Страница 10 из 43
— Почти никогда. Папа считает, что криком ничего не решишь.
— Ваш папа молодец. Я доведу вас до квартиры.
Это странно, но я словно слышала непроизнесенные вслух логические связки. «У вас в семье редко повышают голос, вы не привыкли к крику и поэтому сейчас измучены. Ваш папа молодец, так что не стоит огорчать его, возвращаясь по темным улицам в одиночестве». Подобное бывало у меня с Лилькой.
— Я должна была позвонить ему, выходя, — зачем-то сообщила я. — А я забыла. А сотовый разрядился.
— Возьмите мой.
— Да нет, не надо. Я звоню, чтобы он знал, во сколько меня встречать.
— Ваш папа молодец, — повторил Юрий Владимирович. — А моя Светка считает, что ей море по колено. Пятнадцать — самый опасный возраст.
Я быстренько подсчитала, что отцом он стал в двадцать два.
— Что, она тоже забывает звонить? — улыбнулась я.
— Случается. Впрочем, она девочка добрая и понимает, что я волнуюсь. Но полагает, это просто причуда с моей стороны. Она у меня непуганая.
— А я пуганая. Мне от метро на автобусе, а там через пустырь.
Он искоса на меня глянул, не решаясь задать вопроса, и я добавила:
— На меня однажды напал один ненормальный. Я ударила его бутылкой с пепси-колой и убежала. Это было ужасно. Я разбила бутылку о его голову. До сих пор тошно вспоминать. Иногда мне кажется, что я могла его убить, хоть и понимаю, что это бред.
— Одним маньяком стало бы меньше, — почти дословно повторил Юрий Владимирович высказывание моего папы. И с тем же гневом. Не знаю, с чего меня вдруг потянуло на откровенность. Видимо, реакция на пережитое.
Я уговорила своего провожатого ненадолго зайти ко мне.
— А то не поверят, что я возвращалась не одна, — пошутила я.
Он зашел, познакомился с мамой и папой, поинтересовался здоровьем Лильки. Ничего утешительного мы не узнали. Мама твердо решила завтра вести ее к невропатологу, а, если получится, и к психиатру. Настроение у меня вновь упало до нуля.
Моя подруга лежала на кровати, уткнувшись в стенку.
— Ты ведь и не пытаешься взять себя в руки, — не выдержав, накинулась на нее я. — А ты задумываешься, каково нам все это видеть? Маме и так плохо, а тут еще за тебя переживает. И я, и папа, и Димка. Ты о нас подумала? Хотя бы ради нас можешь собраться?
— Не могу, — жалобно прошептала Лилька. — Если б он просто умер, то могла бы. А когда я его убила, не могу.
Наверное, мне не стоило этого делать, однако удержаться не было сил.
— Его убила не ты, — вырвалось у меня. — Его убил кто-то, кто подслушал наш разговор и подсыпал яд так, как мы придумали. Вот и все. Все очень просто.
— Это ты нарочно, чтобы меня утешить, — не поверила она.
— Нет, вовсе нет. Я действительно так считаю.
— Если… но такого не может быть. У нас нет такого человека. Если б я знала, что это другой, а не я, тогда… Но ты ведь не можешь никого назвать, да?
— Пока — не могу, — отрезала я. — Только это пока. А потом назову.
Просто черт дернул меня произнести подобные слова. Я редко бросаюсь обещаниями. А тут вот бросилась.
Назавтра Лильку увезли в клинику неврозов. Врач уверяла, что, помимо всего прочего, сказался грипп, которым моя подруга умудрилась переболеть в прошлом месяце. Бывают, мол, такие последствия. Моя комната снова стала только моей, но меня это не радовало. Я села и принялась думать.
Прежде всего, верю ли я в то, что Сережку отравили. Да, верю. Все от меня отмахиваются, никто не согласен, а я вот верю, и все. Основана ли моя вера исключительно на эмоциях или у нее есть логические причины? Есть логические причины, есть. Во-первых, поразительное совпадение разговора и действительности. Сразу две бледные поганки за десять дней — не многовато ли? Во-вторых, утверждение Андрея, будто поганок среди собранных грибов не было. В-третьих, то, что ели грибы трое, а отравился один, причем тот самый. В-четвертых, пропажа банки с кофе. Она так и не нашлась, хотя я перерыла все. А выбросить ее по ошибке никто не мог. Это ведь не обычная жестянка, а специальная, с красивым узором и золотым тиснением — очередной Галин подарок.
Итак, я верю, что бедный Сережка погиб не случайно. Имел ли кто-нибудь возможность отравить его и замести следы? Да, любой член наших двух секторов плюс Сергей Сергеевич Марченко, начальник отдела. И время для преступления было выбрано необычайно удачно — кавардак из-за стенки увеличивал шансы убийцы остаться незамеченным. Элементарно — подслушал нас, через неделю подсыпал яд, а вечером выкинул банку. Кстати, зачем? Ну, все мы читаем детективы и наслышаны про отпечатки пальцев. Однако их можно стереть. Или действовать в перчатках. В книгах обычно надевают перчатки.
Я представила себе, как один из нас в августе посереди рабочего дня напялил перчатки, и улыбнулась. Вот уж сей поступок не прошел бы мимо потрясенных коллег! Нет, перчатки исключаются. В таком случае, встает вопрос, что легче: стереть отпечатки или выкинуть банку? Разумеется, последнее. Сунуть ее в сумку — секундное дело. К тому же оставлять отраву на прежнем месте глупо. Вдруг кто из сотрудников прельстится-таки и ее выпьет? Новый труп будет некстати — он явно продемонстрирует, что поход Сережки за грибами тут не при чем. Начнется расследование, а это лишнее. К тому же существую еще я. Нетрудно предугадать мои действия в подобной ситуации. Найди я тот кофе, плюнула бы на все, отнесла б его в милицию и уговорила сделать анализ. Костьми бы легла, но заставила!
И тут меня молнией ударила страшная мысль. Откуда убийца мог знать, что действие отравы не начнется в пятницу? Как там в справочнике? «Яд начинает действовать через 10 и более часов». Стало бы Сережке плохо ночью, до поездки в лес, и весь хитрый план был бы разрушен. Что случилось бы тогда? А вот что. В понедельник у нас на работе появился бы милиционер и сообщил нам ужасную новость. Удержало бы его присутствие Лильку от истерики? Однозначно — нет. Она все равно закричала бы: «Это я его убила! Я отравила его бледной поганкой!» Милиционер поинтересовался бы мотивами. Что ж, о них поведал бы любой. И дело было бы благополучно раскрыто.
Я вытерла холодный пот со лба. Какой мерзавец! Ей и так плохо, а он еще хотел посадить ее в тюрьму! Это самого его надо посадить! Ненавижу его, ненавижу! Только… только кого?
Я вытащила из стола тетрадь и на первой странице написала:
«Мой сектор.
1. Николай Андреевич Зубков, заведующий, 55 лет.
2. Сергей Углов, заместитель, 30 лет.
3. Андрей Глуховских, ведущий инженер, 30 лет.
4. Владимир Владимирович Середа, ведущий инженер, 40 лет.
5. Анна Геннадьевна Горбунова, конструктор, 52 года.
6. Таня Антоничева, программист, 23 года.
7. Иван Иванович Бойко, техник, 50 лет.
8. Вика Бачурина, лаборант, 19 лет.»
Не спрашивайте, при чем тут возраст и должность. Просто с ними список выглядел как-то солиднее. Итак, 8 человек. Однако кое-кого можно вычеркнуть. Например, меня и Сережку. Зачем я нас вообще вписала? Значит, подозреваемых остается шесть. Еще стоит вычеркнуть… Нет, не надо! Разумеется, хочется оправдать всех, только этого нельзя. Нужно не поддаваться эмоциям, а рассуждать.
Я перевернула страницу и составила второй список.
«Лилькин сектор.
1. Юрий Владимирович Германн, заведующий, 37 лет.
2. Даниил Абрамович Дольский, заместитель, 50 лет.
3. Владик Капица, старший инженер, 27 лет.
4. Галя Углова, старший инженер, 27 лет.
5. Аэлита Кучерук, конструктор, 23 года.
6. Рита Крылова, бухгалтер, 35 лет.
7. Саша Васильев, техник, 25 лет.
8. Нина Вадимовна Уральцева, лаборант, 50 лет».
Что ж, здесь можно вычеркнуть аж четверых. Во-первых, Сашка и Нина Вадимовна уже с месяц лежат с гепатитом. Такая вот у нас неожиданно возникла напасть. Хотя, если верить газетам, вирусы сейчас вообще жутко активизировались и удивительно, что не все мы заболели. Короче, эти двое заведомо не при чем. Еще Лилька не при чем, разумеется, и еще Галя. Или… Я задумалась. Есть ли хоть малейшая вероятность, что Сережку убила сестра? Разве что по ошибке. Они очень любят… любили друг друга. Вон, как она теперь переживает, даже на меня набросилась. А ведь она — выдержанный и воспитанный человек, для нее подобное поведение нехарактерно. Как бедная Галя должна была намучиться, чтобы наговорить мне таких гадостей. Кстати, среди них было что-то странное… сейчас сосредоточусь и вспомню… сперва она сказала, что я рада его смерти, я одна, а потом… потом спросила, не я ли его отравила. Именно так. Откуда у нее вообще возникла мысль о сознательном отравлении? Значит, ее тоже не устраивала версия о случайности? Почему версия не устраивала меня, понятно — из-за нашего с Лилькой разговора, а вот что насторожило Сережкину сестру? Только вряд ли она ответит мне на этот вопрос. Я у нее сейчас не в чести.