Страница 91 из 106
Конечно, при отсутствии документов нам остается лишь гадать, какими соображениями руководствовался Горбачев, придумав такой невероятный трюк, как «заговор» против самого себя. А в том, что это было именно так, убеждают меня все детали столь странного «заговора», тщательно скопированного с известного сценария снятия Хрущева в 1964 году и построенного на дезинформации о «борьбе реформаторов и консерваторов» в политбюро. Вспомним: эта дезинформация, упорно распространявшаяся все время правления Горбачева, была основой его успеха на Западе. Даже самые ярые антикоммунисты (Рейган, Тэтчер) клюнули на эту «дезу», постоянно «спасая» Горбачева от мистических «консерваторов», а уж просоветские силы сделали из нее законную основу для перекачки миллиардов долларов в казну Кремля. Что же могло быть более логичным, чем использование того же трюка для введения военного положения? Оказавшись на краю пропасти, Кремль разыграл тот самый сценарий, которым семь лет пугали и Запад, и Восток: сценарий «заговора консерваторов» и смещения Горбачева, позволявший в то же время «успокоить» страну самыми жестокими средствами. А Горбачев триумфально вернулся бы месяца через три, милостиво «смягчил» бы некоторые крутые меры своих подручных и возобновил бы умеренную «перестройку» при полном восторге Запада. Ручаюсь, он бы еще 30 миллиардов долларов выманил у Запада под такую развязку…
Однако, как и в сценарии «бархатной революции», кремлевские стратеги, при всей своей хитрости, не учли одного — реакции собственного народа. С ним настолько не привыкли считаться, что и не подумали, какую роль он может сыграть в затеянном спектакле. Не учли и той степени распада, в которой находились их же структуры власти. И партия уже разбегалась по «коммерческим структурам», и армейское командование не хотело стать козлом отпущения, и даже кагебешники не знали, что с ними сделают в заключительной сцене этого шоу. Никто из них не захотел платить своей жизнью за спасение сгнившего режима, а запутавшемуся в собственной лжи Горбачеву не верил уже никто, кроме Запада.
Любопытно, что, столкнувшись с массовым неповиновением страны, так называемые «путчисты» растерялись и… побежали к Горбачеву в Крым, видимо, просить его выйти из тени и возглавить поворот к военному положению. Хорош «заговор», не правда ли, когда «заговорщики» бегут к своей «жертве» за советом и покровительством? Так и видишь их, уговаривающих Горбачева:
— Михаил Сергеевич, без вас ничего не получается. Армия отказывается двигаться без приказа главнокомандующего, а народ столпился вокруг Белого дома, без кровопролития их не рассеять. Вся надежда на вас…
Естественно, он теперь это отрицает, и столь же естественно «путчисты» — попросту говоря, все руководство страны — утверждают, что действовали по его приказу. Кто из них прав, кто нет, можно лишь гадать. Разобраться в их лжи невозможно без независимого, объективного и беспристрастного суда, которого так и не было. Бесспорно одно: вся подготовка к введению военного положения была произведена под его непосредственным руководством. Заколебался ли он в последний момент, как в свое время Ярузельский, или действительно затеял всю эту дьявольскую игру, чтобы выглядеть «красивее» в глазах мира, вернувшись из Крыма этаким примирителем в уже контролируемую его подручными страну, — остается неизвестным до сих пор.
Да в сущности это ведь и не так важно: трех дней и ночей всеобщего неповиновения вполне хватило для окончательного краха режима. С провалом «путча» КПСС была запрещена, здание ЦК опечатано, а опьяненные моментом свободы толпы бродили по Москве и снимали памятники вождей. Но, как бы ни пьянил толпу этот момент свободы, он не был революцией. Лишенная стержня, страна просто распалась на составные части, контролируемые своими партийными мафиями. «Новая» политическая элита, всплывшая на поверхность, оказалась старой номенклатурой, вовремя приспособившейся к новым условиям. И никаких радикальных изменений этой «элите» уже не было нужно, как не нужна ей и старая идеология, ибо в ее руках остались и «коммерческие структуры», и собственность, и фиктивные партии, и средства информации, и международные связи со старыми «друзьями». Наступила эра «теневой власти», когда уже невозможно определить, кто за кем стоит да кто кому служит. Эра «клептократии», из которой России, боюсь, уже не выбраться.
Только Горбачев, вернувшись в Москву, все твердил об обновлении социализма, о новой роли уже исчезнувшей КПСС, о новом «союзном договоре» уже несуществующих республик…
9. «I am not naive, you know…»
Легко понять как восторги «левых» по поводу «перестройки», так и их радость по поводу несостоявшейся революции — для них с самого начала не было альтернативы «детанту», а сохранение у власти партийной «элиты» при видимости демократии вполне соответствовало их желаниям. Только такой вариант и мог прикрыть их соучастие в преступлениях режима, при котором режим не оказывался бы преступным или, в крайнем случае, выглядел бы «исправившимся». В этом смысле Горбачев был для них находкой — если бы он не существовал, его следовало бы выдумать.
В сущности, так оно и было: «реформатора», «либерала», «демократа» Горбачева выдумала западная левая «элита» с подачи советской дезинформации. Вспомним: тот же самый образ «либерала» и «реформатора» начали уже было создавать Андропову, когда он пришел к власти в 1983 году; но Андропову не повезло со здоровьем, и он умер, не получив Нобелевской премии мира. Горбачев просто был моложе и здоровее своего учителя и покровителя — в этом все их отличие. Окажись у Андропова здоровые почки, быть бы ему кумиром прогрессивного человечества, а весь мир, затаив дыхание, следил бы за его «мужественной борьбой с консерваторами» в политбюро. Его, а не Горбачева, провозгласил бы журнал «Тайм» человеком десятилетия, «Коперником, Дарвином и Фрейдом коммунизма в одном лице», и толпы западных баранов восторженно блеяли бы: «Юрий! Юрий!» — вместо: «Горби! Горби!»
В сущности, какая разница — Горбачев или Лигачев, Андропов или Черненко? Дело ведь не в способностях советских вождей, а в наличии мощных сил «мира, прогресса и социализма» на Западе, для которых «выживание идеи социализма» было вопросом выживания их самих. Благодаря им мир и погрузился в «посттоталитарный» абсурд вместо выздоровления от коммунистической чумы. Пока они дружно спасали своего кумира от его собственного народа, никакая настоящая, «неконтролируемая» оппозиция, способная сместить номенклатуру и стабилизировать положение, сформироваться не могла. Не нашлось сил у обезглавленного, задуренного «гласностью» народа противостоять мнению всего мира «Мнение Запада» стало для него абсолютным и единственным критерием правды в то смутное время фантастической лжи. И откуда ему было знать, что и это «мнение» подтасовано идейными братьями их тюремщиков? При отсутствии политического опыта — где ж им было понять, что промедление смерти подобно: спасать надо или страну, или чужую «идею», а затянувшаяся агония режима сделает выздоровление страны почти невозможным. Семь лет, потерянные на партийную перестройку да на «поддержку Горбачева», — ох, как потом аукнутся!
Однако успех «гласности и перестройки» никогда не был бы столь полным, а эффект их — столь катастрофичным для всего мира, если бы всеобщая эйфория не парализовала и консервативные круги Запада. Понять причины этого паралича гораздо труднее, тем более что к целому ряду ведущих консервативных политиков выражение «паралич» вряд ли подходит. Мы все помним, что одним из наиболее ранних и последовательных сторонников Горбачева была, например, Маргарет Тэтчер, объявившая его человеком, с которым она «может делать бизнес», еще до его прихода к власти. Спрашивается, неужели политик такого класса, да еще посвятивший свою жизнь борьбе с социализмом в своей стране, не видел той простой истины, что ее новый друг делает ровно противоположное? Или хотя бы того, что генеральный секретарь ЦК КПСС — не царь, а коммунистический режим — не монархия и, стало быть, каковы бы ни были его личные наклонности, «бизнес» придется делать не с ним, а со всем коммунистическим режимом?