Грешная жизнь герцога

Пруденс, стягивающая перчатки, состроила гримасу:

– Никогда еще моя тетя так не спешила увидеть меня.

– До сих пор.

В голосе Марии было что-то, что заставило Пруденс замолчать. Она вздохнула:

– Это все деньги, как я полагаю.

– Конечно, деньги! – Мария вонзила в свою шляпку шляпную булавку и бросила ее на кровать. – Не забота же о тебе.

– Не сомневаюсь, – миролюбиво согласилась Пруденс. – Я знаю это.

Мария с виноватым видом прикусила губу:

– Извини. Я рада за тебя, конечно, рада. Тебе никогда больше не придется работать и терпеть унижения.

– Только если я выйду замуж, а я, конечно же, выйду замуж.

– О, конечно, ты найдешь кого-нибудь. Ты забудешь нас, будешь вращаться в высшем обществе, видеться со всякими джентльменами, и один из них придется тебе по душе. Твоя жизнь совершенно изменится, все будет другим… – Ее голос дрогнул, она отвернулась. – Все собрались пить чай. Идем вниз.

Мария сделала шаг к двери, но Пруденс остановила ее, взяв за руку и развернув к себе. У нее впервые появилась возможность поговорить с подругой о своей новой жизни. Прошлой ночью Мария снова обслуживала бал и вернулась домой очень поздно, слишком поздно для Пруденс, которая в десять часов наконец свалилась в кропать, все еще взбудораженная, но совершенно без сил. У нее едва нашлось время рассказать подруге о потрясающей новости по пути в церковь.

– Мария, все теперь изменится к лучшему. Не только мне не надо будет больше работать. Если я выйду замуж и унаследую эти деньги, часть из них я уделю тебе. Да, да, – добавила она, видя, что подруга собирается протестовать. – Я хочу, чтобы ты тоже что-то получила.

– Я не хочу твоих денег.

– Но я хочу этого. Ты могла бы использовать их как приданое или сохранить на старость, или…

– Я же сказала, что не хочу твоих денег! – сказала Мария с горячностью, удивившей Пруденс.

– Но почему? Денег будет больше чем достаточно.

– Не в этом дело. Богатство – это проклятие. Оно… оно меняет людей.

Эти слова почти совпадали с тем, что сказал мистер Уитфилд, но Пруденс по-прежнему не понимала, что за ними стоит.

– Как ты можешь говорить это? Мы ведь всегда покупали билеты в тотализаторе и мечтали, что будем делать, если выиграем кучу денег. И вот они у нас есть.

– Нет, не у нас. У тебя.

– Что мое, то твое, – твердо сказала Пруденс. – Часть денег будет твоими, и не вздумай отказываться. Я хочу дать денег и другим нашим подругам. Люси и Дейзи, и Миранде, и миссис Моррис – я хочу, чтобы каждый из тех, кто живет здесь, получил что-то. И еще я пожертвую на благотворительность.

– О, Пру! – Мария отняла свою руку и со вздохом присела на край кровати. – Ты не можешь раздавать свои деньги направо и налево каждому нуждающемуся. Все не так просто. Как ты не понимаешь этого?

– Я, конечно, буду давать только тем, кто этого заслуживает, – начала Пруденс, садясь напротив подруги на свою кровать. – Я думала об этом все утро и кое-что придумала. Я хочу сколько-то выделить сиротам, сколько-то незаконнорожденным детям и…

Звук открывающейся передней двери прервал изложение ее планов, из гостиной через открытую дверь комнаты донесся высокий игривый голос:

– Пруденс?

Она тихонько простонала, но когда в их спальню стремительно влетела ее тетя, вставая и приветствуя ее, заставила себя улыбнуться.

– Пруденс, вот ты где! – Немолодая женщина появилась в маленькой спальне с протянутыми для приветствия руками. – Моя дорогая.

– Тетя Эдит, – произнесла Пруденс, пока ее целовали в щечку. – Какой сюрприз!

– Не знаю, почему мистер Уитфилд должен был сообщить тебе о нашем приезде.

– Он не сказал ей, что вы поедете ночным экспрессом, – весело сказала Мария.

Пруденс засмеялась было, но тут же постаралась перевести смех в тактичное покашливание. Указав на стоявшую рядом подругу, она сказала:

– Тетя, вы помните мисс Мартингейл? – Улыбка застыла на лице Эдит.

– Конечно, – сказала она. – Насколько я помню, мы встречались в мой прошлый визит.

– Какая у вас прекрасная память, миссис Федергилл, – не задержалась с ответом Мария, – вы помните то, что было так давно.

Укор был явным, и тетя Эдит рассвирепела.

– Послушайте, молодая особа, у меня были причины, по которым я несколько лет не была в Лондоне, и меня возмущает ваш намек…

– Не хотите ли выпить с нами чаю, тетя? – прервала ее Пруденс, чувствуя, что ей надо вмешаться, прежде чем начнется ссора.

Эдит сделала над собой усилие.

– Чай? О нет, дорогая, не сегодня. Мы будем пить чай с тобой, с сэром Робертом и его матерью. Ты помнишь кузена Стивена, сэра Роберта Огилви и его мать Миллисент? Они гостили у нас одно лето, когда ты еще жила с нами.

– Да, разумеется, – вежливо ответила Пруденс. Это было неправдой, потому что она едва помнила Роберта и его мать и сомневалась, что они помнили ее, они ведь не соизволили ответить ни на одно ее письмо, когда она одиннадцать лет назад впервые приехала в Лондон. – Они пригласили нас на чай?

– Да. Знаешь, сэр Роберт стал баронетом. В твои пятнадцать лет он тебе не очень понравился, но, возможно, ты переменишь свое отношение, когда увидишь его сейчас. Он превратился в очень красивого джентльмена и жаждет возобновить знакомство с тобой.

– Ясное дело, жаждет, – проворчала Мария, но Пруденс умоляюще посмотрела на нее, и она отвернулась. – Я думаю, все внизу заждались, так что я пошла. Я скажу им, что сегодня тебя, Пру, не будет с нами. Вы извините меня? – Она церемонно поклонилась Эдит и почти выбежала из комнаты. Пруденс не без зависти посмотрела ей вслед.

– Дерзкая девица, – заявила Эдит, когда за Марией захлопнулась дверь. – Разве можно так спешить с выводами?

Пруденс вдруг припомнились причины, по которым она уехала из Суссекса.

– Мария моя подруга. Мои интересы она принимает очень близко к сердцу.

– Как и все мы, дорогая. Пусть ты не всегда ценила мои наставления и советы, когда была девочкой. Ты была такая непослушная. Такая упрямая.

Три года, проведенные Пруденс в семье ее дяди, остались в ее памяти совсем не похожими на картину, нарисованную тетушкой, но она понимала, что сейчас не время обсуждать эту тему.

– О Боже, уже столько времени! – воскликнула Эдит, посмотрев на свои часы в виде броши. – Нам надо спешить. Впереди столько дел.

– Каких же? – спросила Пруденс, с радостью меняя тему.

Проигнорировав ее вопрос, Эдит сделала жест в сторону шкафа у стены:

– Твои платья, наверное, здесь? – Не ожидая ответа, она подошла к шкафу и распахнула дверцы, чтобы осмотреть гардероб Пруденс. Внимательно рассмотрев все, она издала тяжелый вздох. – Так я и думала. Ничего, что можно было бы надеть.

Пруденс, которая сама сшила все эти платья, сжала зубы и сложила на груди руки.

– Мое дорогое дитя, – сказала Эдит, продолжая рыться в шкафу, – на что ты тратила те два фунта шесть шиллингов, которые твой дядя посылал тебе каждые три месяца?

«Квартирная плата. Питание. И тому подобная ерунда». Пруденс закусила губу.

Эдит прошлась по ней взглядом.

– Это зеленое платье, что на тебе, пожалуй, сойдет на сегодня, но нам необходимо как можно скорее купить тебе подходящие платья. Хорошо, что даже у лучших портних всегда найдется на продажу несколько готовых. Мы обязательно должны найти что-нибудь достойное, что можно было бы надеть во вторник вечером.

– Вечером во вторник?

– Да, дорогая. Мы едем в оперу. У сэра Роберта ложа, и он пригласил нас присоединиться к нему. Мы должны найти платье, подходящее для такого случая. – Эдит вынула из шкафа серый дорожный костюм, осмотрела его и вернула на место. – По крайней мере, нам не нужно будет брать все это с собой. Их нужно сложить и отдать бедным.

Пруденс отличалась миролюбивым характером, ее трудно было рассердить, но такую бесцеремонность невозможно было выдержать.

– Я не собираюсь отдавать эти платья! – Выпалив это, она почувствовала, что получилось глупо и неуместно! потому что она уже решила раздать свои старые платья.