Страница 11 из 13
Дрезден, Лейпциг, Мюнхен, Нюрнберг, Штутгарт и другие города стали ареной ожесточенных уличных сражений между вооруженными «пролетариями» и белыми добровольческими корпусами. При этом «стрелка весов» постоянно колебалась. В Лейпциге «спартаковскими» боевиками были остановлены эшелоны правительственных войск, направлявшиеся в Берлин. Добровольцев разоружили под угрозой артиллерийского обстрела, многих офицеров убили или ранили. В ходе боев за Лейпциг погиб сбитый спартаковцами летчик лейтенант Бюхнер — один из наиболее прославленных германских асов Первой мировой войны, имевший на своем боевом счету более 40 уничтоженных вражеских аэропланов.
Однако постепенно чаша весов склонилась в сторону белых. Столица Германского рейха была квартал за кварталом очищена от красных инсургентов, и 12 января добровольцы перешли в наступление на последний оплот «спартаковских» боевиков — полицей-президиум (ГУВД) Берлина, взятый штурмом, с большими потерями. Пламенные интернационалисты товарищи Карл Радек и Эмиль Эйхгорн благополучно спаслись бегством, бросив своих людей, которым пришлось «платить за разбитые горшки». Первый удар Коминтерна по Германии был отражен. Потери сторон в боях за Берлин составили (только убитыми!) более 300 у спартаковцев, и 77 — у белых добровольцев.
Тем не менее, в Берлине, как ни в чем ни бывало, продолжал выходить центральный печатный орган КПГ — газета «Ди Роте Фане (Красное Знамя)», а Карл Либкнехт и Роза Люксембург продолжали выступать с пламенными речами перед революционными рабочими. Правда, им постоянно приходилось перебираться с квартиры на квартиру, однако «вожди классово сознательных германских рабочих», несмотря на опасность, отказывались уехать из Берлина, надеясь взять реванш за январское поражение. Наконец, 15 января они были выслежены, схвачены добровольцами капитана Вальдемара фон Пабста из Гвардейской кавалерийской стрелковой дивизии (Гардекавалери-Шютцендивизион) и убиты при невыясненных до конца обстоятельствах.
После этого Коммунистическую Партию Германии возглавил пламенный интернационалист товарищ Пауль Леви.
Хотя речь шла всего лишь о ликвидации зачинщиков вооруженного антиправительственного мятежа в ходе обычной в военное время «зачистки», убийцы тт. Либкнехта и Люксембург в мае 1919 года предстали перед судом «буржуазного» государства (которое обезвреженные белыми добровольцами государственные преступники как раз и намеревались ликвидировать насильственным путем!) и были приговорены к разным срокам заключения — от двух лет до четырех месяцев тюрьмы (хотя шестерых обвиняемых оправдали за недоказанностью соучастия в совершении преступления).
В то же время в красной Совдепии «в ответ на злодейское убийство товарищей Карла Либкнехта и Розы Люксембург германскими контрреволюционерами» был объявлен «беспощадный красный террор», жертвами которого пали тысячи невинных, хотя и «классово чуждых» большевикам россиян, не только не имевших ни малейшего отношения к ликвидации вышеупомянутых «немецких товарищей», но и не ведавших об их существовании!
Но что поделать — стражи «пролетарской» революции руководствовались, согласно их же собственным заявлениям, не «буржуазными» юридическими нормами, а соображениями «революционной целесообразности».
В Петрограде большевики, в числе прочих, расстреляли «за Карла Либкнехта и Розу Люксембург» во рву Петропавловской крепости Великих Князей из Дома Романовых, митрополитов и епископов — членов Синода Российской Православной Церкви. После этого варварского, циничного расстрела остальных заключенных вывели на Кронверкскую набережную, где смертников уже ждала баржа. Несчастных набивали в трюм, заполнили заложниками всю палубу. Но, тем не менее, на барже все не поместились — так много жертв было схвачено «мстителями за вождей германского пролетариата»! Так что остаток, человек 300 «счастливчиков» — свидетелей злодеяния — отблокировали в печально знаменитую тюрьму Кресты. А полную баржу с цветом русской нации — лучшими представителями петербургской аристократии и интеллигенции на борту — вытянули на середину Невы и там медленно затопили. Крик и стон стояли над оцепеневшим от ужаса городом. Вот какие «славные» поминки справили красные палачи по товарищам Либкнехту и Люксембург!
После успешного завершения операции по ликвидации тт. Либкнехта и Люксембург (о которых Томас Манн писал в «Рассуждениях аполитичного» (6.1.1919): «Я презираю Либкнехта, Люксембург и т. д.; они не политики, а дикие социалисты») капитан Вальдемар фон Пабст (боевой офицер-ветеран германских «охранных» — т. е. колониальных — войск), близкий к генералу Эриху Людендорфу, был переведен в Потсдамскую бригаду рейхсвера. В 1920 году он «не выдержал творившихся вокруг безобразий» и предпринял, опираясь на штыки бригады, неудачную попытку военного переворота — «марш на Берлин». Но, оказавшись без поддержки других воинских частей, фон Пабст был вынужден бежать в Немецкую Австрию, где, вместе с князем Эрнстом-Рюдигером фон Штарембергом, организовал первые отряды антикоммунистического «геймвера» («геймверами» в Австрии, как уже упоминалось выше назывались отряды самообороны, аналогичные добровольческим корпусам и боровшиеся как с местными большевиками, так и с внешним противником — югославами, итальянцами и чехословаками, постоянно нападавшими на приграничные австрийские земли).
После подавления спартаковского мятежа и ареста в феврале 1919 года скрывавшегося на тайной берлинской явке пламенного интернационалиста Карла Радека можно было не опасаться за то, что должный порядок при проведении выборов в Национальное собрание будет соблюден. Выборы благополучно состоялись 19 января, но на всякий случай добровольческими корпусами были приняты необходимые меры предосторожности. Перед избирательными участками была выставлена охрана в стальных касках, с огнестрельным оружием и ручными гранатами. Города патрулировались белыми добровольческими частями, по улицам разъезжали автомобили с пулеметами, некоторые кварталы напоминали военный лагерь. Большинство (54 %) голосов на выборах и 236 депутатских мест получили партии буржуазного лагеря (Партия Центра, Немецкая Демократическая партия, Немецкая Народная партия и несколько партий помельче).
Социал-демократы (СДПГ и НСДПГ) получили вместе 46 % голосов и 187 мест в Национальном собрании. КПГ в выборах не участвовала (но не потому, что власти ей это запретили или поставили ее вне закона, а потому, что ее руководители ясно понимали: «вариант матроса Железняка» в Германии не прошел, а честный выигрыш ей «не светит»). Большинство рабочих, при отсутствии террора со стороны красных боевиков, проголосовало за социал-демократов. Так германские белогвардейцы волей-неволей спасли демократию (хотя не слишком ей симпатизировали).
КПГ перешла к активной внепарламентской борьбе. Ее главными лозунгами в этой борьбе были:
1) обобществление крупной промышленности,
2) признание Советов (в которых было сильно коммунистическое влияние), обеспечение и расширение их прав,
3) отмена правительственного указа от 19 января 1919 года о восстановлении единовластия офицеров в воинских частях (знакомая большевицкая тактика!) и об ограничении полномочий Советов солдатских депутатов,
4) роспуск добровольческих корпусов,
5) поголовное вооружение рабочего класса («вооруженный народ вместо армии как орудия классового господства реакционной буржуазии»).
Все эти лозунги были густо сдобрены обычной большевицкой социальной демагогией.
Но социально-экономические требования германских коммунистов — как это ни парадоксально звучит! — могли бы быть осуществимы только в том случае, если бы Германия была такой же аграрной страной, как Россия. В России это было возможно с перенесением национального воспроизводства в деревню, из которой большевики черпали необходимые им для раздувания национальной и международной революции материальные ресурсы путем простых насильственных изъятий, продразверстки, короче говоря — прямого грабежа, по принципу: «Мужик, что конопля — чем больше жмешь — тем больше выжмешь!». А в такой промышленно развитой, индустриальной стране, как Германия, массовая социализация всех средств производства, которой добивались «спартаковцы», неминуемо привела бы к тотальной дезорганизации, хаосу и прекращению всякого национального воспроизводства.