Страница 43 из 48
— Сережа, где ты был в среду с половины двенадцатого до часу?
Сергей глубоко вздохнул, затем усмехнулся.
— И это знаешь? Твой приятель хорошо работает.
— Сережа, где ты был в среду с половины двенадцатого до часу?
— Не буду тебе врать. Хорошо. Я действительно был у Бекетова. Но я нашел его уже мертвым.
— Что?
— Это правда.
— Погоди… Значит, ты бросил студентов и поехал к нему? Просто так, без причины?
— Причина была. В понедельник мы обсуждали с ним кое-что, и мне это не давало покоя… а, чего уж теперь! Мы говорили о тебе… Он вспомнил ту странную беседу, которая произошла в понедельник вечером в лаборатории. Сперва затронули научные темы, потом Аню и Кристину, а потом…
— Ваш тип личности почему-то очень привлекателен для женщин, — не без зависти прокомментировал Сережа.
Видимо, зависть слишком явно прозвучала в голосе, поскольку Бекетов ответил:
— Брось, Сережка! В этом ровно столько минусов, сколько и плюсов. У нас у обоих с тобой по два брака, и от каждого дети. Но ты еще не дошел до той мысли, которая посетила меня на исходе пятого десятка. Не стоит заводить детей, если их мать — не та женщина, с которой ты будешь в силах провести всю жизнь.
— А если такой нет? Или она любит другого?
И тут же перевел разговор в иное русло (хотя ему оно не казалось иным):
— А вы не боитесь, что Лидия Петровна оскорбит Марину? Она ведь ненавидела ее со страшной силой. Я хорошо помню тот период. — Да, но в результате поле брани осталось за Лидой, так что она имела основания успокоиться. Скорее ей впору оскорблять Таню, но с Таней у них прочный мир. Кстати, тебе не кажется, что Кристинка чем-то на Марину похожа?
— Внешне? Что-то есть. Я имею в виду, от Марины той поры.
— Разумеется, внешне. Внутренне она совсем другая, тем и интересна. Хотя и тут есть нечто общее.
— Что же?
— Возможно, дело в возрасте, но Кристинка пока совершенно естественна. Много ли ты знаешь подобных женщин? Ведь они по природе актрисы. Нет, не волнуйся, оскорбить Маришу я Лиде не дам. Мариша — создание хрупкое.
— Мне так не кажется. У нее весьма твердый характер.
— Одно другому не мешает. Твердое-то как раз и бывает хрупким.
— А, раз вы считаете ее хрупкой, — сказал Сергей, чувствуя, как бешено бьется сердце, — отпустите ее.
— Ну, нет! — улыбнулся Бекетов. — Ты многого хочешь от жизни, Сережа. Даже тебе не все должно даваться даром. Борись, если для тебя это важно.
— С вами? Думаете, есть смысл? — попытался съязвить Некипелов.
— Решай сам. А то ишь — выбрал себе женщину, каких и на свете не бывает, да хочешь, чтобы ее тебе преподнесли на блюдечке?
— Но вам ведь она не нужна.
— Ошибаешься. Мариша для меня — это отдушина. Мне легче оттого, что я знаю: в любой момент я могу вернуться к ней. Эта мысль утешает в самые тяжелые минуты.
— Вы забыли про ее характер. Дольше трех месяцев вам вместе не выдержать.
— Про ее характер забыть трудно, Сережа. Да, он у нее нелегкий. Наверное, почти так же отвратителен, как мой, а в чем-то даже похлеще.
— Это в чем же, интересно?
— Мариша защищает свое человеческое достоинство, как немного помешавшаяся на материнстве кошка любимых котят. А, возможно, на котят вовсе и не покушались, а просто шли мимо. Психика женщины должна быть гибче. Женщина по природе своей должна легко ко всему приспосабливаться. Но, с другой стороны, ценя Маришку за отсутствие у нее типично женских недостатков, трудно надеяться, что она не приобретет взамен другие. Зато я твердо знаю, что могу ей доверять. Если она любит, то любит, верно и постоянно. Кто ж тебе такую отдаст?
— …Теперь ты знаешь, как он к тебе относился, — мрачно сообщил Марине Сергей. — Держал про запас, на всякий случай. Это, по-твоему, порядочно по отношению к тебе?
— Погоди! — прервала его Марина. — Значит, ты поехал к нему в среду, потому что…
— Потому что все это не давало мне покоя. Я хотел договорить с ним.
— Но почему ты решил говорить с ним, а не со мной?
— Я же объяснял тебе! — горячо воскликнул Сергей. — Неужели ты не понимаешь?
— А во сколько ты там был?
— Чуть позже двенадцати. Я поехал не сразу, сперва немного поколебался. И назад вернулся не сразу. Мне было не по себе, и я немного помотался по городу.
— Хорошо. А почему ты не сказал никому, что был в тот день у Володи? Следователю, например? Он ведь спрашивал тебя.
Некипелов кивнул.
— Да, я сглупил. Так уж получилось. Когда я зашел туда и увидел… увидел тело и прочел записку… я был уверен, что это самоубийство.
— А как ты зашел?
— Дверь была отперта. Я толкнул ее, и она поддалась.
— А это не навело тебя на какие-нибудь подозрения? — поинтересовалась Марина.
— Нет. Володя подобных вещей не боится, мог и не закрыть. Я про другое. Я был уверен, что это самоубийство, понимаешь?
— Да.
— Ну, вот. Он был мертв, совершенно определенно мертв, и оттого, что я нашел бы его на пару часов раньше, чем Аня, ему не стало бы лучше. Для него это было уже все равно, понимаешь?
— Для него — да.
— А для меня нет. Ты же знаешь, мне скоро ехать в Америку, на три месяца, поездка по университетским городам. У меня еще никогда не было такого шанса! Подобные приглашения не повторяют. Я не собираюсь там оставаться, я не ненормальный, я понимаю, что куда большего добьюсь здесь, но эта поездка решит мои проблемы раз и навсегда. Я войду в элиту, мне будут открыты любые возможности, я буду получать любые гранты. Разве я не заслуживаю этого? А ты помнишь, сколько я намучился, пока мне дали визу? Помнишь, да? Американцы, они дают эти визы крайне неохотно. Просто все жилы в консульстве вытянут, пока согласятся. Там даже надпись висит: «Каждый русский хочет получить визу в США, чтобы нелегально остаться там жить. Ваша цель — доказать, что в вашем случае это неверно».
— Да, я это знаю.
— И вот представь себе… я нахожу тело… начинается расследование, и я оказываюсь главным свидетелем. Что, если с меня потребуют подписку о невыезде? Все насмарку? Это было бы глупо. Володя и сам не хотел бы этого. Он очень ценил успехи своих учеников.
— Если это самоубийство, — медленно произнесла Марина, — вряд ли тебя бы из-за него задержали.
— Возможно, но я не хотел рисковать. Просто не видел в этом смысла. Если б это могло помочь Володе, неужели ты думаешь, я бы не сделал все, что угодно? Но ему это уже не помогло бы, а мне повредило. Вот и все мои грехи.
— А если его еще можно было спасти? Сделать промывание желудка? Ты был у Володи сразу после двенадцати, а записка напечатана на компьютере в одиннадцать сорок шесть. Всего-то четверть часа… — Нет, Мариша. Он был мертв окончательно и бесповоротно. Думаю, прошло все же больше четверти часа.
— Хорошо. Но потом выяснилось, что это убийство. Почему ты тогда не сказал правду? Возможно, это помогло бы в расследовании.
— Ну, неужели ты не понимаешь, Мариша? — ласково спросил Сергей. — Раз я уже сказал следователю, что там не был, то не мог изменить своих показаний. Это было бы вдвойне подозрительно. Если бы я сразу понял, что это убийство, я бы сразу во всем признался, уверяю тебя, а теперь у меня не оставалось выбора. Надо всегда держаться первоначальных показаний, это самая умная тактика. Тем более, меня вряд ли в среду мог кто-то заметить, время было дневное, все на работе. Но ведь тебе в такую минуту я не захотел соврать! Рискуя навлечь на себя подозрения, рискуя, что мне закроют визу, я сказал тебе правду. Потому что я люблю тебя, Мариша.
Он прикоснулся к Марининой руке, и тут она закричала:
— Не смей называть меня Мариша!
И выскочила в коридор. Точнее, попыталась выскочить. С больной ногой это получилось куда медленнее, чем ей хотелось. Конечно, Сергей с легкостью мог бы ее догнать, но он лишь молча смотрел вслед. Викина машина давно стояла у входа в корпус.