Страница 9 из 10
9
Когда они вернулись в Голубинку, было еще солнечно. Но солнце светило теперь откуда-то из-за леса. Тени стали длиннее, а воздух прохладнее. День катился к вечеру, и деревенская улица заполнилась людьми. Люди шли с работы, сидели на лавочке возле палисадников, выглядывали из окон домов. Птицы поутихомирились, как обычно, рано собираясь на покой. Лишь несколько белых трясогузок быстро мельтешили по дороге в поисках корма. Они только что возвратились из дальних странствий и теперь подкрепляли свои силы.
Но на Гошку трясогузки не произвели впечатления. Он вспоминал совсем другое — побеленные стволы яблонь и вишен в садах, и Вовку с носилками, и других ребят…
А деревня жила голосами людей. Женскими, ребячьими, мужскими, стариковскими. Усталыми и бодрыми, задумчивыми и беззаботными, тихими и громкими. У магазина играли на баяне кубинскую песню, и три молодые пары танцевали под нее явно неподходящий медленный танец. Из дома напротив еле слышно доносились звуки радио:
Изредка мычали коровы, блеяли козы, хлопали крыльями и кудахтали, взлетая на насесты, куры.
Гошка сидел в машине, пока отец ходил по домам договариваться о жилье на лето. Договорился он скоро, в третьем же доме. Снял там две комнаты и оставил задаток.
— Хочешь посмотреть? — спросил отец, возвращаясь к машине. — Или же сразу к Островым поедем? А то поздно…
— Поедем, — сказал Гошка, а про себя подумал: «Чего смотреть! Ну, снял и снял…»
У Островых их уже ждали. Все семейство было в сборе. Сам Николай Петрович, его жена, двое ребят, чуть старше Гошки, и старушка Анастасия Семеновна, с которой они познакомились утром.
— Пожалте к столу, гости дорогие! — пригласила Анастасия Семеновна. — Проголодались небось, понаездились по воздуху!
Николай Петрович поставил на стол бутылку с мутноватой жидкостью, сказал:
— Как, с устатку по махонькой? Можно?
— Только чуть-чуть, — согласился отец. — За рулем я…
Гошка без всякого удовольствия жевал вареную картошку с селедкой и соленым огурцом и запивал ее молоком из кружки. Он занимался лишь едой, не замечая взрослых и даже ребят Острова. А мальчишки сидели рядом, тоже молча, как водится за столом, и с любопытством смотрели на Гошку.
— Ты еще бери! Не стесняйся! — наконец сказал один из них, по-хозяйски кивнув на стол.
Но Гошка уже наелся.
Взрослые говорили о делах — о срубе, о цене, о месте, где его лучше поставить, о рабочих, которые за лето должны довершить сооружение дома. Вернее, как показалось Гошке, говорил больше отец, а Николай Петрович или поддакивал ему, или просто произносил одну-две фразы и опять замолкал. Женщины почти не вступали в разговор. Только Анастасия Семеновна заметила:
— Вот, бог даст, тогда и корову купим. А так нам ничего и не надо. Все одно без Ванюшки… — И она не договорила.
А Николай Петрович, закончив деловой разговор, облегченно вздохнул, сказал:
— Ну и ладно! По рукам, значит! — И сразу оживился: — А вот ты говоришь: Егоров — неприметный. А он — головастый мужик, Тимирязевку в Москве позапрошлым летом кончил. Про колхоз и говорить нечего: поднял он всех нас здорово за два года. И урожайность при нем пошла, и скотину не дал погубить, и с оплатой трудодня стало куда лучше. А сейчас, как с пленума вернулся, говорит: «Заживем теперь по-другому! Скоро заживем!» А что? Он добьется! В районе с ним считаются, помогают. Да и сам он для колхоза хоть что вырвет. Строит же опять много. Вот поселитесь, он и тебя в оборот возьмет!..
— Да что я! — сказал отец. — Я ж сельским проектированием не занимался. Да и некогда мне… Работа!..
— Теперь и на деревне не хуже города строят, — заметил Николай Петрович. — И жить всем по-городскому хочется. Так что возьмет он тебя в оборот, обязательно возьмет…
Отец взглянул на часы:
— Восьмой час уже. Мы двинемся. И так засветло не доберемся! А насчет денег, Николай Петрович, значит, как договорились…
— Да ладно, ладно! Что ты все — деньги да деньги! — перебил его Остров. — Договорились, и все тут!
Они попрощались и вышли к машине. Хозяева, кроме старушки Анастасии Семеновны, тоже спустились с крыльца:
— Ну спасибо! Счастливо доехать! Приезжайте! Не беспокойтесь! Все сделаем!
Отец помахал им:
— До встречи!
Машина медленно тронулась и покатила через деревню в сторону леса. Не успели они выехать на полевую дорогу, как отец довольно посмотрел на Гошку и даже подмигнул ему:
— А ведь мы, братец, ловко договорились! А-а! За полцены сруб купили!
— Ну и что? — не понял Гошка.
— «Что, что!» Ловко, говорю, получилось! Да, впрочем, что ты смыслишь!
10
Вот и прошло первое апреля. Прошел еще один день весны. Только один день. Но много воды утекло за этот день с полей и дорог, выше поднялся лед в реках и озерах, больше зелени прорезалось на солнечных полянках и лугах. Взбухли почки на деревьях, а верба уже и к цветению приготовилась. И ольха выставила свои длинные сережки — она тоже готова цвести, как только настанет срок. И верба и ольха смотрят на березы. Как там они? Как березовый сок поживает? Начнется движение сока березы, значит, через недельку по хорошей погоде и цвести можно.
Мало ли, много — один день весны, а сколько птиц за этот день прибавилось, сколько новых гнезд появилось!
Только что Гошка трясогузок в Голубинке видел, а на реке Глубокой уже закружились чайки, и в засохших камышах осели чирки и кряквы. Серая цапля людям на глаза не показывается, но и она тут, на реке, чуть подальше от моста, от дороги. Ни мало ни много — один день весны, а сколько добрых дел он принес и земле, и садам, и самим людям, которые эти добрые дела делали.
«Время такое — весна! Весной без дела не сиди! Сам побегаешь — тогда и она тебя накормит», — вспомнил Гошка слова старушки Анастасии Семеновны. И мать Гошкина о весне говорила. Давно это было — вчера. И далеко — в Москве. Но Гошка помнил эти слова: «Какая все-таки прелесть — весна! Весной всегда больше красивых вещей в магазины забрасывают». Вроде бы одинаковые слова…
И еще Гошка вспомнил полевую дорогу, трактор с прицепом и обоз, который вели ребята. «Земля заботу любит, ласку! Ведь не чужая она!» Тогда там, в поле, Гошка никак не мог вспомнить, от кого он раньше слышал почти такие же слова. А сейчас вспомнил. «Машина заботу любит, ласку! Ведь не чужая она!» Это сказал отец. И еще он сказал: «Жить надо уметь!» А как же сказал председатель Егоров, когда он школьный сад им показывал? «Ведь это надо уметь — красоту людям дарить!»
Разные люди в разных местах говорили почти одинаковые слова, а оказывается, слова были разные.
А потом Гошка вспомнил совсем про другое — про настроение. Что же все-таки за штука это — настроение? Вот по весне у всех, говорят, бывает хорошее настроение… А у Гошки? Утром-то оно, пожалуй, было хорошим. А как сейчас? Нет, сейчас не так, как утром…
— Тебя что-то не слышно, — сказал отец. — Может, притомился или думаешь о чем?
Они уже давно выехали с лесной дороги на шоссейку, миновали мост через Глубокую и железнодорожный переезд и мчались по широкой свободной автостраде.
— Нет, — сказал Гошка. — А ты на кладбище хотел сходить к бабушке, — вспомнил он.
— Ох, черт возьми! Совсем из головы вылетело! — произнес отец. — Ну ничего. Летом будем жить в деревне, схожу.
А может, Гошка и в самом деле немного притомился за сегодняшний день? Или просто думал сейчас о чем? Вот летом будут они жить в деревне. И, наверно, отец поможет председателю. Ведь Егоров просил его! И Гошка, хотя его и никто не просил, сделает что-нибудь. Может, в саду школьном или еще где! Но сделает обязательно. Ведь тут все работают!