Гибель Айдахара

И сразу на душе стало легко. Больше не было свидетельницы его позора.

По усталому виду хана Едиге понял, что тот провел эту ночь без сна. Мелькнула мысль, не слишком ли он быстро и грубо решил подчинить себе Шадибека, смять его волю? Не обернется ли это затаенной злобой, не помещает ли в будущем править Ордой? Но разум подсказывал, что новоиспеченный хан не настолько глуп, чтобы из-за женщины стать врагом ему, своему покровителю.

Весть о том, что новым ханом Золотой Орды по воле Едиге стал Шадибек, вызвала у Хромого Тимура приступ ярости. Правитель Мавераннахра в это время находится в Герате, но и сюда доходили вести, что Орда вновь начинает крепнуть, собирать войско. Тимуру не нужны были пустынные степи Дешт-и-Кипчак, но и не хотел он иметь рядом с собой соседа, который всегда отличался вероломством и только выжидал удачного момента, чтобы вцепиться зубами в полу халата. Эмир решил, что настало время вновь двинуть свои полки на Золотую Орду, чтобы не дать ей возможности превратиться вновь в серьезного соперника и врага. Мысль эта с каждым днем все больше занимала Тимура.

Но в это время в Герат неожиданно прибыли золотоордынские послы. Они привезли эмиру в подарок прекрасных кречетов и ласковые слова от своего нового повелителя хана Шадибека и Едиге.

Тимуру это польстило, но ни одному слову послов он не поверил. Было ясно только одно – что Орда еще слаба, если решилась на такой поступок. Как было заведено по обычаю, эмир одарил гостей ответными щедрыми подарками.

С походом в Дешт-и-Кипчак можно было пока не спешить, тем более что Тимура все больше беспокоили османские тюрки во главе с их султаном Баязитом Молниеносным. Вот кого в первую очередь следовало убрать с дороги.

На этот раз поистине молниеносным оказался не Баязит, а Тимур. Он не дал возможности своему противнику собрать большое войско и потому легко разбил его под Анкарой, пленив самого султана. Так же стремительно, отягощенный большой добычей, эмир вернулся в Самарканд.

И здесь снова ожила давняя мечта Хромого Тимура – покорить Китай. Враг, который мог бы ударить ему в спину, был обескровлен, путь же в Китай лежал через золотоордынские степи и Семиречье. Таким образом, была возможность по пути к большой цели вновь разгромить оживающую Орду.

Ни с кем не делясь, по обыкновению, своими замыслами, Хромой Тимур перебрался в Отрар и велел постепенно подтягивать к берегам Сейхун-дарьи свое огромное и грозное войско. Вскоре долина реки в среднем течении, вплоть до города Туркестана, стала похожа на огромный военный лагерь. Беспрестанно проводились учения, тысячи арб везли продовольствие, из степи пригоняли табуны лошадей.

Здесь и нашел Хромого Тимура посол от Тохтамыша. Бывший хан, спрятавшийся от мести Едиге в окрестностях города Шангитара, прислал к эмиру своего самого верного человека – Караходжу. Эмир знал этого человека лично и потому согласился выслушать то, с чем он приехал.

Караходжа вошел в походную юрту Тимура и, опустившись на одно колено, низко склонив голову, сказал:

– Великий Тимур, я, несчастный, не решаюсь поведать о горечи моего господина и хозяина Тохтамыша. Его слова, его боль в этом послании, – и Караходжа протянул свиток в сторону эмира.

Тимур грозно нахмурил брови, и ноздри его большого орлиного носа затрепетали.

– Я посмотрю, что пишет Тохтамыш.

Опустившись уже на оба колена, держа послание на вытянутых руках, Караходжа пополз к возвышению, на котором сидел эмир.

Тимур небрежно взял свиток и протянул его стоящему рядом визирю в голубой чалме.

– Читай громко, – сказал он. – Послушаем, что пишет человек, потерявший трон, силу и власть.

Догадаться, о чем пишет Тохтамыш, было нетрудно. О чем может писать униженный, ищущий участия и защиты у своего бывшего врага человек?

Визирь глубоким, бархатным голосом, словно стихи, нараспев, стал читать послание бывшего хана. Видно было, что чтение доставляет ему удовольствие, особенно то место, где говорилось о величии, силе и мудрости Тимура.

Эмир рассмеялся:

– Зачем Тохтамыш пишет об этом мне? Разве другие уже не говорили о моем величии? Прочти, чего он хочет.

Визирь кивнул головой.

– «За все хорошее, что сделали мне вы, я отплатил дурным поступком и черной неблагодарностью. Теперь же аллах наказал меня, и я расплачиваюсь за это. Если бы вы, великий эмир Тимур, простили мне ошибки и оказали царскую свою милость, то до самых последних дней моих не было бы у вас более преданного человека, готового выполнить любой приказ, любое желание…»

Усмешка тронула губы Тимура, и он перебил визиря:

– Все это надо понимать так, что Тохтамыш просит, чтобы я вновь посадил его на трон Золотой Орды?

Караходжа еще ниже склонил голову.

– Да, – сказал он. – Самому ему этого не добиться. Младший брат, покорный вашей воле, надеется на вашу щедрость, великий эмир!

Тимур громко захохотал.

– Чему только не научит судьба! – сказал он сквозь смех. – Нукер Караходжа, оказывается, и ты уже научился говорить, как бий, – льстиво и со слезой в голосе?!

– Да, великий эмир! Когда у тебя великое горе, то слеза потечет даже из незрячего ока.

– Хорошо, – сказал эмир. – Ты придешь ко мне вечером. Нам будет о чем поговорить.

Караходжа пришел к Тимуру после вечернего намаза, и они проговорили до глубокой ночи. Эмир расспрашивал старого нукера о том, что делается в Золотой Орде и каким войском может располагать Едиге, если дело дойдет до битвы.

– Я верну трон Тохтамышу… – задумчиво сказал Тимур. – Но он сам должен помочь мне в этом.

– Как? – Караходжа выжидательно смотрел на эмира.

– Очень просто. Главная сила Дешт-и-Кипчак не столько в ее джигитах, сколько в конях. Без них воин-кочевник ничто. Если Тохтамыш хочет приблизить день своего торжества, то пусть лишит подвластные Едиге роды коней. Это можно делать по-всякому: угонять, травить источники и колодцы, наконец, просто убивать…

Хромой Тимур знал, что говорил. В свое время великий Искандер Двурогий, прежде чем отправиться войной на сакские племена, обитавшие тогда в Дешт-и-Кипчак, послал туда своих людей, и те скупили у саков двести тысяч коней. Степные лошади были превосходными. Они могли подолгу обходиться без воды, одинаково хорошо были приспособлены к степи и горам. Именно на этих коней посадил Александр своих воинов, отправляясь против саков.

Кочевник, лишенный коня, перестает быть воином. Он становится легкой добычей каждого, кто этого пожелает. На коне легко гнаться за врагом, конь же и выручит из беды, если случится такое, что придется спасать свою жизнь.

И сейчас, разговаривая с Караходжой, Хромой Тимур понимал, что если войско Золотой Орды будет чувствовать недостаток в конях, то станет беспомощным, подобно птице, лишенной крыльев.

Тохтамыша обрадовало обещание Тимура помочь ему вновь стать ханом. Он знал, что эмир всегда держит слово. Но его огорчило и расстроило повеление Тимура уничтожить лошадей.

– Ты же знаешь, Караходжа, эмир хочет, чтобы мы сделали невозможное. У кочевника после жены конь является первым другом, и потому табуны охраняют самые смелые и отчаянные джигиты. У нас же слишком мало сил, чтобы совершить задуманное Тимуром.

– Разве трон Золотой Орды не стоит того, чтобы рискнуть?! – упрямо и с вызовом возразил нукер. – Сколько лет ты ждал, пока снова на небосклоне появится твоя звезда. Не начав дело, не сделав попытку, ты выражаешь сомнения и тем самым лишаешь себя силы.

– Хорошо, – сказал Тохтамыш. – Золотая Орда стоит того, чтобы еще раз испытать судьбу.

Тохтамыш не успел выполнить наказ Хромого Тимура. Вьюжной мартовской ночью аула бывшего хана достигла страшная для него весть – неожиданно умер Тимур. Если бы среди зимы ударили раскаты грома и засверкали ослепительные молнии, это бы меньше поразило и напугало Тохтамыша. Потухла, задутая ветром страшного известия, последняя искра надежды вновь возродиться.