Страсти Челси Кейн

– Ничего, он привыкнет.

– А ты что же?..

– Я ведь все время в городе. А вы с Оливером разъезжаете по шахтам и карьерам. Ну не смешно ли мне бросать работу, чтобы отвезти его туда, а потом, снова оставив свои дела, мчаться за ним к карьерам, когда вам с ним все равно по дороге?!

– Он не согласится.

– Да у него просто не будет другого выхода!

До Джадда стали доходить слухи о перебранках, которые устраивали Хантер с Оливером во время этих поездок. Он от души веселился, считая большой удачей уже то, что отец с сыном до сих пор не поубивали друг друга.

Он был уверен, что со временем они станут относиться друг к другу значительно терпимее. Обоих было за что уважать. Оливер прекрасно разбирался в граните, Хантер великолепно знал возможности каждого из рабочих. Они нуждались друг в друге и, сделав лишь незначительные взаимные уступки, неизбежно должны были признать это. Но идти на уступки никто из двоих пока не собирался.

Джадд считал, что Хантер имеет все основания быть недовольным отношением к нему Оливера. Он был уверен, что Оливер – его отец и по праву требовал, чтобы тот официально признал его своим сыном. Вскоре Джадд узнал, что в баре "У Крокера" кое-кто стал отпускать в адрес Хантера злые, циничные шутки.

С некоторых пор Джадд перестал быть завсегдатаем этого бара. Он теперь завтракал и ужинал вместе с Челси у нее дома и лишь изредка забегал к Крокеру, чтобы поболтать с друзьями за кружкой пива.

Но Крокер знал, где его искать, и однажды вечером в середине апреля позвонил ему в Болдербрук. Джадд только что принес малышку в кровать к Челси для последнего вечернего кормления, при котором он так любил присутствовать, но в это время зазвонил телефон. Через двадцать минут Джадд уже входил в кабинку, где сидел Хантер, склонив голову над кружкой с пивом.

– Я слыхал, здесь произошло небольшое недоразумение, – сказал он, глядя на осколки стекла, которые Крокер сметал в пластмассовый совок, что-то недовольно бурча себе под нос.

Хантер поднял на него глаза, в которых блестели слезы.

– Это не моя вина, – сказал он, снова уставившись в свою кружку.

– А чья же тогда?

– Фликетта.

Крокер сообщил Джадду по телефону, что Фликетт отправился домой с разбитым носом, Джаспер Кемпбелл – с поломанным ребром, а Джонни Джонс – с распухшей и посиневшей верхней губой. Хантер, похоже, вышел из потасовки с единственным синяком, багровевшим на его скуле.

– Сукин сын! – воскликнул Хантер. – Сказал, что я пресмыкаюсь перед стариком. Так его мать!

Джадд молча откинулся на спинку стула. Нед Фликетт наверняка хлебнул лишнего. У него язык не повернулся бы сказать такое, будь он трезв.

– Очень мне надо перед ним пресмыкаться! – продолжал Хантер. Джадд знал, что теперь, вволю намахавшись кулаками, он утратил былую агрессию и впал в меланхолию. – Оч-ч-чень мне надо перед ним пресмыкаться! Я получил бы эту работу, даже если б ни черта в ней не смыслил. По праву р-рождения!

Джадд благодарно кивнул Крокеру, поставившему перед ним кружку пива, и сделал большой глоток.

– И ни разу не признался в этом! Старый хрыч! Только следит за мной своими сов-виными глазами! А я знаю работу лучше, чем любой другой в этих п-п-поганых карьерах! – Помолчав с минуту, он с угрозой произнес: – Я когда-нибудь возьму да и взорву эту чертову забегаловку. Пусть все они взлетят на воздух!

Джадд уже не однажды слыхал это из его уст. Взорвать бар было любимой угрозой Хантера.

– Я это сделаю, черт возьми! – бормотал Хантер. – Взрывчатка у меня есть. Пользоваться ею я умею! Что старикан скажет мне на это? А? – Мотнув головой, он с усилием открыл слипавшиеся глаза. – А вот увидишь, то же, что всегда! – И, передразнивая Оливера, он заговорил скрипучим голосом: – Ничего из тебя путного не получится, Хантер Лав! В твоей башке нет и никогда не было мозгов! Просто не знаю, почему я до сих пор не выставил тебя в шею! – Понизив голос до шепота, он заговорщически подмигнул Джадду. – Он терпит меня ради моей матери! Он выставил ее в эту лачугу, дал ей музыку и бросил на произвол судьбы!

Джадд знал, что Хантер любил музыку и хорошо разбирался в ней. Интерес к классической музыке сумела привить ему Кэти Лав за те недолгие годы, что им довелось прожить вместе. Пристально взглянув на Хантера, он заметил, что в глазах того стояли слезы.

– Она потеряла ее. Это свело ее с ума!

Джадд нахмурился.

– Кто кого потерял?

Хантер откинул голову назад.

– Она плакала по ночам, вспоминая о ней. А если я плохо вел себя, говорила, что лучше бы ей было поменять нас местами. Но было уже с-с-слишком поздно!

Внезапно на память Джадду пришла одна из новых идей Челси, которой она поделилась с ним совсем недавно. Она предположила, что Кэти Лав сумела выдать ее, тайно рожденную какой-то неизвестной женщиной, за своего ребенка, и передать усыновителям, и таким образом смогла оставить Хантера у себя. Подобное представлялось Джадду маловероятным, но теперь слова Хантера поневоле заставили его серьезнее отнестись к этой теории.

– Кого и с кем поменять местами? – мягко спросил он, но Хантер, не слушая его, говорил сам с собой.

– Она всегда плакала, вспоминая о ней, в мой день рождения! Двое! И всегда ставила две свечи! И заставляла меня задувать обе! Я не хотел этого делать, я ее ненавидел, но приходилось слушаться, иначе она заталкивала меня в нору! – Подняв глаза на Джадда, он спросил: – Я тебе рассказывал о норе?

По телу Джадда пробежал озноб.

– Да. Я слыхал от тебя о ней.

– Нет. О норе я тебе не говорил.

– Говорил.

– Нет-т. Я рассказывал тебе про чулан. А это совсем другое. Длиннющая темная нора. Там не было ничего, кроме грязи и пыли. Там, должно быть, скрывались сотни беглых рабов. Я все время боялся наткнуться на чьи-нибудь кости, но там даже и костей не оказалось! – Издав пьяный смешок, он продолжал: – Потому что там было слишком темно! Ни ч-ч-ерта не видно! Оч-ч-чень темно. И нора была длинная-предлинная!

Он снова посмотрел в свою кружку. Джадд по опыту знал, что, сделав еще два-три глотка, Хантер поникнет головой и погрузится в беспробудный пьяный сон. Тогда ему придется, взяв его под мышки, дотащить до своей машины и отвезти домой.

– Ты хотел бы иметь сестру? – спросил его Хантер. Джадд пожал плечами:

– Признаться, я никогда не задумывался об этом.

– Она была бы оч-ч-чень хорошей сестрой!

– Кто?

– Челс-си.

Джадд усмехнулся. Челси никак не устроила бы его в роли сестры. Он привык воспринимать ее в совершенно ином качестве.

Хантер погрозил ему пальцем.

– Б-брось свои грязные мысли! Как не стыдно!

– Время-то для таких мыслей самое подходящее! – снова усмехнулся Джадд.

– Малышка так на нее похожа!

Джадд не раз отмечал несомненное сходство девочки с Челси. У них был одинаковый цвет волос, одинаковая матово-бледная кожа, одинаковое выражение широко расставленных глаз. Но в то же время он был глубоко убежден, что в Эбби следует видеть только ее и никого другого. Ее личность была уникальна и неповторима. Даже сейчас, в три месяца, это отчетливо проявлялось в ее движениях, жестах, привычках, симпатиях и антипатиях.

Хантер коснулся пальцем своего подбородка. Это удалось ему не сразу. Сперва он задел себя по щеке, затем – по нижней губе, и только с третьего раза ему удалось поместить дрожащий палец куда следовало.

– Вот это место у девочки точь-в-точь как у нее! – пробормотал он.

– Подбородок? Разве?

Хантер кивнул. Его отяжелевшие веки сами собой опускались на глаза. Борясь со сном, он промычал:

– У меня есть кар-ртин-ки.

Джадд допил свое пиво, отставил кружку в сторону, поднялся на ноги и взял Хантера за локоть.

– Я рад за тебя. – Он вытащил Хантера из кабинки и поволок к машине.

– Ты, наверно, думаешь, что я пьян?

– Да, эта мысль приходила мне в голову.

– Я покажу тебе свои картинки! – сонно пообещал Хантер.

Но выполнить свое обещание ему не довелось. Когда Джадд подвез его домой, он уже спал беспробудным сном, а наутро не помнил ни слова из их разговора в кабинке бара Крокера.