Все дороги ведут в загс

Майор замер. Леночка Бальбух уверяла, что это сделала Света. Вот и проверим собеседницу на честность!

— Шторы задернула Света, но подтолкнул ее к этому Юрский.

— Что значит — подтолкнул?

— Бытует мнение, что сочетание искусственного и естественного света вредно для глаз. Юрские помешаны на здоровье, оба. Он буркнул Свете, что у него болят глаза, и она поспешила задернуть шторы. Зная Свету, можно было не сомневаться в ее реакции. Хотя добавлю — впрямую он о шторах не упомянул.

— И это единственная причина вашей головной боли?

— Нет, не единственная. Вы задавали второй вопрос — кто после пения при свечах первым сел за стол. Это был Юрский. Так получилось, что я обратила на него внимание. Я бы его не заметила, но он сделал странную вещь. Вскочил, как ужаленный, и пересел. Это было, пока мы пели.

— Пересел со своего места на место Майи? — уточнил Алферов. — По правую руку от него сидел Карпов, по левую Майя. В итоге Юрский оказался на месте Майи, а Карпов поэтому — на его месте. Так?

— Не совсем, — ехидно возразила Павлова. — Я потому и заметила, что Юрский сдвинулся сразу на д в а стула.

— На два? Вы уверены? Тогда как же Карпов оказался на его месте?

— Мне тоже это было непонятно. Я не могла успокоиться, пока не пойму, так уж я устроена. Я взяла пол-отгула и принялась думать. Юрский действительно сдвинулся на два места, причем совсем не в том направлении. Закрыв глаза и вспоминая, я четко это вижу.

— Не в том? Вы хотите сказать, не по часовой стрелке, а против?

— Вот именно. Стол круглый, и я не могу ничего утверждать с уверенностью, но получается так. Я увидела, как Юрский в ужасе вскочил с места Игоря и пересел на место Майи, пропустив свое. Что вы на это скажете?

— Если бы он остался на месте Карпова, яд выпила бы Майя, — моментально среагировал майор.

— Да, она. А ни один мужчина, даже Юрский, не сохранит спокойствия при мысли, что чуть было ни уничтожил столь восхитительный образчик женственности. Предположим (я подчеркиваю, предположим), Юрский хотел убить Игоря, сделав вид, что покушались на него самого. Подлив в свою стопку яд, он помнил, что должен сесть не на свое место, а на соседнее, но в волнении перепутал направление. Сдвинулся не налево, а направо. Потом сообразил и быстро исправил ошибку. Впрочем, это мои фантазии, тем более, у Юрского начисто отсутствует мотив. Обвинять его я не собираюсь, да мне и не в чем. Потер усталые глазки да в темноте перепутал стул — это не те обвинения, которые можно предъявить лицу подобного ранга. Вы у меня спросили, о чем у меня болела голова, я ответила. Все.

— И что вы сделали, поняв правду?

— О правде речь не идет, Александр Владимирович, и ссылаться на меня в данном вопросе бесполезно. Я, бедная бестолковая женщина, запуталась в своих воспоминаниях и потратила утро на то, чтобы навести в них порядок, а потом поехала на работу. Брать целый отгул по столь ничтожному поводу — недопустимая роскошь.

— А с работы позвонили Юрскому. Вы хотели во всем удостовериться?

— Если и хотела, то, услышав про смерть Славика и арест Светы, передумала. В конце концов, у Светы есть и возможность, и мотив, а против Юрского только мои фантазии. Я не собираюсь бросаться под паровой каток и не думаю, что это собираетесь делать вы. Вы для этого слишком умны.

— Боюсь, — усмехнулся майор, — я выгляжу умнее, чем на самом деле. Я правильно понял, что ради спасения Светы (а точнее, ради справедливости) вы не намерены рисковать, обвиняя Юрского?

— Совершенно правильно. Мне не в чем его обвинить. А то, что я вам рассказала… Я вообще иногда несу удивительную чушь, спросите, кого угодно.

— Но ради спасения с в о е й персоны, — очень вежливо, почти ласково продолжил Алферов, — вы, по собственному меткому выражению, не посчитаетесь ни с чем. Как по-вашему, в каком направлении будет мой следующий шаг?

И, оставив вмиг помрачневшую собеседницу оценивать ситуацию, он удалился. Впрочем, сам он знал, что шаги станет делать вовсе не в том направлении, на которое намекнул. Намекать майор мог сколько угодно, однако реально предъявить заведомо беспочвенные обвинения Алферов был органически не способен. А в невиновность Павловой он поверил, что не мешало ему злорадно представлять, как она сейчас нервничает. Несправедливость в отношении других ее, видите ли, не волнует, так пускай поволнуется за себя!

Глава 14. Разгадка

На работу ехать не хотелось. Там станут требовать, чтобы он составлял отчеты по раскрытому делу, а сообщать начальству, что дело вовсе не раскрыто, не было ни малейшего желания. Начнут приставать и помешают думать. Алферов вообще вступал в конфликты лишь тогда, когда не видел другого выхода, а в данном случае выход был — доказать вину Юрского. Нет, хуже, к сожалению. Это — лишь третья из задач. Вторая — сообразить, как адвокат умудрился убить Петухова и одновременно исправить контракт, а первая — понять, что же заставило его покушаться на Карпова.

Удивительно, но при столь очевидных пробелах майор был убежден, что точно вычислил преступника. Как выразилась Марина, это называется метод исключения. Остальные исключались — по причинам алиби или по чисто психологическим, а Юрский… он вечно всплывал то здесь, то там. Версия о Юрском объясняла почти все.

Почему адвокат вдруг согласился принять в своем доме встречу «Авроры», на что не соглашался никогда раньше? Потому, что это давало возможность отравить Карпова. Почему Юрский заставил взять на экспертизу сразу все стопки, а не одну? Потому что хотел заставить милицию думать, будто Карпов — случайная жертва, а покушались на него самого. Удивительно ловкий способ отвести от себя подозрения! Почему адвокат скрывал свою встречу с Петуховым? Потому что собирался его убить. Зачем раскритиковал контракт, который составлен по его же рекомендациям? Чтобы состряпать себе алиби.

Итак, Юрский по непонятным причинам решил избавиться от Карпова. Пригласил к себе «Аврору», позаботился о том, чтобы жена задернула шторы, и в темноте подлил позаимствованный у нее яд, о котором, разумеется, знал заранее, так что имел возможность все хорошенько спланировать. Потом, переменив место за столом, чуть было не совершил ошибку, отравив бедную Майю, но вовремя спохватился, не догадываясь, что бдительное око Надежды Юрьевны заметило его перемещения. Игорю становится плохо, но благодаря Вольской и Павловой авроровцы соображают, что он отравлен болиголовом. Юрский, опасаясь рядовой милиции и рядовых врачей,

которые могут не посчитаться с его авторитетом, берет дело в свои руки и названивает знакомым. Все идет по его плану, за исключением того, что Карпов остается жив. Это, конечно, неясный момент. Павлова права — почему покушение не повторилось? Адвокат боялся рисковать, пока Игорь находится в больнице под неусыпным присмотром? Скорее всего. Зато теперь понятно, почему на роковой субботней встрече Юрский так демонстративно ухаживал за Майей. Дело не только в ее несомненной привлекательности, но и в том, что он хотел создать как можно больше взрывоопасных ситуаций, однако не из чистой любви к искусству, подобно Надежде Юрьевне, а со вполне определенной целью предоставить милиции подходящих подозреваемых. Света, Вольский и Снутко получали мотив ревности, кого-нибудь из них предполагалось подставить.

Однако возникла новая проблема — Петухов, который что-то видел. На свою беду, парень не стал выдавать начальника, а глупейшим образом намекнул ему на свою осведомленность. Юрский решился на второе преступление, и уж тут легче всего оказалось свалить вину на собственную постылую супругу. Не исключено, что эта мысль частично была навеяна обаянием прекрасной Майи. Адвокат печатает две записки, одну подсовывает Свете в карман халата, другую собирается подложить в мусорное ведро Петухову. Хорошо зная жену, он не сомневается, что она прибудет на место преступления ровно в десять. Юрский едет на работу, оттуда в закамуфлированном виде бежит к Петухову, убивает его и успевает вернуться назад в течение сорока минут. Почему такой глупый камуфляж, сразу обращающий на себя внимание? А умный и не требовался. Юрский подстроил столько улик, указывающих на Свету, что даже предположить не мог, что Алферов ими не удовольствуется и начнет искать другую кандидатуру. Лишь бы случайно не опознали, остальное адвоката не волновало. Ему и алиби-то не требовалось — однако он не забыл упомянуть о нем, когда майор впервые появился в офисе. Зачем Юрский пожаловался, что все утро работал, и даже назвал точное время? Предпочел перестраховаться, чтобы у майора не возникло ни тени сомнений, чтобы тот не начал копать глубже. Зато как адвокат разнервничался, когда Алферов посетил его офис вторично! Это не соответствовало планам Юрского, пугало его. Но, будучи уверенным в своем умственном превосходстве — и майор подобную уверенность всеми силами поддерживал, — адвокат быстро успокоился. Это к лучшему. Если он насторожится, моментально позвонит своим высокопоставленным знакомым, и те потребуют закрытия дела — тем более, что оснований для этого достаточно и виновность Светы кажется более, чем очевидной. Прежде, чем бросаться под паровой каток — вроде бы такое милое сравнение применила Павлова? — так вот, прежде, чем бросаться под паровой каток, майор предпочел бы получить хоть минимальный шанс на то, что каток можно остановить. Чтобы свалить столь мощную фигуру, как Юрский, требуется построить версию, безупречную по всем статьям. Возможность, мотив и улики — три кита любого обвинения, и все они пока не слишком надежны.