Страница 11 из 15
Другой частью камлании дезинформации были настойчиво распространяемые в дипломатических, журналистских и военных кругах слухи о том, что Гитлер намерен предъявить Сталину какие-то новые, значительно более жесткие требования по поставкам сырья и продовольствия в Германию, вплоть до «аренды Украины и нефтепромыслов Баку». Концентрация немецких войск на востоке при этом трактовалась как инструмент психологического давления. Распространяя такие слухи, немецкие спецслужбы стремились внушить Сталину представление о том, что война начнется не внезапным сокрушительным ударом, а долгим периодом дипломатической напряженности, предъявлением «ультиматума» и т.п. Трудно сказать, как реагировал на эту дезинформацию сам Сталин. Это отдельная тема, далеко выходящая за рамки нашей книги. Лично у меня складывается впечатление, что слухи о предстоящих советско-германских переговорах распространялись в равной мере как немецкой, так и советской разведкой. Пока же отметим тот бесспорный факт, что «источники» советской разведки в Берлине систематически поставляли слухи о предстоящем «ультиматуме» в Москву.
Пора наконец назвать эти «источники». Не считая многочисленных журналистов, коммерсантов, адвокатов и сотрудников аккредитованных в Берлине дипломатических миссий, — такие «источники» по определению могли быть лишь носителями слухов, а не информации о конкретных оперативных планах немецкого командования — источников было ровно два:
— «источник в штабе германской авиации», он же «Старшина», он же обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен, офицер разведывательного отдела штаба люфтваффе;
— «источник в министерстве хозяйства Германии», он же «Корсиканец», он же Арвид Харнак, референт министерства экономики Германии.
Эти люди не были заброшенными в Германию «Штирлицами». Урожденные немцы из весьма привилегированных кругов (X. Шульце-Бойзен был внучатым племянником адмирала Тирпица, женат на близкой родственнице князя Эйленбурга; доктор юриспруденции А. Харнак родился в семье известного ученого, его жена, доктор филологии, американка немецкого происхождения, была руководителем землячества американских женщин в Берлине), убежденные антифашисты и при этом сторонники коммунистических идей (в начале 30-х годов Шульце-Бойзен издавал антифашистский журнал «Противник» и после прихода Гитлера к власти оказался за решеткой; Харнак в 1932 г. создавал «Общество по изучению советского планового хозяйства») сами настойчиво искали контакта с советскими спецслужбами. Ежесекундно рискуя жизнью, они собирали и передавали в Москву любые крохи информации, какие им только удавалось найти. Но...
Но, как гласит замечательная французская поговорка, «даже самая красивая девушка не может дать больше, чем у нее есть». Обер-лейтенант Шульце-Бойзен не мог передать Сталину «секреты Гитлера» по той простой причине, что обер-лейтенанта к таким секретам и близко не допускали. В еще большей степени это относится к сотруднику министерства экономики Харнаку. Читая сегодня донесения «Старшины» и «Корсиканца», мы с горечью отмечаем, что мужественные антифашисты — отнюдь не по злому умыслу — стали фактически «ретрансляторами» умело изготовленной дезинформации германских спецслужб.
Так, 28 марта «Старшина» сообщил, что «немецкое командование ведет подготовку клещеобразного удара: из Румынии, с одной стороны, и через Прибалтику, а возможно, через Финляндию — с другой».
14 апреля «Старшина» передает: «Началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к Пакту трех».
9 мая в донесении «Старшины», наряду с неточной информацией («в разговорах среди офицеров штаба часто называется дата 20мая как дата начала войны; другие полагают, что выступление намечено на июнь) снова повторяется явная дезинформация: «Вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды...»
14 мая. «Планы в отношении Советского Союза откладываются, немецкими руководящими инстанциями принимаются меры для сохранения их последующей разработки в полной тайне...»
9 июня. «На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки, и вопрос о войне окончательно будет решен. Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине и об использовании советского военного флота против Англии...»
Только 11 июня в сообщении «Старшины» появляется адекватная оценка ситуации: «Вопрос о нападении на СССР решен. Будут ли предъявлены Сов. Союзу предварительно какие-либо требования — неизвестно. Следует считаться с неожиданным ударом». Однако далее вновь повторяется старая дезинформационная версия замысла операции («германское командование будет стремиться путем обхода с севера из Восточной Пруссии и с юга из Румынии создать клещи, которые постепенно будут смыкаться в целях окружения Красной Армии»).
Еще дальше (как в переносном, так и в прямом смысле этого слова) от сейфа с «секретами Гитлера» находился руководитель пресс-службы немецкого посольства в Токио, журналист Рихард Зорге (он же советский разведчик Рамзай). Странно, но эта азбучная истина пока еще не понята широкими массами российских историков и публицистов. И даже в июне 2006 г: печатаются, например, такие перлы: «В декабре 1940г. Гитлер принял решение о нападении на СССР, и всего через две недели Зорге отправил в Москву копии соответствующих документов».
18 декабря 1940 г. Гитлер утвердил Директиву №21(«план Барбаросса»). Директива начиналась такими словами: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». Должны быть готовы. Далее было сказано: «Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости (подчеркнуто мной. — М.С.) за восемь недель до намеченного срока начала операций». Никаких конкретных сроков начала войны в «плане Барбаросса» установлено не было. Документ был отпечатан в девяти экземплярах, шесть из которых пролежали в сейфе Гитлера до конца войны, три были выданы главнокомандующим видами Вооруженных Сил.
Требования по соблюдению секретности были обычными для такого рода документов, т.е. исключительно жесткими. В последних строках Директивы № 21 было сказано: «Я ожидаю от господ главнокомандующих устные (подчеркнуто мной. — М.С.) доклады об их дальнейших намерениях, основанных на настоящей Директиве». Неужели же «господа главнокомандующие» докладывали Гитлеру устно, с глазу на глаз, а послу Германии в Токио (который вообще не имел ни малейшего отношения к разработке оперативных планов) слали письменные документы? И главное — зачем? Для удобства работы Рихарда Зорге? Не только в декабре 40-го, но и в последние дни и недели перед началом войны Рамзай не мог сообщить в Москву ничего более определенного, нежели пересказ циркулирующих в посольстве слухов:
21 мая 1941 г.:
«...Новые германские представители, прибывшие сюда из Берлина, заявляют, что война между Германией и СССР может начаться в конце мая, так как они получили приказ вернуться в Берлин к этому времени. Но они также заявили, что в этом году опасность может и миновать...»
1 июня 1941 г.:
«... Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолл привез с собой из Берлина, откуда он выехал 6мая в Бангкок. В Бангкоке он займет пост военного атташе... Шолл заявил, что наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии...»
17 июня 1941 г.:
«...Германский курьер сказал военному атташе, что он убежден, что война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает — будет война или нет...»
И чему же здесь «не поверил» Сталин? Единственным конкретным фактом здесь является информация о том, что некий немецкий подполковник 6 мая выехал в Бангкок...