Шесть голов Айдахара

По-разному приходят люди к власти. Одним она достается по наследству, другим помогают сильные друзья, третьи идут к заветной цели через трупы и кровь. Коварство и хитрость – главное оружие таких людей. И меч, и стрелу заменяет им умение льстить и убивать из-за угла ударом ножа в спину.

Таким был и Хромой Тимур. Но владел он и еще одним качеством, которого не было ни у одного эмира города. Если Тимур грабил, то грабил без всякой жалости; если сжигал города, то дотла; если устраивал резню, то ужасы о ней люди передавали из поколения в поколение.

Новый правитель Мавераннахра хотел удивить и напугать мир. Умертвив побежденных, воины по приказу Тимура воздвигали из отрубленных голов курганы.

Тимур был уверен, что слава его достигнет небес тем быстрее, чем больше уничтожит он людей, чем больше городов превратит в руины. Тимур мечтал бросить под ноги своего коня вселенную, а потому часто повторял: «Народы, живущие на земле, не стоят того, чтобы ими управляли двое».

Он проливал кровь, но главные дела ждали его впереди. Заняв место Хусаина, он делал все, чтобы подчинить себе остальных эмиров Мавераннахра.

Ничто так не ценилось у кочевников, как знатное происхождение. Оно нередко заменяло ум, воинскую доблесть, храбрость. Поэтому по приказу Тимура преданные ему люди стали распускать слух в народе о том, что во времена Чингиз-хана его предки за особые заслуги получили от Потрясателя вселенной право на управление аймаками, улусами. Но в это не поверил никто. Положение Тимура оставалось неустойчивым. Власть над Мавераннахром была в его руках, но управлять им он не имел права, пока среди других эмиров были люди, по знатности рода стоящие выше его и действительно ведущие свою родословную от Чингиз-хана. В любой миг, собрав достаточно сил, чтобы вступить в борьбу, они могли пойти против Тимура.

И тогда Тимур решил жениться на вдове эмира Хусаина, дочери Газан-хана – Инкар-бегим. Сближение с потомками Чингиз-хана, родство с ними давало возможность новому правителю Мавераннахра чувствовать себя более уверенно. Муж дочери хана стоял намного выше простого эмира, а имея за собой сильное войско, мог даже объявить себя гурханом. Родственные узы обязывали потомков Джагатая поддерживать Хромого Тимура.

Оставалось только сделать так, чтобы Инкар-бегим согласилась стать его женой. Захочет ли она разделить ложе с человеком, причастным к смерти ее прежнего мужа?

Еще когда Хусаин был жив, Тимур не раз ловил себя на мысли, что Инкар-бегим нравится ему, и желание обладать ею нередко охватывало его. Но тогда эмир со своим войском был нужен Тимуру больше, чем самая красивая женщина мира, и он легко подавлял в себе мысли о ней. Только однажды, когда по случайности они ненадолго оказались вдвоем, Тимур намекнул Инкар-бегим о своем желании. Женщина в ответ засмеялась.

– Если Хусаин узнает о твоих мыслях, – сказала она, – он прикажет своим нукерам сломать тебе вторую ногу.

Тщеславный Тимур едва поборол гнев, охвативший его. Он сделал вид, что слова Инкар-бегим не тронули его сердца, но в душе затаил на нее злобу и обиду. Он умел помнить и не прощать. Еще он поклялся, что наступит такое время, когда он сомнет дерзкую и его обнаженная грудь прижмется к груди строптивой красавицы.

Добиваясь своей главной цели – власти над Мавераннахром, Тимур на время забыл об Инкар-бегим. Исподволь, незаметно настраивал он тех, от кого могло зависеть будущее, против Хусаина. Тимур хорошо помнил, как возненавидели потомки Джагатая деда Хусаина Абдоллу, когда он решил сделать своею главной ставкой город Бухару. Привыкшие к кочевой жизни, руководствуясь заветами своего великого предка Чингиз-хана, они говорили: «Абдолла задумал спрятать от нас свои богатства, укрыть их за стенами крепости. Достойно ли так поступать степняку?»

Абдоллу убили. Теперь же, когда подобное сделал Хусаин, перенеся свою ставку в Балх, его ждала участь деда. И Тимур сделал все, чтобы это произошло как можно скорее.

Сейчас, когда Мавераннахр принадлежал ему, Тимур вспомнил вновь об Инкар-бегим. Но теперь, помимо мести, им владел и трезвый расчет. Вдова нужна была, чтобы возвеличиться над другими эмирами. Но как заставить ее стать его женой? Упрямая женщина могла и в этот раз посмеяться над ним, но теперь он, держащий в своих руках повод власти, не имел права простить ей этого, потому что, смирившись с отказом, он дал бы повод для насмешек.

Удачливый все находит на дороге. Людская молва донесла до ушей Тимура, что Инкар-бегим, овдовев, тайно встречается с джигитом, с которым она была дружна в детстве. Один раз в неделю на рассвете он приезжает к ее аулу и входит в белую юрту. Только на миг помутила ревность разум Хромого Тимура, тотчас же уступив место коварному замыслу. Теперь ему было понятно, почему так несговорчива была в свое время Инкар-бегим, почему казалась всегда преданной немолодому Хусаину.

Взяв с собой двух нужных ему людей, проверенных еще в ту пору, когда приходилось разбойничать на дорогах, он однажды, накануне среды, тайно выехал в сторону аула Инкар-бегим. Отпустив коней пастись в низине, Хромой Тимур вместе с нукерами поднялся на вершину сопки. Отсюда хорошо был виден аул вдовы – два десятка юрт у чистого родника. Ярко светила полная луна, заливая землю мерцающим колдовским светом. Тихо и безлюдно было вокруг.

После полуночи, когда созвездие Плеяд, похожее на горсть мелких алмазов, обернулось вокруг Темирказык – Полярной звезды и поднялось высоко в небо, из юрты Инкар-бегим выскользнул человек, с головы до ног укутанный в просторный халат, и быстро направился в сторону небольшого оврага. Только по походке можно было догадаться, что идет женщина. За нею неторопливо затрусил огромный волкодав.

Затаившиеся на сопке замерли. Что нужно женщине среди ночи в степи, что ищет она в глубоком овраге, похожем на черную трещину?

Ждать пришлось недолго. Женщина вскоре появилась. Тимур не поверил тому, что увидел. Зоркие глаза не могли его обмануть. В овраг спустился один человек – хрупкий и тонкий, а сейчас из него выбрался – большой и толстый.

Хромой Тимур вдруг тихо засмеялся.

– Смотрите, – сказал он своим спутникам. – Одним халатом укрылись двое. У них это здорово получается – даже ступают они одновременно.

Нукер с толстой короткой шеей и с могучей фигурой борца удивленно цокал языком.

– Нет на свете никого хитрее женщины… Даже дьявол не додумался бы таким образом провести в юрту чужого человека…

– Пора, – сказал второй нукер, разглаживая свои большие вислые усы.

– Нет, – Тимур сделал рукой предостерегающий жест. В глазах его тускло и зловеще мерцали лунные блики. – Пусть войдут в юрту и займутся своими делами… А уж потом…

Луна опускалась к земле, наливалась красным зловещим светом, приближался рассвет.

– Теперь пора, – тихо сказал Тимур, и густые его брови сурово и жестоко сошлись к переносице.

Трое неслышно спустились с сопки и направились к юрте Инкар-бегим. Навстречу им бросился волкодав, загривок его ощетинился, блеснули влажные от слюны белые клыки.

Длинноусый нукер протянул к нему руку, что-то сказал вполголоса, и пес виновато завилял хвостом. Тимур знал, кого брать с собой на это дело: нукер когда-то состоял в личной охране Хусаина и часто бывал в этом ауле.

Никто не помешал Хромому Тимуру приблизиться к юрте Инкар-бегим. После смерти Хусаина аулы его жен охранялись не строго, и те несколько воинов, которые должны были нести караулы, видимо, где-то крепко спали.

Резко отбросив полог, закрывающий вход в юрту, Тимур первым переступил порог. Язычок пламени в светильнике-ночнике резко качнулся, и по выгнутым стенам юрты заметались зловещие тени.

От того, что увидел Тимур, у него на миг перехватило дыхание. На белой перине, разостланной на почетном месте – торе, предавались любви Инкар-бегим и молодой джигит. Тела их были обнажены и блестели от пота.