Грешная жизнь герцога

Ее глаза закрылись, губы охотно приоткрылись под его губами. Он смягчил поцелуй, ослабил хватку. Его ладони легли ей на спину, давили на лопатки, большими пальцами он водил по ее бокам. Она была в платье для чаепития, то есть на ней не было корсета и корсетного лифа, поэтому их разделяли только несколько тонких слоев одежды, и его прикосновения обжигали ей кожу сильнее, чем утром.

Он целовал ее, а она одной рукой ерошила его густые, шелковые волосы, а другой гладила его лицо – шершавую щеку, твердый подбородок, бархатно мягкую кожу пониже уха. Она вдыхала его запах – от него пахло землей, дымком и лавандой, и это сочетание пьянило ее, как крепкое вино. Его тело было твердым, он возбудился, она ощущала это своим животом.

Вдруг он со стоном оторвался от нее, отстранил и соскользнул со стола. Не отнимая рук, он повернул ее спиной к столу, потом, запустив руку в тяжелый узел волос, запрокинул ей голову и снова поймал ее губы. Поцелуй был крепким и долгим, так что обоим не хватило воздуха.

Рис был таким большим по сравнению с ней. Пруденс обвила его шею руками, как будто ей хотелось еще крепче прижаться к нему, она нежилась в его объятиях, ликуя от силы и твердости его тела, его интимной близости.

Он застонал. Не прекращая целовать ее, немного отодвинулся, чтобы снять сюртук! Он бросил его на стол позади нее, потом занялся ее платьем и нижней юбкой. Закатал розовый шелк и белый муслин между их телами и дотронулся до ее ягодиц.

Она прервала поцелуй, изумленно ловя ртом воздух, потому что его руки сильно сжали ее ягодицы, и он посадил ее на стол. Юбки колыхались вокруг ее бедер выше колен пышным облаком из шелка и кружев. Его руки скользнули вниз, он попытался расстегнуть крючки на ее панталонах.

– Наклонитесь назад и поднимите бедра, – приказал он, и она повиновалась, наклонилась, удерживаясь на руках. Он стянул вниз ее панталоны и снял их совсем, уронив на пыльный каменный пол. Она села, ощущая под собой шелковую подкладку его сюртука, еще не утратившего тепло его тела.

Его пальцы поколдовали над кружевными оборками платья, он спустил с ее плеч и дальше длинный жакет. Она сама вынула руки из рукавов, а он стал расстегивать крючки спереди на лифе.

Пока он раздевал ее, она в полутьме изучала его лицо и заново поражалась, насколько он красив мужской красотой, ничего подобного она никогда в своей жизни не видела, пока не встретила его. Безупречно красивое лицо, очень серьезное в этот момент; длинные ресницы скрывали необыкновенные глаза.

Расстегнув крючки на ее платье, он взялся за маленькие перламутровые пуговички нижней рубашки, при этом костяшки его пальцев терлись о ее грудь. Она тихо вздохнула, и он взглянул на нее, руки его были уже под ее одеждой. Когда его пальцы оказались на ее обнажившихся сосках, она застонала и стыдливо закрыла глаза от возбуждения, которое начало распространяться по ее телу, уперлась ладонями в стол и выгнулась к нему.

– Вам приятно? – шепнул он, и когда она кивнула, он покрутил соски между пальцами, как он уже это делал утром, нежно и так приятно, что она снова застонала, а бедра ее задвигались по теплому шелку под ней. – А это? – спросил он, положив раскрытые ладони ей на груди. – Что вы чувствуете сейчас?

Пруденс издала слабый звук, пытаясь ответить, но его пальцы начали сжиматься и разжиматься, лаская ее груди, тепло внутри ее нарастало и распространялось, заставляя желать еще больше его, лишая способности вымолвить хоть слово.

– А так? – Он наклонился и взял в рот сосок, и тело Пруденс содрогнулось от необычного ощущения. К ее изумлению, он начал сосать, потягивая сосок губами, осторожно покусывая зубами, и наслаждение было таким совершенным, что она не могла удержаться от нежных всхлипов, рождающихся в горле. – Так хорошо?

Она утвердительно кивнула.

– Да, – выдохнула она. – Да.

Он потягивал и дразнил один сосок губами, другой пальцами, а она, воодушевленная его прикосновениями, поглаживала его волосы. Когда его свободная рука скользнула ей под юбки, мощная волна предвкушения прокатилась по ней, по опыту утра она знала, что последует дальше.

Но он привел ее в замешательство, потому что не стал трогать ее так, как утром, а легкими касаниями проводил рукой вверх и вниз по ее голому бедру.

Ее бедра пришли в движение, какая-то потребность не отпускала ее.

– Рис, – стонала она, вцепившись в его волосы, прижимая к груди его голову. Каждый раз, когда его ладонь скользила по внутренней стороне ее бедра, она чуть ближе снижалась к тому, что ей было нужно, но вскоре поддразнивание стало невыносимым. – О, не надо! Не надо!

Он приподнял голову.

– Не надо? – мягко повторил он и лизнул покрывшуюся пупырышками кожу вокруг ее соска, а его пальцы замерли на ее бедрах, возбуждая. – Я сказал, что не остановлюсь, помните?

Меньше всего она хотела, чтобы он останавливался. Отчаянно стремясь к тому наслаждению, которое испытала раньше, Пруденс потянулась к его руке.

– Трогайте меня, – шептала она, в смятении от собственного бесстыдства, прижимая его руку к месту, которое он трогал раньше. – Я не… я не хочу, чтобы вы останавливались, – сумела выговорить она, часто и тяжело дыша. – О, не останавливайтесь!

Рис опрокинул ее на спину, теперь она лежала на столе. Его руки были между ее бедер, но он снова начал дразнить ее, легкими движениями совершая круги вокруг магической точки, прикосновения к которой подарили ей утром такое наслаждение. Она снова выгнулась, побуждая его сделать то, чего она хотела, но он не уступал ее мольбам, продолжая возбуждать еще больше. Она шептала его имя, моля и побуждая, но он не давал ей того, чего она хотела.

– Трогайте меня, – отчаянно просила она, не в силах больше выдерживать сладкую муку. – Трогайте меня.

– Я трогаю вас.

Она покачала головой, словно обезумев.

– Вы знаете, что я имею в виду. – Она задыхалась, все ее тело горело в огне. – Трогайте меня, как раньше.

– Нет. – Он отнял руку, и у нее вырвался вздох разочарования, который сменился стоном, когда его горячие влажные губы впились в ее живот. – У меня есть для вас кое-что получше, моя опьяневшая девочка.

Она не могла вообразить, что могло быть лучше того, что он проделал с ней в поезде, но он раздвинул ей ноги и припал губами к тому особенному местечку, которое трогал утром.

Она вскрикнула, вздрагивая от потрясающего ощущения, вызванного этим чувственным поцелуем, и он остановился, приподнял голову:

– Вы меня любите?

– Да, – выдохнула она, выгибаясь к нему. – Да.

Он легко провел языком там, где, казалось, сосредоточилось все ее наслаждение.

– Скажите это. Я хочу услышать, как вы скажете это.

– Я люблю вас, Рис. – Ее пальцы теребили его волосы. – Я люблю вас.

Он начал ласкать ее языком, и неописуемое наслаждение вернулось, еще более сильное, чем раньше. Волны наслаждения следовали одна за другой, пока ей не стало казаться, что она вот-вот умрет.

Рис слышал слова любви вперемешку с бессвязными криками страсти, вырывающимися у нее, и эти смешанные звуки наполняли его удовлетворением. Боже, она была сладкой. Невыразимо сладкой.

Он не знал, что заставило его так настойчиво требовать слова любви, потому что не очень-то верил в любовь и, будучи циником, подозревал, что ее чувства вызваны блаженством первого сексуального опыта.

Но даже если ее любовь не была искренней, ему нужно было слышать эти слова, здесь, в этом месте, где не было любви, а только пресыщенная и извращенная ее имитация. Он хотел слышать слова любви от нее, потому что она была чистой и милой и совсем ничего не знала о темных безднах его детства. Потому что она пахла сладкой свежестью и безмятежностью, как лаванда, потому что в ее доброте и искренности он, может быть, нашел убежище гораздо надежнее, чем то место, в котором прятался в детстве.

Тело его требовало освобождения, но он не спешил, хотел снова услышать от нее слова любви, и когда она скажет, он будет упиваться этими словами и ее наслаждением, как утопающий упивается глотком воздуха.