Хан Кене

А напротив Бегдербека сидели за дастарханом, поджав под себя ноги и впившись в куш-беги взглядами, Есенгельды и Саржан, сыновья Касыма-тюре, внуки хана Аблая из древнего рода Джучи — Чингисханова сына…

Есенгельды был тучным, коренастым человеком с темными миндалевидными глазами и красиво подкрученными кверху усами. А Саржан, статный, рыжеватый, подтянутый, как скакун перед состязаниями, не имел ни единой капли жира в теле. И хоть обоим было лет по пятидесяти, чувствовалось, что этот энергичный, со жгучими, сверлящими собеседника глазами человек опаснее своего брата.

Оба султана были одеты почти одинаково. На головах плотно сидели красивые сары-аркинские шапки с четырехгранным верхом из голубого бархата, отороченные по краям красным лисьим мехом. Фигуры их обтягивали белые домотканые кафтаны из тонкой верблюжьей шерсти с чернобархатными воротниками. Ноги были обуты в мягкие плотные ичиги из шкуры жеребенка, а спускающиеся на них манжеты синих бархатных штанов украшены старинным казахским орнаментом. Перепоясаны они были широкими ремнями с серебряной оковкой и большой золотой бляхой впереди.

Только вооружение было разное у них. У пояса Саржана висел старый и тяжелый булатный меч длиною с положенные восемь вершков от рукоятки. Рукоятка его была из желтоватого рога, а серебряные ножны прихвачены медными кольцами. У пояса же Есенгельды торчал лишь маленький нож с посеребряной ручкой и вместительная, изготовленная из архарьего рога чакча — для хранения нюхательного табака…

Наметанный глаз куш-беги видит все: словно наизнанку вывернуты перед ним братья-султаны. В глазах у обоих непотухающие огни: сомнение, недоверие, ожидание. Люди ведь просто шашки для игры. Прошло уже немало времени, как присели они к дастархану, но оба еще не притронулись к еде. И это не потому, что стесняются…

— Берите, угощайтесь! — Куш-беги пытается улыбнуться и указывает на стоящую перед султанами хрустальную вазу-тургауш — с розовым виноградом «девичьи пальчики»: — Узбекский изюм — шах среди земных радостей. Недаром говорят, что, не отведав его, умирать тяжелее…

— Мы благодарны вам…

Они почти не шевелят губами, братья.

Тонко улыбнулся куш-беги Бегдербек, доверчиво, как между своими, наклонился к ним:

— Вы, видимо, слышали известную шутку. Как казах приехал в гости к узбеку…

— Н-нет.

На этот раз ответил старший, Есенгельды.

— Я вам расскажу, раз вы не слышали. Подружились как-то казах с узбеком… — Что-то вспыхнуло на миг в холодных глазах куш-беги и пропало. — Сначала узбек был в гостях у казаха. Ради него закололи барана, напоили гостя лучшим кумысом, как принято в степи. И узбек, сразу научившись есть мясо по казахскому обычаю, очень хвалил степные нравы. А потом казах попал в гости к своему городскому другу, и тот выставил перед ним в знак особого уважения большую чашу с изюмом. Не имевший до тех пор дела с фруктами степняк зачерпывает изюм горстями и отправляет в рот. Что для него, привыкшего к мясу, какой-то сладенький виноград? Видя, что показалось дно у чаши, скуповатый горожанин начинает тихо бормотать:

Это изюм, мой гость дорогой,

Едят по изюминке одной.

На что казах, не отрываясь от чаши, громко отвечает:

Но ты ведь знаешь, какой у нас гость —

Глотает не меньше чем полную горсть.

Саржан и Есенгельды повеселели. Известный анекдот мог рассказываться по-разному: с несколько обидным оттенком для степняка-казаха или для горожанина-узбека. Куш-беги склонился в сторону казаха…

Единая полоса бровей у куш-беги сделалась еще более ровной.

— Однако, как говорят, пустой разговор не помеха серьезному делу. И теленок лучше высасывает молоко из вымени под прибаутки… — Он стер улыбку с лица, и губы его сделались жесткими, как проволока. — Нам пора приступить к переговорам… Вероятно, вы узнали о причине, по которой мы не сумели принять вас сразу, как только вы приехали. Да, если вам кто-нибудь сказал об этом, он не ошибся. Мы ждали величайшего из великих. Сегодня наконец они утолили нашу нестерпимую жажду. Сейчас они отдыхают и набираются сил, чтобы явиться перед нами в полном свете своей мудрости. Вечером они соизволят выслушать меня, их преданнейшего раба. Но прежде чем предстать перед величайшим из великих, мне хотелось бы услышать ваши желания…

— Наши просьбы обращены не к Мадели-хану, — вежливо заметил Есенгельды. — К вам мы приехали…

— Да, ваши просьбы обращены ко мне, а мои уста приникают к пыли на сапогах хана Коканда. Как же нам тогда поступить? — Куш-беги показал полоску зубов. — Что же делать нам, если сам Аллах сотворил мир как домбру, лады которой навечно связаны друг с другом. Кто знает, что скажет величайший из великих!..

Глаза Саржана вспыхнули.

— Это наподобие того, как у нас говорят: «В ларе ларчик, в ларчике шкатулка, а в шкатулке — дулька!»

— Да, наподобие этого, но разве ключ от шкатулки не у хана Коканда? — Ни одна жилка не дрогнула в лице куш-беги Бегдербека. — Откуда нам знать, что изволят положить они туда? Чем переливать из пустой чашки в порожнюю миску, не лучше ли прямо сказать, чего вы добиваетесь…

— От кого? — спросил Саржан.

— От Мадели-хана и от меня.

— Нет, мы обращаемся только к вам, уважаемый куш-беги! — воскликнул Саржан, отказываясь от предложенной игры. — В тот год мы поняли, что не очень-то хочется людям проливать кровь вдали от своего дома. Поэтому мы не просим уже у вас ваших сарбазов. Только разрешите нам набрать необходимое войско среди подчиненных вам сейчас казахов. На берегах Сырдарьи, у гор Каратау, по рекам Сайрам и Чу с древних времен проживают наши роды кипчак, конрад, тымыр, сыбан, жаныс, хвосты многих других родов. Не препятствуйте нам собирать джигитов на правое дело!..

Холодно смотрел на возбужденного Саржана куш-беги, и брови его оставались неподвижны… Вот чего хотят эти приехавшие сюда из своей беспокойной степи султаны. Ничего нового не сказали они ему. Вот только напомнили о предыдущем куш-беги Мамед-Алиме, который в год лошади бежал из Кургана при одном приближении войск белого царя. Значит, ожесточены они…

— Против кого же намерены вы собирать эту силу?..

— Против белого царя… — Саржан впился взглядом в Бегдербека. — Кто же еще враг у нас, уважаемый куш-беги?

Куш-беги Бегдербек не отвечал… Да, сейчас он так и думает, этот горячий степняк. Но как заговорит он и что подумают казахи, когда соберут такую армию!.. Куш-беги совсем неплохо осведомлен о делах Российской империи. Там, на северных рубежах степи, создаются округа, строятся укрепления. Рано или поздно степь покорится, и тогда уже вплотную примется белый царь за их шкуру. А пока, по кокандским понятиям, одно потворство этим разбойникам делает белый царь. В Среднем жузе даже сбор налога с поголовья скота по указу 1822 года отложен на неопределенное время. Потом это, конечно, возместят сторицей. Не так уж глупа царская политика…

А ему ли не знать, как обращаются с людьми в Хиве и Коканде, особенно на казахских землях. Сколько труда пришлось приложить одним лишь палачам, пока были получены необходимые ему восемьдесят тысяч серебром по Чимкентскому вилайету! И еще харадж!.. Пятнадцать-двадцать тахипов земли, в зависимости от ее ценности, составляют один кош. И с этого коша взимается в среднем по 55 пудов пшеницы. В пересчете на скот это означает ежегодно по шесть овец со двора, и получается как раз вшестеро больше, чем было завещано брать с правоверных пророком. Деньги нужны ему и Коканду, поэтому на что только не установлены налоги: на пользование сеном, пользование саксаулом, пользование дорогами, пользование базарами… Сотни их, и еще обязанность ремонтировать и возводить стены крепостей, охранять поля и сады кокандских беков от воровства и потравы, а если начинается война, то каждый казах должен явиться со своим конем и оружием…