Страница 40 из 46
— Не думаю, — возразила Марина. — В конце концов, каждый мужчина получает такую жену, какая ему нужна. Лешке нужно, чтобы кто-нибудь другой брал на себя ответственность. Это делает Евгения Петровна. Оставшись один, он бы снова спился. Ему кажется, что начал бы новую, чудесную жизнь, но я в этом сомневаюсь.
— Вы настолько презираете мужчин?
Марина изумленно вскинула глаза.
— Разве? Мужчины бывают разные, и женщины тоже. А то, что мне Лешку жалко, вовсе не значит, что я его презираю. По большому счету, я сильно перед ним виновата.
— Вы?
— Да. Я привела Майку в «Аврору», и она смертельно в него влюбилась. Удивляться не приходится. Знаете, есть у Тениссона баллада с рефреном «А граф был демонски хорош»? Вот Лешка таков и был. Хорош, да еще и талантлив. Майка совсем отчаялась, и я в порыве вдохновения дала ей совет… ну, немного сменить имидж.
При этих словах Марина запнулась, и майор добавил:
— Обесцветить волосы и снять очки. Не волнуйтесь, страшная тайна большинства блондинок мне известна.
Собеседница засмеялась.
— Ну, да. А я думала, мужчины подобных вещей не замечают. Короче, Майка преобразилась и добилась своего. Но прежде, чем добиваться своего, не мешает поразмыслить: а свое ли это? Она завоевала Лешку, изображая из себя не то, что есть, но и сама видела вместо него нечто совсем иное. Она пыталась заставить его быть таким, как ей представлялась, а у него не вышло. Естественно! Оба набили шишек и все равно расстались. А теперь Майка для Леши — мечта, мираж, недостижимый идеал. Это куда для него лучше. Жизнь отдельно, идеалы отдельно. Да он бы умер от ужаса, согласись Майка за него выйти!
— И после этого вы уверяете, что не презираете его?
— Конечно. А по-вашему, хорошо относиться и не замечать недостатков — одно и то же?
— Ладно, — свернул тему Алферов, довольный тем, что заставил-таки Марину горячиться, — значит, Вольские вне подозрений. Ну-ка, а что накопали мои парни?
Он позвонил по мобильнику и вскоре сообщил:
— Все сходится. У Вольских алиби. Правда, в офисе стоит струйный принтер, но они сейчас у многих. А вот с госпожой Павловой дело сложнее… Кстати, Марина, что ж вы ее-то упустили? Всех посетили, а ее нет. Недосмотр!
— А я пыталась, — откровенно призналась собеседница, — но она не захотела. Я ее подкараулила у входа в банк, когда она шла с работы. Мол, случайно встретилась и хочу поболтать. Она поболтать никогда не отказывается, а тут сказала, что страшно болит голова. Настаивать я не решилась. А что, у нее нет алиби?
— В том-то и дело, что нет. Она взяла с утра пол-отгула. Неожиданно позвонила и отпросилась, хотя никогда раньше так не поступала. Кстати, у нее дома есть компьютер со струйным принтером, подарок банка. Она считается в банке прекрасным работником.
— А чем она мотивировала отгул?
— Головной болью.
— Может, правда?
— Может. А может, и нет. Вот что! Вы не захватили с собой обещанных фотографий авроровцев?
— Захватила.
— В таком случае, не хотите ли съездить к одной наблюдательной старушке? Надеюсь, она еще не легла спать.
— Конечно, хочу. Только…
— Да?
Марина, немного смутившись, попросила:
— Можно позвонить с вашего телефона? Буквально на минутку.
Алферов молча протянул трубку. Настроение снова упало. Перед кем это она обязана отчитываться?
— Мама? Я приеду поздно. Раньше одиннадцати не ждите, хорошо? Ну, сейчас ведь светло!
— Я довезу вас до подъезда, так что пусть не беспокоятся, — громко произнес майор.
— Меня довезут до подъезда, — повторила Марина. — Ну, пока! Извините, Александр Владимирович. Меня вовсе не обязательно довозить.
— Ну, конечно, — покладисто согласился он. — Я обязательно брошу вас посереди дороги, лучше всего на пустыре. В наших кругах это называется профилактикой преступности. Поехали?
Наталья Устиновна, слава богу, не спала и с большой охотой впустила гостей.
— Ты ему жена? — с интересом спросила она Марину, оглядев ее с головы до ног.
— Нет, — испуганно отчиталась та. — Я свидетель.
— Тогда ладно. Тогда ты не виноватая. А я тебя ругать хотела.
— В чем не виноватая? — опешила Марина.
— А вот!
Наталья Устиновна ткнула пальцем в алферовскую рубашку.
— Мятая, — назидательно сообщила она. — Я еще днем приметила. Жена есть?
— Нет, — тоже не без испуга отчитался Алферов. Он ведь точно эту рубашку гладил! Неделю назад или около того. Короче, после стирки.
— Плохо. Небось, желудок больной? Травки пьешь? Зверобойчик там…
Майор, у которого и впрямь начиналась язва (а трав он, разумеется, не пил), поспешно попросил Марину:
— Фотографии! Фотографии покажите.
Фотографии Наталья Устиновна разглядывала с упоением.
— Эта пигалица прискакала примерно полдвенадцатого, — заявила она про Леночку Бальбух. — А вышла уже после вашего, товарищ майор, приезда. А вот это та самая баба из золотой машины. Ну, она зашла в подъезд в десять, а вышла в одиннадцать. — Здесь речь шла о Свете.
— Замечательно! А еще кого-нибудь из этих людей вы видели?
Старушка в очередной раз дотошно просмотрела снимки.
— Эта тетка ходит иногда, но сегодня не была, — и она указала на Павлову.
— Что значит — иногда?
— Иногда, оно иногда и есть. Ну, в год раз или два. Я думала, она кому-то здесь родня. Дальняя.
— А когда вы ее видели в последний раз?
— С месяц назад, что ли? А остальных ваших людей не знаю. Юрского Владимира Борисовича знаю, конечно, чай, не безграмотная, но лично видеть не привелось.
— А пропустить вы сегодня никого не могли? — осторожно поинтересовался Алферов. — Отвлеклись на что-нибудь… ну, мало ли…
Слава богу, Наталья Устиновна не обиделась.
— А могла. Вот как баба уехала в золотой машине, ко мне подружка прибежала. Во-он из того дома напротив! У нас, говорит, такие дела, бежим, а то не успеем! — Наблюдательная старушка презрительно фыркнула. — Ну, и чего такого? Собака кошку на дерево загнала — эка невидаль? Знаете, — она заговорщицки понизила голос, — бывают такие бабки любопытные, угомону им нет. Вот моя подружка из таковских. Хорошая бабка, но уж больно ей до всего дело.
Алферов сочувственно кивнул, не собираясь спорить с утверждением, что многим бабкам свойственно неуемное любопытство. Впрочем, данное качество вовсе не казалось ему недостатком.
— И надолго вы уходили?
— Четверть часика, не больше. Может, кто и прошмыгнул. А, как я вернулась, скоро пигалица пришла.
— Наталья Устиновна! — торжественно обратился майор. — У меня вся надежда на вас. Без вашей помощи милиции не справиться. С самого утра… часов с восьми… припомните, заходили ли в подъезд посторонние? Такие люди, которых раньше здесь не бывало.
— Так с утра или с восьми? — встревожено уточнила собеседница. — А то с утра я за творогом ходила на угол, к молочной бочке, а сюда вернулась… да вот не раньше, чем часиков в восемь. Может, даже чуток попозже.
— Очень хорошо! Вот вы сюда вернулись, люди на работу пошли, а таких, кто, наоборот, приходил бы, наверняка было мало. Так?
— Так. Валька вернулась с ночной смены… потом эта, ну, девка одна есть. Камень в пупке блестящий и возвращается по утрам. Срамота!
— Но этих вы знаете, а чужие были? Не здешние?
— Был один… дурной такой. Попозже, после девяти. Даже еще попозже. Он недолго был, а как ушел, скоро золотая машина приехала. Точно!
— То есть ушел немного раньше десяти, а появился… минут десять пробыл, правильно?
— Поболе. Четверть часика или минут двадцать.
— То есть появился около половины десятого, — подсчитал насторожившийся Алферов. Юрский уединился в кабинете в девять двадцать, а ходьбы сюда десять минут. — А чем же он дурной, этот посетитель?
— Увечный, зато бородатый! — с торжеством поведала Наталья Устиновна. — Разве не дурной?
— Увечный?
— Горбатый. По походке вроде молодой, справный, а сам с горбом.
— Замечательная у вас память! — восхитился майор. — Опишите все, пожалуйста, как можно подробнее. Как одет, откуда появился.