Страсти Челси Кейн

Хантер вел себя спокойно и непринужденно. Он мог, оказывается, быть довольно приятным собеседником, что и доказал за праздничным столом. Лео говорил на удивление мало. Он сидел подле Джадда и со счастливой улыбкой на лице обводил глазами всех присутствующих. Милли добросовестно присматривала за стариком, что не мешало ей, однако, веселиться больше всех. Она раскраснелась от выпитого вина, которое явно ударило ей в голову, и то и дело принималась хихикать без особой на то причины. Невесел был один лишь Нолан.

Челси удалось остаться с ним наедине лишь в самом конце праздничной трапезы. Накрыв стол для десерта, она пошла на кухню приготовить кофе. Все были поглощены телетрансляцией футбольного матча, и один лишь Нолан вызвался помочь ей, из чего она заключила, что ему необходимо поговорить с ней.

– Вы беспокоитесь из-за Донны? – спросила она. Челси знала, что за последние недели их отношения значительно продвинулись вперед, знала она и о том, что послужило невольным толчком началу их связи. Донна поделилась с ней своими личными проблемами, когда речь у них зашла о Дне Благодарения.

Прислонившись к стене, Нолан сдвинул брови и мрачно произнес:

– Мэтью – прескверный тип…

– Уж по крайней мере сегодня ей ничего не грозит, – успокоила его Челси. Сама она, однако, не могла быть до конца уверена в справедливости своих слов. Кто знает, что сулит Донне этот праздничный день. Она желала бы быть возле нее хотя бы в качестве защитницы, но ее приход подействовал бы на Мэтью как красная тряпка на быка. Поэтому она и отклонила приглашение Фарров. Теперь она попыталась внушить и Нолану и себе самой, что Донне нечего опасаться. – В доме ведь будет полно народу, – с ободряющей улыбкой сказала она Нолану. – Навряд ли он решится скверно вести себя с ней в присутствии родни и друзей. Ведь он трус!

– Спасибо вам, Челси, что вы пытаетесь утешить меня, – грустно проговорил Нолан. – Но вы плохо знаете Мэтью и еще хуже – ситуацию, сложившуюся в их семье. Именно в присутствии родни он больше всего старается унизить и обидеть Донну. Ведь там будет и его невестка, до которой он пальцем не посмеет дотронуться. Это вызовет в нем неистовую злобу, которую он и постарается выместить на бедной Донне!

– А знает ли Донна о его связи с Джоан? – спросила Челси. Вопрос этот беспокоил ее давно, но она не решалась задать его самой Донне.

Нолан засопел и, опустив голову, ответил:

– Никто не отваживается сказать ей об этом напрямую. Все очень любят и жалеют Донну. А сама она, зная, что у Мэтью есть женщина, слишком чиста и простодушна, чтобы догадаться, кто она такая. – Он принялся разглядывать свои руки и едва слышно добавил: – Я все время прошу ее развестись с ним. Она не заслуживает такой участи. Я готов заботиться о ней и о Джози. Но она все не может решиться на этот шаг.

Челси знала об этом от самой Донны. Она не раз пыталась уговорить подругу бросить Мэтью, но Донна, по-видимому, не обладала мужеством, необходимым для столь решительных действий. А возможно, она все еще продолжала надеяться, что их с Мэтью брак удастся сохранить.

– Она не может пойти на это из-за Джози, – сказала Челси. – И, разумеется, из-за толков, которые вызвал бы в городе ее развод. Семейная честь очень много значит для Пламов и Фарров. И для Донны в том числе.

– Но это так глупо!

– Я согласна с вами, – кивнула Челси. Она просто не могла представить себя на месте Донны. Ничто на свете не заставило бы ее терпеть подле себя такого мерзавца и грубияна, как Мэтью.

Нолан провел рукой по волосам, цветом своим напоминавшим серый гранит с Мохового Гребня. Он не был красив в строгом смысле слова, но Челси понимала, что заставило Донну полюбить его. Трудно было бы найти человека добрее и отзывчивее Нолана Маккоя.

– Меня пугает, – продолжал он, радуясь возможности поделиться с Челси наболевшим, – что он способен совершить нечто и в самом деле ужасное. Ведь он ни перед чем не остановится! И лишь тогда Донна решится оставить его. Ведь он постоянно бьет и пинает ее, бросает в нее всем, что под руку попадется! – Добрые глаза Нолана были полны такой боли, что Челси не удержалась и сочувственно погладила его по плечу. Вздохнув, он продолжал: – Он метнул в нее вилку, да так, что зубцы вонзились ей в шею и поранили кожу. А что если в следующий раз это окажется нож? Я видел ее раны. У нас есть все основания, чтобы обвинить его в использовании холодного оружия и причинении телесных повреждений. Ему пришлось бы ответить за это перед судом! Но она не соглашается официально заявить об этом! – Нолан в волнении стал шагать по просторной кухне. Ноздри его раздувались. – Я, черт возьми, полицейский офицер! И я нутром чую, что этот ублюдок готов не задумываясь совершить тяжкое преступление! И против кого?! Против женщины, которая для меня дороже всех на свете! Но я бессилен, понимаете, бессилен помешать этому! О Господи!

– А может быть, вам самому стоит поговорить с ним, Нолан? Скажите ему, что вам известно, как он обходится с Донной, и пригрозите ему тюрьмой, если он не угомонится.

– А знаете, что он тогда сделает? Он заставит ее расплачиваться за мои слова. Может, избивать ее он и поостережется, но существует ведь масса других способов превратить ее жизнь в ад кромешный. А ей и без того не сладко! Возьмет, например, кассовый ящик, разбросает выручку по полу магазина и заставит ее подобрать все монетки до последнего пенни. Чем я тогда смогу помочь ей? – Нолан тряхнул головой и выругался сквозь зубы. – Я никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, как теперь! – пожаловался он. – Клянусь, временами меня так и подмывает швырнуть свой значок и удостоверение в ящик стола и выйти на улицу с пистолетом в руке, чтобы подкараулить и пристрелить этого мерзавца, как бешеную собаку!

– Но ведь вы не сделаете этого! – в ужасе воскликнула Челси.

– Конечно нет! – мрачно ответил Нолан. – Не вижу смысла избавляться от этого мерзавца столь дорогой ценой. Ведь тогда я окажусь надолго разлучен с Донной! К тому же он, придет время, и сам доведет себя до могилы. Туда ему и дорога! Знаете, чем он занимается три-четыре вечера в неделю? Напивается до бесчувствия в гостиничном баре, а потом садится за руль и колесит по городу, пока ему не надоест. Уверяю вас, добром это для него не кончится! У него ярко выраженное стремление к самоуничтожению. Думаю, он кончит тем, что однажды свалится в какую-нибудь канаву вместе с машиной!

– А вы не можете привлечь его к ответственности за вождение в пьяном виде? – с надеждой спросила Челси.

– Я уже не раз забирал у него права, – угрюмо отозвался Нолан. – И наутро ко мне в участок неизменно являлся Эмери. Он напоминал мне о том, что мой контракт может быть продлен лишь с согласия Городского управления. Вот и получается, что я сохраню свою работу, если стану смотреть сквозь пальцы на то, как Мэтью Фарр, напившись до чертиков, гоняет по ночным улицам, и потеряю ее, если вздумаю применить к нему какие-либо меры воздействия. А ведь потеряв работу, я вынужден буду уехать отсюда. Я – полицейский, и никем другим быть не могу. Одна мысль о разлуке с Донной приводит меня в ужас, но попустительство, которым я вынужден заниматься, мне уже тоже поперек горла. Вот так-то. Жизнь, скажу я вам, непростая штука!

Они помолчали. Нолан откашлялся и, опустив голову, грустно добавил:

– Возможно, мне все же придется оставить эту работу и этот город. Ведь я не справляюсь со своими обязанностями. Что там этот придурок Мэтью и его ночные автопрогулки! Я ничего не в состоянии сделать, чтобы пролить свет на цепь загадочных покушений на ваш покой, вашу жизнь и имущество, Челси! Я по-прежнему понятия не имею, как подступиться к разгадке этой тайны! Эти дурацкие телефонные звонки, и попытка сбить вас и Донну грузовиком, и поджог вашего амбара, и повреждение телефонной линии, и кража со взломом в Болдербруке так и остаются нераскрытыми преступлениями! Судите сами, много ли от меня проку?

Челси поставила на стол поднос, который собиралась нести в столовую, и сжав запястье Нолана, убежденно проговорила: