Страница 83 из 103
– Ну и что же, что проваливаюсь? Я вас не прошу платить за мое учение.
Юкиэ больше не в силах была сдерживать переполнявшие ее чувства. Она замолчала, и обильные слезы хлынули на ее сиреневую юбку. Хозяин смотрел то на юбку, то на склоненное лицо Юкиэ, словно раздумывая над психологическим источником ее слез. В это время в столовую заглянула О-Сан и, выставив свои красные руки, объявила:
– Гость пожаловал.
– Кто? – осведомился хозяин.
– Гимназист, – ответила О-Сан, искоса поглядывая на плачущую Юкиэ.
Хозяин встал и направился в гостиную. Я осторожно последовал за ним – мне необходимо было изучать людей и собирать нужный материал. Изучать человека следует в те моменты, когда он волнуется. Только тогда изучение приносит желаемые результаты. В обычной обстановке люди все обыкновенные, ни слушать, ни смотреть на них не интересно. Но когда человек волнуется, в нем, обыкновенном человеке, под влиянием каких-то таинственных сил, проявляются какие-то странные, необыкновенные, диковинные, удивительные качества. Одним словом, возникают явления, весьма поучительные для нас, кошек. К явлениям такого порядка относится, несомненно, и горючая слеза, пролитая Юкиэ-сан. Пока Юкиэ-сан разговаривала с хозяйкой, в ней нельзя было даже заподозрить столь необычные свойства. Но едва вернулся хозяин и поставил свою масленку возле хибати, она внезапно – словно дохлого дракона ошпарили из кипящего котла – проявила неведомые свойства своего характера, необычайно странные, необычайно диковинные, необычайно удивительные, о наличии которых до той поры невозможно было догадаться. Впрочем, эти прекрасные свойства характера обычны для всех женщин. К сожалению, они не так легко проявляются. То есть вообще-то проявляются постоянно, но далеко не так свободно и не с такой силой, как в данном случае. Мне удалось быть свидетелем этого представления только потому, что на свете живет вот такой чудак, с макушкой набекрень, мой хозяин, который и меня, случается, гладит против шерсти. Я не сомневаюсь, что люди чувствуют себя как на сцене всюду, где появляется мой хозяин. И только благодаря хозяину у меня есть возможность приобрести достаточный опыт в отношении людей, хотя век кошки и короток. Счастливая судьба! Интересно все-таки, кто же наш гость?
А гость был гимназистом лет семнадцати, чуть моложе или чуть старше Юкиэ-сан. У него была огромная синяя голова, остриженная под машинку, и картофелеобразный нос. В общем, ничего достопримечательного в его внешности не было, если не считать громадного черепа. Череп, даже голый, был необычайно велик, а если бы на нем росли такие волосы, как у хозяина, он бы привлекал к себе всеобщее внимание. Хозяин считает, что такие головы не приспособлены к восприятию наук. Возможно, так оно и есть, но на первый взгляд подобная голова, похожая на голову Наполеона, производит ошеломляющее впечатление. Как и все другие гимназисты, наш гость был одет в кимоно с короткими рукавами. Белья под кимоно не было. Говорят, что это очень изящно – надевать кимоно прямо на голое тело и ходить босиком. Но этот юнец имел очень вульгарный облик. Может быть, виной были босые ноги: на циновках отчетливо выделялись три грязных следа. У гостя был смущенный вид. Нет ничего удивительного в том, что смущенный человек сидит тихо, но этому смущенному виду совершенно не соответствовала громадная нахальная голова. Нахалу, который гордится тем, что не здоровается с преподавателем, тяжело, конечно, высидеть в позе нормального человека хотя бы полчаса. Но со стороны выглядит очень смешно, когда подобный тип делает вид, будто он от рождения образец благопристойности и оплот нравственности. Любопытно, как это они, такие наглые и развязные на гимнастических площадках и в классах, способны сдерживать себя при других обстоятельствах? Эта мысль возбуждала во мне насмешливую жалость к нашему гостю. И как бы ни был глуп и бестолков хозяин, он начинает казаться человеком значительным, когда сталкивается лицом к лицу с таким учеником. Вероятно, и хозяин сознает это. Есть поговорка, что пылинки, скопившись, образуют горы. Ученики, собравшись вместе, представляют собой силу, которой нельзя пренебрегать. Они способны на остракизм и на стачку. На мой взгляд это нечто вроде храбрости пьяного труса. Дикие выходки стада учеников можно рассматривать как результат временного безумия, наступившего вследствие опьянения сознанием своего численного превосходства. В противном случае разве посмел бы такой вот типчик, который сидит сейчас, забившись в угол, презирать своего преподавателя? Разве посмел бы он выкидывать дурацкие шутки?
Хозяин пододвинул к гостю дзабутон и предложил сесть на него. Но господин Тыквоголовый не двинулся с места, он словно окаменел. Было странно видеть за безучастным ко всему дзабутоном безмолвную громадную голову. Дзабутон предназначен для сидения. Хозяйка купила его не для того, чтобы им любовались. Сидеть на циновке рядом с дзабутоном – это оскорбление для дзабутона, а следовательно, и для его хозяина. А господин Тыквоголовый вовсе не питал к дзабутону никаких враждебных чувств. Попросту говоря, он с младенческих лет ни разу не сидел по-человечески. Ноги его уже начали ныть от претерпеваемых ими мук, но он упорно отказывался от дзабутона, несмотря на то, что дзабутон оказывался из-за этого в дурацком положении, и несмотря на то, что дзабутон был предложен самим хозяином. Ах, какой стеснительный этот господин Тыквоголовый! Лучше бы он стеснялся тогда, когда таких, как он, собирается целое стадо. Пусть бы стеснялся в гимназии. Пусть бы стеснялся в пансионе. Нет, он стесняется там, где это совсем не нужно. А там, где нужно стесняться, он хулиганит. Скверный Тыквоголовый бонза…
Фусума тихо раздвинулись, и Юкиэ-сан почтительно подала бонзе чашку чая. Во всякое другое время бонза не упустил бы случая сказать по этому поводу какую-нибудь гадость, но сейчас при виде цветущей девицы, которая церемонно, по всем правилам школы Огасавара, изученным в гимназии, протянула ему чашку, он растерялся окончательно. Юкиэ-сан хихикнула и снова неслышно удалилась. Видимо, при одинаковом возрасте женщины более развиты, нежели мужчины. Юкиэ-сан гораздо смелее бонзы. И ее хихиканье было особенно выразительно после только что пролитых горючих слез.
После того как Юкиэ ушла, обе стороны некоторое время сидели молча. Наконец хозяин решил, что это уже похоже на самосозерцание с целью совершенствования духа, и раскрыл рот:
– Как бишь тебя?
– Фуруи.
– Фуруи? Ага, Фуруи. А дальше? Имя?
– Фуруи Буэмон.
– Фуруи Буэмон… Угу… Да, имя довольно длинное. Несовременное имя. Старинное имя. Ты, кажется, в четвертом классе?
– Нет.
– В третьем классе?
– Нет. Я во втором классе.
– Во втором «А»?
– Нет, «Б».
– «Б»? Значит, ты в моей группе? – удивленно сказал хозяин.
Если говорить по правде, эта гигантская голова с первых же дней своего появления в гимназии поразила воображение хозяина. Иногда он даже видел ее во сне. Но дурак хозяин был не в состоянии установить связь между этой примечательной головой и старинным именем, а тем более между головой, старинным именем и группой «Б» второго класса. И, постигнув наконец, что эта чудовищная голова, снившаяся ему по ночам, принадлежит ученику класса, в котором он, хозяин, является наставником, он мысленно захлопал в ладоши от восторга. Однако ему все еще было невдомек, для чего этот тыквоголовый парень, да еще со старинным именем, да еще ученик его класса, явился к нему. Еще не было случая, чтобы ученики наносили визиты своему не пользовавшемуся популярностью учителю хотя бы по случаю Нового года. Фуруи Буэмон был поистине редким гостем. Хозяин не знал, как себя повести, потому что не знал, чем он обязан этому визиту. «Пришел развлечься? Вряд ли, за этим ко мне не ходят. Пришел сообщить о том, что меня уволили? Нет, тогда он держался бы развязно. И тем более не может быть, чтобы он пришел попросить моего совета о том, как следует жить». Нет, хозяин никак не мог додуматься, зачем явился Фуруи Буэмон. Впрочем, если судить по виду Фуруи Буэмона, то ему самому было неясно, зачем он пришел. Наконец, отчаявшись, хозяин спросил официальным тоном: