Добыча

Он пожал плечами:

– Сборщикам никакие особые условия не требуются.

– Сборщикам? – удивленно переспросил я. – Ты хочешь сказать, что все производство осуществляют молекулярные сборщики?

– Конечно. Я думал, ты это уже понял.

– Нет, Рикки. Этого я не понял. И я не люблю, когда мне врут.

Рикки сделал обиженное лицо:

– Я и не вру.

Но я был уверен – врет.

Большинство специалистов уверено, что наноинженерия отыщет со временем способ создания сборщиков – миниатюрных молекулярных машин, способных производить конкретные молекулы. Но насколько мне было известно, ни в одной из лабораторий мира этого пока еще сделать не удалось. А теперь Рикки небрежно, как бы между делом, сообщает, что «Ксимос» сумела получить молекулярные сборщики, которые снабжают эту компанию нужными ей молекулами. И я ему не поверил.

Пытаясь собраться с мыслями, я уставился себе под ноги. И обнаружил, что некоторые участки пола сделаны из стекла. Сквозь это стекло я разглядел идущие ниже уровня земли стальные трубы.

Это, предположил я, подача сырья, органического материала, который сборочные линии преобразуют в конечные молекулы.

Внимательно оглядев пол, я проследил трубы до их появления из соседней комнаты. Сквозь стекло я увидел округлые стальные подбрюшья баков, замеченных мною раньше. Цистерн, которые похожи на оборудование пивоварни.

Тогда-то я и понял, что здесь происходит на самом деле.

– Сукин ты сын, – сказал я.

Рикки улыбнулся, пожал плечами:

– Не без этого.

Расположенные в соседней комнате баки и в самом деле были емкостями, в которых происходил контролируемый рост бактерий. Да только Рикки изготавливал не пиво – он изготавливал микробов, и причина, по которой он это делал, не вызывала у меня сомнений. Неспособная создать настоящих наносборщиков, «Ксимос» для получения нужных молекул использовала бактерии. Это была генная инженерия, а никакая не нанотехнология.

– Ну, не совсем так, – сказал Рикки, когда я изложил ему свои соображения. – Однако готов признать, что мы используем гибридную технологию. Да это, собственно, и неудивительно, не так ли?

Он был прав. Уже по крайней мере лет десять наблюдатели предсказывали, что генная инженерия, информатика и нанотехнология со временем сольются воедино. Нет, например, особой разницы между созданием новой бактерии, способной вырабатывать, скажем, молекулы инсулина, и созданием рукотворного микромеханического сборщика, вырабатывающего новые молекулы. И то и другое происходит на молекулярном уровне.

– С помощью бактерий, – сказал Рикки, – мы получаем только субстратные молекулы, сырой материал, а потом строим из них то, что нам требуется, методами наноинженерии.

Я указал на емкости:

– Какие клетки вы там выращиваете?

– Один из штаммов Е. coli, – ответил Рикки.

Е. coli – распространенная бактерия, которую можно встретить где угодно, даже в кишечнике человека. Я сказал:

– Значит, вот как вы получаете ваши молекулы. Их производят для вас бактерии.

– Да. Мы получаем двадцать семь первичных молекул. Потом они соединяются в среде с относительно высокой температурой, при которой атомы более активны.

– Потому-то здесь так жарко?

– Ну да. Максимальная интенсивность реакции достигается при шестидесяти четырех градусах по Цельсию, однако определенное количество молекулярных комбинаций возникает уже при двух градусах.

– А другие условия не нужны? – спросил я. – Вакуум? Давление? Сильное магнитное поле?

Рикки покачал головой:

– Нет, Джек. Мы поддерживаем такие условия, чтобы ускорить сборку, но особой необходимости в них нет.

– И из этих составляющих молекул образуются сборщики?

– И они затем собирают молекулы, которые нам нужны.

Создание сборщиков с помощью бактерий – это было умное решение. Но для чего в таком случае нужна столь сложная стеклянная конструкция?

– Разные щупальца позволяют нам создавать до девяти сборщиков одновременно, – объяснил Рикки.

– А где сборщики производят конечные молекулы?

– В этой же установке.

Подойдя к ближайшему компьютеру, Рикки вывел на дисплей схематическое изображение сборщика. Сборщик походил на цевочное колесо с расходящимися во всех направлениях спиральными стрелами и плотным узлом атомов в середине.

– И они создают блоки ваших камер? – спросил я.

– Так оно и есть. – Он снова застучал по клавиатуре. Появилась новая картинка. – Это наша окончательная микромашина, камера, рожденная, чтобы летать. Перед тобой молекулярный вертолет.

– А где пропеллер? – спросил я.

– Пропеллера нет. Машина использует вот эти округлые выступы, торчащие под всеми узлами. Это ее движители. Машина маневрирует, используя вязкость воздуха.

– Используя что?

– Вязкость. Воздуха. – Он улыбнулся. – Не забывай, это микроуровень. Совершенно новый мир, Джек.

Сколь бы новаторским ни был этот проект, Рикки оставался связанным требованиями Пентагона, и конечный его продукт военных не удовлетворял. Да, «Ксимос» построила летающую камеру, превосходно показавшую себя в ходе испытаний в закрытых помещениях. А вот снаружи малейший ветерок раздувал ее, точно облачко пыли.

Команда инженеров «Ксимос» пыталась модифицировать основные блоки, повысив их мобильность. Но пока безуспешно. Тем временем Министерство обороны разочаровалось в нанотехнологии в целом, контракт с «Ксимос» был расторгнут, через шесть недель военные прекращали финансирование.

– Так вот почему Джулия в последние недели так старалась найти инвесторов.

– Правильно, – откликнулся Рикки. – Если честно, к Рождеству наша компания может вылететь в трубу.

– Рикки, я программист. Я не могу решить проблему мобильности агентов. Это вопрос технический. Не моя сфера.

– Да я знаю. – Он помолчал, нахмурясь. – По правде сказать, мы думаем, что в решении мог бы помочь программный код.

– Код? В решении чего?

– Джек, я буду с тобой откровенен. Мы совершили ошибку, – сказал он. – Но это не наша вина. Клянусь. Виноваты строители.

И он объяснил, что строители забыли установить фильтры в одном из четырех основных вентиляционных каналов.

– Они и пазов-то для них не прорезали, так что строительные инспекторы даже не поняли, что чего-то не хватает. Инспекторы подписали акт приемки здания, мы начали работу и три недели спустя выбросили в окружающую среду неотфильтрованный воздух.

– С какими загрязнителями? Рикки прикусил губу:

– Всего понемногу.

– Вы выбросили Е. coli, сборщиков, конечные молекулы, все?

– Да, так получилось. Около двадцати пяти килограммов.

Рассказывая об этом, Рикки нервничал все сильнее. Я не понимал, в чем тут причина. Столь малое количество вещества, если только оно не высокотоксично и не радиоактивно – а здесь об этом речи не шло, – ущерба окружающей среде нанести не способно.

– Ну и что, Рикки? – сказал я. – Эти частицы разнесло ветром по пустыне. Они распадутся под воздействием солнечного света и космического излучения. Несколько часов или дней – и их нет. Верно? Рикки пожал плечами:

– На самом деле, Джек, тут не…

И в этот миг зазвучал сигнал тревоги.

Сигнал был тихий – мягкое, настойчивое жужжание, – но Рикки он заставил подскочить.

– В чем дело? – спросил я.

– Что-то привело в действие систему тревоги сигнализации периметра. – Он снял с пояса рацию. – Винс, поставь защиту.

Переговорное устройство потрескивало.

– Защита поставлена, Рикки.

– Подними давление.

– Оно уже выше базового. Поднять еще?

– Нет. Оставь как есть. Мы его уже видим?

– Пока нет.

– Черт!

Рикки повесил рацию обратно на пояс и быстро застучал по клавиатуре. Экран компьютера разделился на полдюжины изображений, поступающих с камер системы безопасности, расставленных по всему комплексу зданий. Одни показывали пустыню сверху, другие – с уровня земли.