Страница 2 из 3
Значительная часть пословиц возникла в эпоху зарождения и развития феодальных отношений, господства патриархального хозяйства и уклада жизни. Мужчина занимался ратным делом или охотой, женщина — домашним хозяйством. Пословицы увековечили подобное разделение труда:
Тугой лук — коромыслице, калены стрелы веретеньица. Колчан пригож стрелами, а обед — пирогами.
Исключительно мужским пословицы провозглашают кузнечное ремесло: Не кует железа молот, кует кузнец. Работу у наковальни фольклор трактует как таинство, священнодействие.
Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца. Отголосок представлений о потусторонней, волшебной природе кузнечного дела. В пословичного «черта», по-видимому, превратился легендарный народец — гмуры. Более привычное их европейское название — гномы. Гмуры-мастера первыми научились добывать руду, плавить металлы. Они похожи на людей, только ростом не вышли. От гмуров по легенде люди переняли тонкости кузнечного ремесла.[1]
Сказочный народец гмуры, от них по легенде люди переняли тонкости кузнечного ремесла
В российской истории не так уж много отыщется событий, породивших пословицы. Одну из самых лаконичных и ярких вызвало к жизни крещение Руси: Добрыня крести мечом, Путята — огнем. Имена не вымышленные, а подлинные. Добрыня был родным дядюшкой князя Владимира Святославовича. Путята — ближайшим сподвижником Добрыни, его военачальником. Добрыня начинал конюхом, дорос до «золотой казны учетчика» (что-то вроде княжеского министра финансов). Сначала Добрыня насаждал в Новгороде культ Перуна в качестве официального (во многом чуждого угро-финскому большинству населения города), затем в 988 г. руководил крещением новгородцев, уничтожив всех идолов, в том числе и тех, которых сам раньше устанавливал. Перуна постигла общая печальная участь — его идола «биюще железом и пихающе и вринуша его в Волхов». Новгородцам-язычникам пришлись не по вкусу подобные действия. Они восстали, «дом Добрыни разориша, имение разграби-ша, жену и неких сродник его избиша». Но восстание было обречено: толпе с дрекольем противостояли отлично вооруженные дружинники князя. Отсюда в пословице и выбор оружия — элитного меча.
Позже меч для обозначения принадлежности к высшим сословиям уступит место другим видам оружия — палашу и булаве:
Хоть нагишом, да с палашом, / При войсковой булаве, да при своей голове/ Кому булава в руки, кому костыль/ Не велик большак, да булава при нем.
Бердыш, также упоминающийся в пословицах, напротив, — оружие массовое. Ими наряду с пищалью и саблей были вооружены стрелецкие полки:
Идти в рать, так бердыш брать. Шпага, в отличие от упомянутого выше палаша, трактуется как оружие рядового состава: Солдат без шпаги хуже бабы/ Без шпаги, что без шапки (без жены).
Копье в русских пословицах обычно никого не пугает. Отношение к нему свойское, порой даже панибратское:
Копье аль решето (от игры в орлянку)/ Не копьем побивают, а умом/ Не пройми копьем, пройми языком!
Любопытно, что защитное вооружение вообще не фигурирует в пословицах. Нет ни лат, ни щитов, ни шлемов. Одно лишь наступательное оружие.
Что до врагов, с которыми сражался русский человек, то в пословицах редко встречается упоминание их национальной принадлежности. Исключение составляют разве что татары: самый страшный и жестокий неприятель, от которого житья не было целых 300 лет:
Не бьет стрела татарина/ Постой, татарин, дай саблю выхватить.
Увековечена и Отечественная война 1812 года: На француза и вилы ружье.
Вилами дворянское сословие уж точно в бою не пользовалось. И такой разновидностью копья, как рогатина, тоже, разве что изредка на охоте.
Отношение к рогатине в пословицах неизменно уважительное. Рогатина выручала русского мужика в схватках с крупными хищниками и с врагами в человечьем обличье:
Правда рогатиной торчит/ Присмирел, что волк под рогатиной/ На комара с рогатиной/ На всякую гадину есть рогатина/ Исплошили медведя рогатиной (т. е. силой).
И вот особенно выразительная, определившая особенность народного характера:
Мужик, что рогатина: как упрется, так и стоит.
Читаешь эти пословицы и представляешь, как на сборные пункты стекалась русская рать. Бояре являлись в доспехах, с дорогими булатными клинками, большим запасом продовольствия. Однодворцу броню заменял стеганый тягиляй. Вооружен он был старой дедовской саблей и засапожным ножом. В качестве оруженосца при нем состоял челядинец, тащивший рогатину и мешок сухарей. Вот так, сухарями да рогатинами и выигрывал русский человек самые кровопролитные баталии.
Сабля как вид холодного оружия прочно укоренилась на Руси после Батыева вторжения. Тогда же, по-видимому, начинают возникать и пословицы:
Идет воевать, а не хочет саблю вынимать/ И сабля остра, и шея толста (что пересилит?).
Сначала сабля была принадлежностью благородного сословия, но с XVI века стала массовым оружием. Особенно полюбили ее стрельцы и казаки.
Конкретное историческое наполнение имеет поговорка, в которой нет прямого упоминания оружия, но оно подразумевается: Еще казацка матка не умерла. Имеется в виду сабля Богдана Хмельницкого. Сам клинок — польского происхождения, его длина — 60 см, общая — 90 см. Рукоять из слоновой кости, с навершием в виде орла. Крестовина эфеса латунная. Деревянные ножны обтянуты кожей с серебряными накладками и наконечником. На обеих сторонах клинка — надписи, подтверждающие его принадлежность к личному арсеналу гетмана. Сабля хранилась в музее города Переяслава-Хмельницко-го. В 1992 году ее похитили. Спустя 10 лет она была возвращена в музей. Сабля Хмельницкого, человека, понятно, не бедного, удивляет своей скромной отделкой: ни золота, ни драгоценных каменьев. Будь она кокетливо нарядной, вряд ли окрестили бы ее казаки «маткой».
«Удар в штыки», начиная с Полтавского сражения, стал излюбленным атакующим приемом русской армии. Даже после появления пушек и пулеметов штыковой удар оставался мощным средством силового, а главное, психологического воздействия на противника. До сих пор еще можно услышать, как число бойцов считают «по штыкам». Штык пользовался популярностью у сочинителей пословиц:
Пуля дура, штык молодец/ Пулей за камнем не достанешь, а штыком из земли выковырнешь/ Руби пехоту. Вались на штык. Иди напролом!/ Не только штык, но и колос врага колет.
Штык — символ отваги, удали, патриотизма.
В разделе «Богатство-достаток» у Даля нет ни одной пословицы или поговорки с присутствием оружия. Простой народ не связывал его с понятием благосостояния. Еще любопытнее, что и в другом разделе — «Воровство-грабеж», — где топорам, ножам и прочим их родственникам, казалось бы, самое место, их нет. Значит, и татьбу народ не ассоциировал с холодным оружием, во всяком случае с клинковым. Лишь кистень вошел в фольклор как инструмент разбойничьего промысла:
Кому кистень, а кому четки/ В лесу кистенем, а в саду огурцом/ Игра — предатель, а кистень — друг (разбой вернее игры).
Кто угодно изготовит простейший кистень. Нужны гиря, цепочка или ремешок и палка. Кованое оружие — другое дело. Необходимы мастерство и талант.
Уважительное, позитивное отношение к булатному клинку возникло в незапамятные времена и нашло яркое отражение в фольклоре. Мудрый подход предков нам грех не разделить.
1
А.И. Асов «Златая Цепь. Мифы и легенды древних славян», М. — Наука и Религия,–1998,— С 157-158