Страница 8 из 42
ПОЛИТИКА
ТАКОГО ЕЩЕ НЕ БЫЛО: ГОСБАНДИТЫ
Здравствуйте, Юрий Игнатьевич. Посылаю вам статью, чтобы вы помогли мне разобраться, есть ли все-таки в делах власти положительный момент? Создание госкорпораций это возвращение национального достояния народу или очередное надувательство? Привожу текст статьи. Глава ФПГ «Финансгрупп» ОЛЕГ ШВАРЦМАН рассказал о возглавляемом им бизнесе с участием родственников людей из силового блока администрации президента, о возможном создании госкорпорации «Социальные инвестиции» и об идее «бархатной реприватизации», которую она призвана реализовать. Обозревателю «Ъ» МАКСИМУ КВАШЕ на конференции в Пало-Альто (США) оставалось лишь записывать.
— Не так давно возглавляемая вами компания «Финанс-траст» стала одним из трех победителей на конкурсе Российской венчурной компании (РВК) и в ближайшее время должна получить бюджетное софинансирование на венчурные инвестиции. Как обстоят дела с формированием капитала венчурного фонда?
— «Финанс-траст» формирует несколько фондов венчурных инвестиций: один совместно с РВК и пять региональных. Региональные фонды — это МЭРТ плюс регионы. 25 % капитала обеспечивает МЭРТ, 25 % — регионы, 50 % мы привлекаем с рынка. У нас пять регионов — Волгоградская, Воронежская, Самарская области, Чувашия и Башкирия. Их мы закрываем в декабре. Эта история началась еще раньше, чем РВК, ее курирует глава департамента госрегулирования МЭРТа Андрей Шаров.
В совместный фонд с РВК мы заводим свои деньги до 30 ноября 2007 года, затем РВК перечисляет нам свою половину денег. Наши израильские коллеги (финансовая группа «Тамир Фишман». — «Ъ») подписали с оставшимися инвесторами соответствующие обязательства (коммитменты). 30 ноября фонд «закрыт».
— Как обстоят дела с портфелем проектов? Когда можно будет говорить о первых закрытых проектах (проекты, по которым достигнута договоренность по инвестициям)?
— Что касается выбора инвестпроектов, у нас запущен специальный проект, который мы заранее готовили, — портал «Венчур. Ру». Это наша собственность, мы из него делаем аналог лондонского AIM — это реально биржа высоких технологий. Мы не думаем, что проекты придут через портал самотеком, но, если не вкладывать в маркетинг, они точно не придут. Мы собираемся сделать самый крупный пайплайн (pipeline — «трубопровод», система поточной реализации проектов в России. — «Ъ»), самый широкий тьюб (tube — «труба», по смыслу равнозначно предыдущему. — «Ъ») через самые разные инструменты. Базовые организации ФПГ «Финансгрупп» охватывают 68 регионов, там сейчас идет очень активная работа по формированию региональных потоков.
Кроме того, мы купили базу у Миннауки, неофициально, конечно. Эти 4 тыс. проектов — то, с чего мы изначально начали работать. Плюс все, что на рынке движется или не движется, пытаемся запутать в «Венчур. Ру». Есть реальная возможность позиционировать его на западных рынках — сайт уже полностью дублирован на английский язык, сейчас делаем немецкую и японскую версии. В России мы будем собирать проекты и позиционировать их для зарубежных венчурных инвесторов.
— Кто и как будет оценивать проекты?
— Формирование потока проектов многоступенчатое: и через научные учреждения, и через вузы, и через «Венчур. Ру». А дальше будет начинаться работа экспертного и инвестиционного комитетов. Экспертный представлен российскими специалистами, они будут оценивать научную привлекательность без учета коммерциализации. А инвестиционный — коммерческие перспективы. В экспертном комитете есть люди из Института биохимии, Курчатовского института (одна из наших стратегий — нанотехнологии). Я пока не буду называть фамилии, тем более что я просто не всех помню. Я в компании выполняю стратегические функции — бизнес-планирование, формирование новых бизнес-стратегий, то есть куда движемся, с кем работаем. Операционные функции — задача наших израильских коллег.
— Казалось бы, для венчурного фонда выбор проектов — самая что ни на есть стратегическая задача…
— Да. Но я президент нашей компании, член инвестиционного комитета. У нас есть генеральный директор — это техническая фигура, в ближайшее время он будет заменен на кандидата, который сейчас будет утвержден Европейским банком реконструкции и развития. Пока я не могу назвать фамилии — рассматриваются несколько людей, которые работали в «Дельта-капитале», в «Ренессансе», с европейским бэкграундом, с американским. Но это опять-таки компетенция моих израильских коллег, у них свои критерии оценки специалистов.
— Частные деньги для венчурного фонда «Финанс-траста» собирали только израильтяне?
— Да, это было изначально так. При этом русских денег там просто нет, все деньги европейские, израильские, американские.
— А каковы функции «Финанс-траста»? Как вы разделите их с «Тамир Фишман»?
— Наши функции должны были обеспечить победу в конкурсе, сформировать на стартовом этапе операционную команду, которая, как только пойдут деньги, будет частично заменена. То есть сформировать оболочку, которая, как первая ступень, вынесет ракету на околокосмическую орбиту, а дальше технические функции заменяются профессиональными менеджерами, а на нас остается стратегия.
— То есть во время конкурса МЭРТу показывали не ту команду, которая будет реально работать?
— Нет, почему. Ту команду. Прилетал и директор «Тамир Фишман» Эльдад Тамир, прилетали потенциальные менеджеры, которые будут участвовать. Естественно, Эльдад не будет гендиректором «Финанс-траста», это было понятно с самого начала, он все-таки управляет гораздо большими историями. Собственно говоря, мы запустили «Финанс-траст» как проектную компанию, в ней, безусловно, произойдут еще изменения в штатном расписании, но уже такие, незначительные.
— Финансово-промышленная группа «Финансгрупп» не очень известна. Когда стали известны результаты конкурса РВК, мы в «Ъ» не так много про вас поняли. Удивились, например, обнаружив следы политической активности. Кто ее контролирует, какие финансовые параметры деятельности вы готовы раскрыть?
— «Финанс-траст» — это наша дочка, но венчурные инвестиции далеко не основное направление нашей деятельности. Я совладелец и президент финансово-промышленной группы «Финансгрупп», то, чем мы владеем и управляем, оценивается примерно в $3,2 млрд. Но я сам никогда в операционный менеджмент не вхожу. Я занимаюсь стратегией, политикой, социальными проектами.
— Внушительно для малоизвестной компании. Так владеете или управляете?
— И то и другое. Но это очень переплетенная история, мы очень тесно аффилированы с некоторыми политическими фигурами и управляем их активами. Имеем отношения и с администрацией президента, и с ее силовым блоком. У нас есть и очень серьезные нефтяные активы — Русская нефтяная группа, я ее совладелец и президент, и другие, например Русская алмазная группа, «Русские инструментальные технологии». И вообще, холдинг «Русская бизнес-группа» — очень серьезная структура.
— Структура реальных собственников не раскрывается?
— Там разные офшоры, кипрские и другие компании. Это не руководство администрации президента, это члены их семей, высокопоставленные люди. Есть и «физики» — физические лица, все близкие, фээсбэшники или эсвээровцы.
— А о каких еще политических связях идет речь?
— У нас есть политическая организация, которая называется «Союз социальной справедливости России», я в ней всегда отвечал за экономику и финансы и финансировал организацию. Эта структура была создана в 2004 году, после того как президент Путин сказал, что большой бизнес должен иметь социальную ответственность перед государством. Тогда наши коллеги из ФСБ решили, что должна возникнуть организация, которая будет ходорковских всяких наклонять, нагибать, мучить, выводить на социальную активность…
— Такой «коллективный вымогатель»?
— Да. В попечителях там все силовые министерства: и Минобороны, и МЧС, и МВД, разумеется. Но исполнители и директора менялись, потому что были конфликты, междоусобицы. Например, кто-то прижал крупного бизнесмена, он звонит — все говорят: «Стоп-стоп-стоп, подожди». Стало понятно, что не работает инструмент, потому что у каждого олигарха есть свои отношения с теми же самыми силовыми структурами. Поэтому концепция немного изменилась, никто не захотел ссориться, нам предложили найти ей новое применение.