Ладомир. Поэмы.

7-11 ноября 1921

* * *

ТРУБА ГУЛЬ-МУЛЛЫ

1Ок!Ок!Это горный пророк;Как дыханье китов, из щелей толпыВылетают их стоны и ярости крики.Яростным буйволом пронесся священник цветов.В овчине суровой голые руки, голые ноги.Горный пастух его бы сочел за своего.Дикий буйвол ему бы промолвил: «Мой брат».Он, божий ветер, вдруг налетел, прилетелВ людные улицы с гор снеговых,Дикий священник цветов,Белой пушинкой зачем-то грозя.Чох пуль! Чох шай! Стал нестерпимым прибой!Слишком поднялся потоп торга и рынка.Черные волосы падали буйно, как водопад,На темные руки пророка,Грудь золотого загара, золотая, как жёлудь.Ноги босые.Листвой золотою овчина торчала,Шубой шиврат-навыворот. Божественно темноедикое око.Десятками лет никем не покошены,Волосы падали черной рекой на плечо,На темный рот.Конский хвост не стыдился бы их толщины.Черное сено ночных вдохновений,Стога полночей звездных,Черной пшеницы стога,Птичьих полетов пути с дальних горснеговых пали на голые плечи.Горы денег сильнее пушинка его.И в руках его белый пух, перо лебедя,Лебедем ночи потерян,Когда он летел высоко над миром,Над горой и долиной.Бык чугунный на посох уселся пророка,А в глазах его огонь солнечный.2Ок!Ок!Это пророкиСбежалися с снежных гор.Сбежалися с горВстречать чадо Хлебникова,Ему радуясь!Саул, адамВеры Севера.Саул тебеЗа твою звезду,Чох пророков тебеПело славу.Очана-мочана — все хорошо.«Наш!»—сказали священники гор.«Наш!»— запели цветы.— Золотые чернилаНа скатерть луговВесною неловкою пролиты.«Наш!» — запели дубровы и рощи —Золотой набат, весны колокольня,Сотнями глаз в небе зелениЗорких солнышек —Ветвей благовест.«Нет» — говорили ночей облака,«Нет»— прохрипели вороны моря,Оком зеленые, клювом железные,Неводом строгимК утренней тоне спеша на восток,Месяц поймавСетки мотнею.Только «мой» не сказалаДева Ирана,Только «мой» не сказала она.3Полетом разбойничьим,Белые крылья сломав,Я с окровавленным мозгомУпал к белым снегамИ алым садам,Терновников розгам.И горным богамЯ крикнул:«Спасите, спасите, товарищи, други,спасите!»И ресницей усталою гасил голубое пожарище,Накрыт простыней искалеченных крыл.Горы, белые горы.«Курск» гулко шел к вам.Кружевом нежным и шелковым,Море кружева пеною соткано.Синее небо.У старого волка морскогоКнига лежала Кропоткина«Завоевание хлеба».В прошлом столетьиИскали огня закурить.Может, найдется поближеИ ярче огоньТрубку морскую раздуть?Глазами целуя меня,— Я — покорение неба,—Моря и моряСинеют без меры.Алые сады — моя кровь,Белые горы — крылья.— Садись, Гуль-мулла,Давай перевезу.4И в звездной охотеЯ звездный скакун,Я — Разин напротив,Я — Разин навыворот.Плыл я на «Курске» судьбе поперек.Он грабил и жег, а я слова божок.Пароход ветросекШел через залива рот.Разин девуВ воде утопил.Что сделаю я? Наоборот? Спасу!Увидим. Время не любит удил.И до поры не откроет свой рот.В пещерах горНет никого?Живут боги?Я читал в какой-то сказке,Что в пещерах живут боги,И как синенькие глазкиМотыльки им кроют ноги.Через Кропоткина в прошлом,За охоту за пошлымСудьбы ласкают меняИ снова после опалы трепещут крыломЗа плечами.

А. Волков. «Гранатовая чайхана». Фрагмент.

5«Мы, ответренные Каспием,Великаны алокожие,За свободу в этот час поем,Славя волю и безбожие.Пусть замолкнет тот, кто нанят,Чья присяга морю лжива,А морская песня грянет.На устах молчит нажива».Ветер, ну?6Пастух очей стоит поодаль.Белые очи богов по небу плыли!Пила белых гор. Пела моряна.Землею напета пластина.Глаза казниГонит ветер овцами горПо выгону мира.Над кремневой равниной овцами гор,Темных гор пастись в городах.Пастух людских пыток поодаль стоит,Снежные мысли,Белые речки.Снежные думыКаменного мозга.Синего лбаКруч кремневласых неясные очи.Пытки за снежною веткой шиповника.Ветер — пастух божьих очей.Гурриэт-эль-Айн,Тахирэ, самаЗатянула на себе концы веревок,Спросив палачей, повернув голову:«Больше ничего?» —«Вожжи и оловоВ грудь жениху!»Это ее мертвое тело — снежные горы.Темные ноздри горЖадно втягиваютЗапах Разина,Ветер с моря.Я еду.Ветер пыток.