Стеклянная мадонна

Миссис Фэрбейрн, до того стоявшая возле Аннабеллы на коленях, поднялась и посмотрела в смуглое лицо странного парня – не менее загадочного, чем эта девушка. Она не собиралась противиться его намерению отнести ее к себе. Мысленно она благодарила Бога за то, что все случилось именно так, ведь, если бы Вилли женился на бедняжке, а потом выплыла бы наружу тайна ее рождения, она бы тысячу раз пожалела, что появилась на свет: даже самое лучшее образование не может пересилить дурную наследственность. Сама она, бедняжка, в этом не виновата, и, скорее всего, она будет вести чистую жизнь, но что станет с ее детьми и с детьми ее детей? Кровь рано или поздно даст о себе знать. Миссис Фэрбейрн свято верила в силу крови. Она покосилась на старшего сына. Что у него на уме? Никто никогда не мог разобраться, о чем думает Вилли.

Вилли тем временем старался прогнать мысли, как две капли воды похожие на мысли его матери. Он по-прежнему питал нежные чувства к этому очаровательному созданию, но знал, что со временем поздравит себя со счастливым избавлением. Женщина, которую он возьмет в жены, должна нарожать ему детей, и его мутило от мысли, что, женись он на Аннабелле, его семя, плод стараний добропорядочных земледельцев Фэрбейрнов на протяжении многих столетий, слилось бы с этой продажной породой и оказалось обречено на вырождение. Он тем не менее изъявил готовность помочь Мануэлю:

– Позволь, подсоблю.

– Спасибо, я справлюсь сам.

Он взял Аннабеллу на руки. Миссис Фэрбейрн, укутав ее пледами, сама пошла их проводить. Она привела в порядок разворошенную постель Мануэля и, послав его в дом за горячей каминной полкой, сама раздела и уложила бедняжку. Аннабелла в первый раз открыла глаза и сказала доброй хозяйке:

– Простите…

Та ласково ответила:

– Спи, дитя мое, спи! Больше тебе не о чем тревожиться. Все уладится. Засыпай.

Аннабелла послушалась.

На протяжении следующих тридцати шести часов она несколько раз просыпалась. У ее изголовья всегда кто-то дежурил: либо Мануэль, либо миссис Фэрбейрн. Она тут же слышала:

– Выпей вот это. – Проглотив горячего бульону, она вновь слышала: – Спи, спи.

Аннабелла безропотно засыпала, так как чувствовала себя бесконечно усталой. Пару раз она пыталась заговорить, однако для столь титанического усилия была слишком слаба. Только на второй вечер, проснувшись, она поняла, что усталость почти прошла. Она приподняла тяжелые веки и увидела свечу в медном подсвечнике, стоявшую на комоде, в ногах кровати, а потом повернула голову и увидела Мануэля. Она долго смотрела на него, прежде чем вымолвить то же самое, что накануне хозяйке:

– Простите.

Он крепко зажмурился, схватил ее руку и прижал ее к своей груди. Потом он сполз с табурета и упал на колени. Далее последовало нечто странное: не отпуская ее руки, он положил голову на подушку рядом с ее головой и стал смотреть на нее, не произнося ни слова. Когда спустя неизвестно сколько времени она пробормотала: «О Мануэль!» – он покачал головой, призывая ее помолчать. Так они и лежали; ее взгляд все больше тонул в его черных глазах, его губы оказывались все ближе к ее губам. Потом их губы соприкоснулись. Сперва это было легкое, выжидательное прикосновение, но потом она ответила на поцелуй, и это стало потрясением для обоих. Взрыв чувств сменился у нее бурными рыданиями; ему оставалось только обнимать и покачивать ее, как несмышленое дитя. Наконец, успокоившись, она спросила:

– Ты никогда не оставишь меня, Мануэль?

И он ответил:

– Никогда, пока дышу.

На следующий день начался такой сильный снегопад, что из окон домика не было видно ферму.

Мануэль перетащил кровать из спальни в кухню и поставил у стены напротив огня. Аннабелла по-прежнему почти не просыпалась. Миссис Фэрбейрн твердила:

– Пусть спит, сон – лучшее лекарство. Только через неделю она встала, оделась и стала понемногу помогать по хозяйству. Дальнейшее было покрыто для Аннабеллы туманом. Мануэль сказал, что сам все решит, и она доверилась ему. В одном она проявила упорство: не пожелала возвращаться в хозяйский дом, так как это было бы равнозначно изгнанию Бетти; она не могла хорошо к ней относиться, в душе даже ненавидела ее, но одновременно жалела.

Она сидела у огня, дожидаясь Мануэля. Когда он вернулся, она проворно вскочила и бросилась в его объятия. Он крепко прижал ее к себе.

Мануэль снял куртку и облепленные снегом башмаки и протянул застывшие ноги к огню, чтобы, согреваясь обжигающим чаем, поразмыслить, как лучше познакомить ее с новостью. Он боялся, что от одного упоминания о злополучном фургоне она окаменеет, однако рано или поздно тот инцидент должен быть разъяснен и похоронен. Момент казался ему подходящим. Поставив кружку, он тихо сказал:

– Прежде чем двигаться дальше, я должен объяснить тебе, Аннабелла, что случилось на Новый год.

Она стиснула его пальцы и, пряча лицо, сказала:

– Не надо.

Он притянул ее к себе и прошептал:

– Знай, что тогда ничего не было. Когда я напиваюсь, то у меня ничего не получается…

Она закрыла ему рот ладонью и так же шепотом произнесла:

– Я уже знаю. Тем утром я кое-что слышала.

– Ах так? – Он долго смотрел на нее, потом с облегчением перевел дух и проговорил: – Дорогая, дорогая!.. – Взяв ее лицо в ладони, он спросил: – Как ты относишься к дому на колесах?

– Дому на колесах?!

– Тебе ведь не захочется больше жить здесь.

Она опустила глаза.

– Да, я чувствую себя неудобно. Стоит мне издали увидеть кого-нибудь из них – и я тут же представляю, что они обо мне думают.

– Чепуха!

– Нет, Мануэль, не чепуха. Миссис Фэрбейрн – удивительно добрая женщина, но… Даже она будет рада меня выпроводить. Я стала для нее помехой. Но дело не только в этом. Вчера меня навещал Вилли, я благодарила его, а он… – Она опустила голову еще ниже. – Я поняла, что он больше не переживает, а, наоборот, радуется. – Она подняла глаза. – Значит, он испытал облегчение.

– И это чепуха! Вилли готов голову сложить, лишь бы добиться твоей благосклонности.

– Уже нет. Ты знаешь, что он однажды сделал мне предложение?

– Вот как? – Он шутливо насупился. – Не удивительно. Я даже знаю, когда это случилось: когда он возил тебя в Хексэм. Я прав?

– Прав. Что бы он чувствовал сейчас, если бы я тогда согласилась? Поверь, он испытывает облегчение, что все обернулось именно так. Я понимаю, что никто не захочет на мне жениться, зная обо мне истину. Я вынуждена смотреть правде в лицо: никто, кроме…

– Продолжай.

Она опустила голову и сказала:

– Я не могу ответить на не заданный вопрос.

Он выдержал томительную паузу, прежде чем спросить хриплым голосом, крайне серьезно:

– Ты выйдешь за меня замуж?

Ее ответ прозвучал тихо, но решительно:

– Да, Мануэль. Я считаю твое предложение большой честью для себя. Но… Я хочу, чтобы ты знал еще кое-что. – Теперь она не опустила головы, но все же перевела взгляд с него на огонь. – Тебе не обязательно на мне жениться. Я вполне готова жить с тобой и так…

– Довольно! – Он вскочил проговорив: – Я задал вопрос и жду ответа! Ответь еще раз. Я спросил, выйдешь ли ты за меня замуж. Выйти за меня означает назваться именем, которое мне не принадлежит; это означает смириться с тем, что люди будут судачить: «Как она умудрилась выйти за такого отпетого работягу?» Это означает, что ты, скорее всего, проведешь жизнь в роли жены человека, занимающегося физическим трудом. Нас нигде не будут пускать дальше порога. Вспомни, ты уже вкусила, что это такое. И пойми: все то, что ты пережила за последние полгода, превратится в главное содержание твоей жизни, причем у тебя уже не будет свободы выбора. И ты должна будешь трудиться, даже вынашивая наше с тобой дитя. Ведь ты будешь моей женой. Вот я и спрашиваю, станешь ли ты ею?

Она поднялась. Мануэля ждал ответ взрослой женщины, в которую она успела превратиться. Она крепко обняла его и так же крепко поцеловала в губы. Он, в свою очередь, воздержался от слишком крепких объятий, ибо научился сдерживать свои желания, которые в противном случае захлестывали его с излишней неудержимостью. Усадив ее, он сказал: