Дядя Джеймс чувствовал себя оскорбленным. Этот субъект всегда был неотесанным, а теперь и вовсе превратился в отпетого хама. Как слуга он был вполне сносен, но между слугой и мужем Аннабеллы пролегает непреодолимая пропасть. Чем быстрее со всем этим будет покончено, тем лучше. Он просто обязан проявить твердость.

В карете он дал ей понять, что такое его твердость.

– Выслушай меня, Аннабелла. Я и пальцем не пошевелю ради спасения этого человека, пока ты не побываешь у матери. Дальше говорить об этом бессмысленно, я не буду слушать. Это мое последнее слово. Сперва ты встречаешься с Розиной, потом я запускаю юридическую машину, но не наоборот.

Выражение ее лица и ее молчание свидетельствовали, что он выиграл первый раунд. Дальше дело пойдет как по маслу: снова попав под крылышко Розины и зажив прежней жизнью, она забудет о допущенном ею временном нарушении общественного этикета, ибо все случившееся было достойно только такого наименования. Пока этот субъект будет томиться за решеткой – никакой адвокат и барристер не спасет его от тюремного срока, раз он набросился с кулаками на капитана дальнего плавания, – они постараются расторгнуть их брак.

4

Дядя Джеймс и тетя Эмма вместе вызвались сопровождать Аннабеллу на встречу с Розитой, предвидя радостное событие: Розина была сама не своя от счастья, не поверила словам и заявила, что хочет сама убедиться, что Аннабелла ожила.

Велико же было их разочарование, когда Аннабелла отвергла их намерение. Да, Аннабелла и впрямь переменилась, и, увы, не в лучшую сторону. Условия, в которых она провела последние месяцы, оставили на ней несмываемый след. Дядя Джеймс уведомил об этом Розину и стал осторожно претворять свой план в жизнь: воспротивившись приезду Розины в Дарэм, он убедил ее, что лучше Аннабелле самой явиться в Усадьбу, пускай даже в коттедж, раз в доме теперь никто не жил. Там ее ждет атмосфера, в которой она выросла, там под бдительным надзором формировался ее характер, там она, если Господь смилостивится, снова станет собой. Он предупредил Розину, что ее ждет встреча не с прежней послушной девочкой, какой они ее помнили; теперь у нее совсем другие манеры. Этому, разумеется, не следует удивляться, учитывая все ею пережитое. С кем поведешься, от того и наберешься… Она почти целый год якшалась с сословием слуг. Не удивительно, что в итоге она вышла за одного из них замуж. Мануэля не стоит судить слишком строго, он сделал все, что мог, чтобы ее защитить, и, по словам Аннабеллы, вел себя как человек чести. Однако теперь потребность в защите отпала: Аннабелла снова может вернуться к той жизни, для которой создана, во всяком случае, к той, которая была уготована для нее Розиной, ее любящей матерью. Когда утихнет скандал – а к нему надо быть готовой, так как появление Аннабеллы в качестве супруги ее бывшего кучера обязательно наделает шуму, – жизнь потечет по прежнему руслу. Розине повезло: изоляция, в какой она живет, поможет ей не обращать внимания на сплетни.

Таковы были доводы, с помощью которых дядя Джеймс утешал Розину. Под конец он сказал, что после суда и приговора апелляция, как водится, умрет естественной смертью…

– Поверьте, дядя Джеймс, мне не хочется вас обижать, вы ко мне очень добры, но лучше я поеду туда одна. Я доеду до перекрестка в дилижансе, а там…

– Но, дитя мое…

– Пожалуйста, тетя Эмма!

Старики уставились на девушку, с каждым часом становившуюся им все более чужой. Только боязнь, что она вздумает нагрянуть домой в своем жутком фургоне, заставила их отступить. Однако тетя Эмма не смогла отказать себе в удовольствии оставить последнее слово за собой.

– Чего только не подцепишь от пассажиров дилижанса! – прошипела она и поспешно приложила к носику надушенный платочек. Аннабелла с радостью расхохоталась бы. Одновременно она поймала себя на злобном чувстве: как бы ей хотелось затолкать тетю Эмму в ночлежку Рубена или на ферму Скиллена, а лучше всего заставить ее постоять на площади во время ярмарки батраков!

В холле она едва не отпихнула Фрэнсис, собиравшуюся застегнуть пуговицы у нее на плаще, и уже хотела было извиниться за свою грубость, но вовремя смекнула, что служанка все равно не поймет ее: она, как и многие другие, счастлива своим полурабским положением. Хорошо, что не все таковы. Далеко не все!

– Но до отхода дилижанса остается еще полчаса! – напомнил ей дядя.

Не поворачивая головы, она ответила маячившему у нее за спиной Джеймсу:

– Знаю, дядя Джеймс, но у меня есть еще одно небольшое дельце.

Он молча стоял на лестнице, провожая ее взглядом. Он знал, что за дело она наметила, и был удивлен и взволнован одновременно…

Около полудня Аннабелла достигла Стоун-стрит, где напротив коттеджей высилась глухая каменная стена, загораживающая уродливые постройки. Как ей хотелось, чтобы ее мысли преодолели эту преграду и долетели до Мануэля! Потом ворота отворились, и Аннабелла увидела низкорослого человечка простецкого вида. Она сделала над собой усилие, чтобы не подбежать к нему и не спросить: «Вы знаете Мануэля Мендосу? Вы туда вернетесь? Будьте добры, передайте ему, что я буду его ждать. Я говорила ему об этом вчера, но он как будто не понял меня. Передайте ему, что я буду его ждать как угодно долго!»

Человечек перешел через дорогу, не взглянув на нее. Если бы они встретились взглядами, она бы не выдержала и обратилась к нему со своей просьбой.

Стоявшая на пороге ближайшего коттеджа старушка сказала, как бы разговаривая сама с собой:

– Сколько вас тут перебывало! Но и то сказать, если бы у них была голова на плечах, они бы не оступались и их бы не прятали за эту стену.