Последний кольценосец

Той ночью он, разумеется, не спал; сидел за столом у ночника, тщетно ломая голову – можно ли тут хоть чем-нибудь помочь? Принц превосходно разбирался в философии, вполне прилично – в военном деле и в искусстве разведки, но вот в тайнах женской души он, по совести говоря, ориентировался весьма слабо. Так что когда дверь его комнаты распахнулась без стука и на пороге возникла прозрачно-бледная Йовин – босиком и в ночной рубашке, – он пришел в совершеннейшую растерянность. Та, однако, уже шагнула внутрь – отрешенно, как сомнамбула; рубашка соскользнула к ногам девушки, и она приказала, вскинув голову и низко-низко опустив ресницы:

– Возьмите меня, принц! Ну же!!

Он подхватил на руки это легонькое тело – о черт, да у нее же нервный озноб, зуб на зуб не попадает! – и, перенеся ее на свое ложе, укрыл парой теплых плащей… Что там еще есть? Пошарил вокруг глазами – ага! Фляга с эльфийским вином – то, что надо.

– Ну-ка, выпей! Сейчас согреешься…

– А вы не хотите согреть меня как-нибудь иначе? – Она не открывала глаз, и тело ее, вытянутое в струнку, продолжала колотить крупная дрожь.

– Только не сейчас. Ты же возненавидишь меня на всю оставшуюся жизнь – и поделом.

И тогда она безошибочно поняла – можно; наконец-то можно… И, не заботясь более ни о чем, разревелась, как в далеком-далеком детстве, а он прижимал к груди это дрожащее и всхлипывающее, бесконечно дорогое существо и шептал ей на ухо какие-то слова – он и сам не помнил какие, да и не имели они никакого значения, и губы его были солоны от ее слез. А когда она выплакала до дна всю эту боль и мерзость, то спряталась обратно в норку под плащами, завладела его рукою и тихо попросила: «Расскажи мне что-нибудь… хорошее». И тогда он стал читать ей стихи, лучшие изо всех, что знал. И всякий раз, стоило ему остановиться, она стискивала его ладонь – как будто боялась потеряться в ночи, и произносила с непередаваемой детской интонацией: «Ну еще немножко! Пожалуйста!..»

Она уснула под утро, не выпуская его руки, так что он еще подождал, сидя на краешке ложа, пока сон ее не станет крепче, – и лишь тогда склонился над ней, осторожно коснувшись губами виска, а потом устроился в кресле… Глаза он открыл спустя пару часов от какого-то шороха, тут же услыхал сердитое: «Пожалуйста, отвернись!», а несколькими секундами погодя жалобное: «Слушай, дай мне чего-нибудь накинуть – не могу же я разгуливать средь бела дня в таком виде!» А уже стоя в дверях (на ней теперь был его охотничий камзол с подвернутыми рукавами), она вдруг вымолвила – тихо и очень серьезно: «Знаешь, те стихи… Это что-то необыкновенное, со мной никогда в жизни такого не бывало. Я приду к тебе сегодня вечером, и ты почитаешь мне еще что-нибудь, ладно?» Короче говоря, к тому времени, когда в Эдорас отправилось послание, в коем Фарамир справлялся у Йомера – не возражает ли тот против решения своей сестры Йовин стать княгиней Итилиенской, вечерние литературные чтения прочно вошли в их семейный обиход.

– …Ты меня не слушаешь?..

Йовин, давно уже умывшаяся и одевшаяся, огорченно глядела на принца.

– Прости, малыш. Я и вправду задумался.

– О грустном?..

– Скорее – об опасном. Вот думаю – а не пришлет ли нам с тобой Его Величество король Гондора и Арнора свадебный подарок? Как бы твоя давешняя шуточка насчет мышьяка и стрихнина не оказалась пророческой…

Произнося эти слова, он нарушил одну неписаную заповедь: не упоминать в этих стенах об Арагорне. Лишь однажды, в самом начале их романа, Йовин внезапно и без видимой связи с предшествующим разговором сказала:

– Если тебя интересует, каков он был как любовник, – она стояла отвернувшись к окну и с преувеличенным вниманием разглядывала что-то во дворе, не замечая его протестующего жеста, – то могу сказать совершенно честно: очень так себе. Понимаешь, он ведь привык только брать – всегда и во всем; одним словом, «настоящий мужчина»… – Губы ее при этих словах скривила горькая усмешка. – Конечно, множеству женщин именно это и нужно, но я-то к их числу не принадлежу…

Некоторое время она вопросительно глядела на Фарамира, а затем кивнула и задумчиво произнесла – как будто подведя про себя некий окончательный итог:

– Да, пожалуй что с него станется… У тебя есть план, как избежать такого подарка?

– Есть. Но все зависит от того, согласится ли сыграть за нашу команду Берегонд.

– Прости, если я лезу не в свое дело… Ведь этот человек убил твоего отца; каков бы он ни был, это все-таки отец…

– Думаю, что Берегонд тут ни при чем. Больше того: я сегодня попробую это доказать, и прежде всего – ему самому.

– А почему именно сегодня?

– Потому что раньше было нельзя. В тот день – помнишь, в обеденном зале? – он вел себя очень неосторожно. Я специально не общался с ним все эти дни, чтобы хоть как-то усыпить бдительность ребят из Белого отряда, но сейчас, похоже, расклад такой, что пан или пропал. Одним словом, пригласи его заглянуть ко мне по какому-нибудь невинному поводу; да смотри, чтобы разговор ваш происходил на людях – у нас никаких секретов нету! А ты сама – когда поедешь сегодня на охоту – оторвись ненароком от сопровождающих и поспрошай у народа, эдак невзначай, насчет одного лесного хутора…

В глазах вошедшего в комнату Берегонда тлел слабый огонек надежды: может быть, не все потеряно?

– Здравия желаю, Ваше Высочество!

– Здравствуй, Берегонд. И не надо так официально… Я просто хочу, чтобы ты помог мне связаться с Его Величеством.

С этими словами принц, порывшись в стоящем у стены вьючном ящике, осторожно водрузил на стол большой шар из дымчатого хрусталя.

– Видящий камень!.. – изумился капитан.

– Да, это палантир; второй сейчас в Минас-Тирите. Арагорн из каких-то соображений не желает, чтобы я пользовался им сам, и наложил на него заклятие. Так что будь добр, возьми шар и вглядись в него…

– Нет! – отчаянно замотал головою Берегонд, и на лице его отразился ужас. – Что угодно, только не это!! Я не хочу увидеть обугленные руки Денетора!

– Так ты уже видел их? – Принц внезапно ощутил смертельную усталость: значит, он все же ошибся в этом человеке…

– Нет, но мне говорили… Их видит всякий, кто заглянет в его палантир!

– Не беспокойся, Берегонд. – В голосе Фарамира послышалось облегчение. – Это не тот палантир, не Денеторов. Тот – как раз в Минас-Тирите, он тебе неопасен.

– Да?.. – Капитан с некоторой все же опаской взял Видящий камень в руки, довольно долго всматривался в него, а затем со вздохом поставил обратно на стол. – Простите, принц, – ничего не вижу.

– Ты уже увидел все, что надо, Берегонд. Ты не виноват в гибели Денетора – можешь спать спокойно.

– Что??! Как вы сказали?!!

– Ты не виноват в гибели Денетора, – повторил принц. – Извини, но мне пришлось ввести тебя в заблуждение: наш палантир – как раз тот самый. В нем и в самом деле бывают видны черные скрюченные пальцы, но их видят только те, кто сам приложил руку к убийству короля Гондора. Ты ничего не увидал – стало быть, чист. В тот день твоя воля была парализована чьей-то мощной магией – думаю, что эльфийской.

– Правда? – прошептал Берегонд. – Вы, наверное, просто хотите меня утешить, и это все же другой палантир… (Ну скажи, скажи мне, что это не так!)

– Да ты сам подумай – кто бы мне дал этот самый «другой палантир»? Мне и этот-то вернули потому лишь, что сочли его безнадежно испорченным: сами они и вправду не могут разглядеть в нем ничего – ладони Денетора загораживают все поле зрения. О том, что люди, непричастные к преступлению, могут пользоваться им по-прежнему, они, по счастью, даже не подозревают.

– А для чего вы мне сначала сказали – не тот?

– Видишь ли… Дело в том, что ты – человек легковерный и очень внушаемый; именно этим и воспользовались эльфы с Митрандиром. Я боялся, что ты просто примыслишь себе эту картинку – самовнушение иногда играет с людьми и не такие шутки… Но теперь, хвала Эру, все позади.

– Все позади, – хрипло повторил Берегонд. С этими словами он опустился на колени и глядел теперь на принца с такой собачьей преданностью, что тому стало неловко. – Значит, вы позволите служить вам, как в старые времена?