Разные берега

– Оставайся здесь. Я сейчас вернусь.

Она поспешила в дом и подготовила все свои принадлежности. Через пять минут она уже была на улице.

Элизабет поставила мольберт и оглянулась в поисках Аниты. Та стояла рядом с бревном, спиной к Элизабет. Предзакатное небо над серебристой гладью океана было расцвечено всеми цветами радуги.

– Не двигайся! – воскликнула Элизабет.

Она действовала инстинктивно. Казалось, она никогда не писала с таким увлечением – смешивала краски, наносила мазки, пытаясь схватить всю красоту этой сцены.

Элизабет работала как одержимая до тех пор, пока последний луч солнца не скрылся в океане.

– Ну все, Анита, – сказала она. – На сегодня хватит.

В сумерках казалось, что Анита стала меньше ростом. И тут только до Элизабет дошло, как много она требовала от этой хрупкой пожилой женщины.

– Извини меня. Ты, наверное, страшно устала стоять.

– Я наслаждалась каждой минутой, закат был просто великолепен.

– Ты, должно быть, умираешь от голода. Лично я – да. Пошли в дом.

Анита взглянула в сторону мольберта:

– Можно посмотреть, что получилось?

– Нет, – тут же резко ответила Элизабет, а потом поправилась: – Извини, я имела в виду, пока еще рано смотреть. Ты не обиделась?

– Конечно, нет, дорогая.

Элизабет отнесла холст в дом и поставила его в кладовку, чтобы высохла краска.

– Ужин скоро будет готов, а пока пойди-ка наверх, прими горячую ванну.

– Ты читаешь мои мысли.

Элизабет накрыла на стол, быстро сделала салат с курицей и позвала Аниту. Когда ответа не последовало, она поднялась на второй этаж и увидела, что Анита сидит на краешке кровати с маленькой подушкой, по краям украшенной кружевами, в руках.

– Анита, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

– Не беспокойся, со мной все в порядке. Просто вспомнила, как твой папа уговаривал меня научиться вязать крючком, а я вот так и не научилась. Жаль, ведь вязание такое женственное занятие.

Подушка была одной из тех немногих вещей, которые остались от матери Элизабет. Она часто пыталась представить себе, как мать сидит в кресле и вяжет что-то из ярких ниток, НО перед глазами всегда возникала черно-белая фотография молодой женщины, строго, без улыбки глядящей прямо в объектив.

Анита подняла голову. Ее лицо было бледным, в глазах стоили слезы.

– Эту подушку сделала твоя мама, – сказала она. – Я помню, как в тот день, придя постричься, она сидела и все время вязала.

– Я иногда пытаюсь представить, какой она была.

Анита положила подушку на кровать, встала, взяла Элизабет за руку и подвела ее к зеркалу.

– Когда я в первый раз увидела ее, я подумала, что это самая красивая женщина на свете.

Анита убрала волосы Элизабет со лба и сказала:

– Ты – ее копия.

Еще девочкой Элизабет часами разыскивала среди семейных фотографий мамины, но нашла всего несколько штук.

Оказывается, она не там искала. И никто ей об этом не сказал. Надо было просто посмотреть в зеркало.

– Спасибо тебе, Анита, – сказала Элизабет дрогнувшим голосом.

Страдая от похмелья, Джек с трудом разлепил глаза и заставил себя дойти до душа. К сожалению, горячая вода не могла избавить его от мук совести. Эту ночь он опять провел с Салли.

Ему бы очень хотелось думать, что ничего особенного не происходит, что это так, ерунда. Но в глубине души он знал, что это неправда. Разлука с Элизабет не давала ему права спать с кем угодно. Если бы Джек узнал, что его Птичка изменила ему, он бы убил того наглеца.

Она уже прощала его раньше, но это было много лет назад, они оба с тех пор сильно изменились. Джек совсем не знал, как бы она прореагировала на этот раз. Она стала такой независимой и непредсказуемой.

Джек только начал бриться, когда зазвонил телефон. Все еще голый, он пошел в спальню и снял трубку:

– Алло.

– Ал-ло, папочка, – с возмущением выдохнула Джеми. – Говорила же я тебе, что он еще дома. Он забыл про нас, – продолжала она, обращаясь уже к сестре.

Черт! Сегодня же они должны лететь в Орегон.

– Ты застала меня в дверях, я уже выхожу.

– Знаешь, встречать в аэропорт обычно приезжают до того, как приземлится самолет, – возмутилась она. – Ну и когда ты появишься?

Он взглянул на часы: было восемь сорок пять.

– Самое позднее через час. Ведь наш самолет вылетает...

– Без четверти двенадцать.

– Ну да, помню. Встретимся у выхода на посадку.

Джеми вздохнула:

– Мы-то никуда не денемся.

Джек повесил трубку, выпил две таблетки аспирина и быстро оделся. Через десять минут он уже ехал в такси. У него было достаточно времени, чтобы придумать, что сказать дочерям, кроме слов извинения.

Может быть, Стефани ему и поверит, но Джеми – ни за что. Она выскажет ему все, что о нем думает, а потом вообще, наверное, перестанет с ним разговаривать.

Да, без Птички плохо. Она всегда умела незаметно подсказать ему, как вести себя с дочерьми.

– Можешь не изображать передо мной сильную женщину, – сказала Анита, когда они сели за стол.

– Что ты имеешь в виду?

– Поздравление от мачехи – совсем не то, о чем мечтаешь в свой день рождения. Признайся, ты скучаешь по своим.

– Все нормально, я прекрасно себя чувствую.

Но как только Элизабет произнесла эти слова, ей стало страшно тоскливо. Она пыталась вести себя ровно, гнала мысли о семье, потому что знала, как тяжело ей будет встречать день рождения без Джека и девочек. Никто из них ей даже не позвонил.

Она с трудом заставила себя улыбнуться и сказала:

– Я хочу сегодня порисовать – ведь мне до выставки надо закончить еще четыре картины.

Анита встала из-за стола:

– Не возражаешь, если я пойду с тобой? Я могла бы устроиться где-нибудь рядом и повязать.

– Компания мне не помешает, – совершенно искренне ответила Элизабет.

Через десять минут они с Анитой уже спускались по лестнице на пляж.

Элизабет снова прекрасно себя чувствовала. Девочки позвонят вечером. В этом она была уверена.

– Смотри-ка, отлив. Мы можем провести здесь несколько часов, – сказала она.

Расстелив на песке покрывало, Анита уселась и взялась за вязание.

Элизабет поставила мольберт, прикрепила лист бумаги и огляделась вокруг в поисках сюжета. И снова остановила выбор па океане. Это будет акварель – день был как будто создан для этого, ни масло, ни акриловые краски не подойдут.

Довольная, что приняла решение, Элизабет взялась за кисть.

Несколько часов она работала не отрываясь, но, когда Анита окликнула ее и сказала, что уже два и им пора домой, Элизабет показалось, что прошло всего несколько минут.

Анита собрала свое вязание и направилась к лестнице.

Элизабет стояла и смотрела, как та поднимается, тяжело дыша, но без остановок. Как будто наверху ее ждет приз, подумала Элизабет.

Она тоже собрала принадлежности, осторожно взяла свою акварель и стала подниматься по лестнице. Элизабет была уже почти наверху, когда почувствовала запах дымка и услышала голоса.

Из открытых окон ее дома свешивались воздушные шары. Вдруг дверь распахнулась. Мардж из художественной галереи, Анита и Меган вышли на крыльцо и запели: «С днем рождения, с днем рождения!» Элизабет чуть не выронила из рук картину и мольберт. Еще никто не устраивал ей на день рождения такого сюрприза.

Меган первая подбежала обнять Элизабет. А потом они уже все втроем обнимали и поздравляли ее, смеялись и говорили все разом.

Мардж взяла из рук еще влажную акварель:

– Это просто чудо! Ты ее рисуешь для выставки? Элизабет было приятно услышать эти слова от Мардж.

– Конечно.

Когда Мардж пошла в дом, Меган сказала:

– Это Анита все придумала. Я от нее такого не ожидала – после того, что ты о ней рассказывала.

Элизабет поморщилась.

– Знаешь, Анита оказалась совсем не такой, какой я себе ее представляла все эти годы, – сказала Элизабет. – Я сейчас вернусь.