Страница 5 из 63
его руки в свои. Она испытывала приятное чувство, предвкушая это спокойствие, беспечное существование и тихую печаль.
— Расскажи мне еще об Орвието.
Он с искренним волнением крепко поцеловал ее в лоб и долго глядел на нее.
— Какой у тебя чудный лоб! — сказал он с легкою дрожью.
В настоящий момент Ипполита отвечала его идеальному представлению о ней, которое он лелеял в своем сердце. Она являлась доброй, нежной, покорной, от нее дышало тихой и благородной поэзией, и, как он характеризовал ее, — gravis dum suavis — она была серьезна и нежна.
— Говори! — прошептала она.
Слабый свет вливался в комнату с балкона. Изредка дребезжали стекла в окнах, и капли дождя падали с глухим шумом.
4
— Мы насладились в мечтах лучшей частью удовольствия, пережив мысленно самые приятные ощущения, и я думаю, что нам лучше отказаться от этого опыта. Мы не поедем в Орвието. — И Джиорджио выбрал другое место: Альбано Лациале.
Он не знал ни Альбано, ни Ариччиа, ни озера Неми. Ипполита в детстве гостила в Альбано в доме тетки, которой теперь не было в живых. Таким образом, это место имело для Джиорджио прелесть новизны, а в душе Ипполиты оно возбуждало давнишние воспоминания. Новое красивое зрелище часто обновляет и возвышает любовь. Воспоминание девственного возраста всегда производит на душу живительное и благотворное влияние.
Они решили выехать второго апреля с часовым поездом. В условленный час они были на вокзале. Среди толпы оба чувствовали в глубине души радостную тревогу.
— Заметит нас кто-нибудь? Как ты думаешь? — спрашивала Ипполита, полусмеясь, полудрожа. Ей казалось, что все взгляды устремлены на нес. — Сколько времени осталось еще до отхода поезда? Боже мой, как я дрожу!
Они надеялись, что будут одни в купе, но, к их великому неудовольствию, им пришлось примириться с присутствием трех спутников. Джиорджио поклонился какому-то господину с дамой.
— Кто это? — спросила Ипполита, наклоняясь над ухом друга.
— После скажу.
Она с любопытством стала разглядывать их. Господин был старик с длинной, почтенной бородой и огромным желтым черепом, совершенно лысым, на котором красовалась глубокая впадина, напоминающая знак, оставляемый большим пальцем при нажимании на что-нибудь мягкое. Лицо дамы, закутанной в персидскую шаль, было худое и задумчивое; своей внешностью и выражением лица она напоминала английскую карикатуру на синий чулок. Но в голубых глазах старика отражалась какая-то странная живость; они блестели внутренним огнем, как у энтузиаста. Вдобавок он ответил на поклон Джиорджио Ауриспа с высшей степени приветливой улыбкой.
Ипполита рылась в своей памяти. Где она встречала эту пару? Она никак не могла вспомнить этого, но смутно чувствовала, что эти две странные старческие фигуры играли каую-то роль в истории ее любви.
— Скажи мне, кто это? — повторила она на ухо другу.
— Мартлет, мистер Мартлет с женой. Они принесут нам счастье. Знаешь, где мы их встретили?
— Не знаю, только я, несомненно, где-то видела их.
— Они были в часовне на улице Бельсиана второго апреля, когда я в первый раз увидел тебя.
— Ах, да, да, помню.
Ее глаза заблестели. Эта встреча показалась ей счастливой, и она снова чуть не с нежностью поглядела на стариков.
— Какое удачное предзнаменование!
Она откинулась назад и отдалась воспоминаниям, охваченная тихой грустью. В ее уме снова предстала маленькая уединенная церковь на улице Бельсиана, окутанная голубым полумраком. Хор молодых девушек стоял на возвышении, напоминавшем изогнутый балкон; внизу перед пюпитрами из светлой березы стояло несколько музыкантов со струнными инструментами; кругом на дубовых стульях расположились немногочисленные слушатели, почти все седые или лысые; дирижер отбивал такт. Распространившийся по всей церкви запах ладана и фиалок смешивался с музыкой Себастьяна Баха.
Под впечатлением приятных воспоминаний Ипполита снова наклонилась к другу и прошептала:
— Ты тоже вспоминаешь об этом?
Ей хотелось сообщить ему о своем волнении, доказать ему, о она не забыла даже мельчайших подробностей этого торжественного события. Он тайным движением взял ее руку, спрятанную в широких складках плаща, и крепко сжал ее. Обоих охватила легкая дрожь, напоминавшая приятные ощущения первых времен. И так они сидели в задумчивости, немного взволнованные, немного утомленные жарой. Ровное и постоянное движение поезда укачивало их. Изредка в окне мелькал зеленый пейзаж, окутанный туманом. Небо покрылось тучами, и пошел дождь. Мистер Мартлет дремал в углу; мистрисс Мартлет читала журнал Lyceum. Третий путешественник надвинул шапку на глаза и спал крепким сном.
Когда хор сбивался с такта, мистер Мартлет начинал с яростью отбивать такт вместе с дирижером. В некоторых местах все эти старики начинали отбивать такт, охваченные музыкальным экстазом. В воздухе запах ладана и фиалок. Джиорджио предался целиком упорному наплыву воспоминаний. «Мог ли я представить себе более поэтическую и странную прелюдию к своей любви? Она кажется воспоминанием о каком-то фантастическом повествовании, а на самом деле это воспоминание из моей действительной жизни. Мельчайшие подробности встают передо мной. Это поэтическое начало бросило тень мечты на мою дальнейшую любовь. — Под влиянием легкой жары он останавливался мысленно на неясных картинах. — Несколько капель ладана… букетик фиалок…»
— Погляди, как крепко спит мистер Мартлет, — тихонько сказала ему Ипполита. — Спокойно, как ребенок.
И она добавила с улыбкой:
— Тебя тоже немного клонит ко сну, не правда ли? Дождь не перестает. Какое странное ощущение! У меня веки отяжелели.
И она взглянула на него полузакрытыми глазами из-под длинных ресниц.
«Как мне понравились сразу ее ресницы! — думал Джиорджио. — Она сидела посредине часовни на стуле с высокой спинкой. Ее профиль выделялся на освещенном окне. Когда облака на небе разошлись, свет стал вдруг ярче. Она слегка пошевелилась, и я увидел ее освещенные ресницы во всей их длине. Какие чудные ресницы!»
— Скажи, мы скоро приедем? — спросила Ипполита. Свисток паровоза сообщил о приближении к станции.
— Хочешь держать пари, — добавила она, — что мы проехали мимо?
— О нет, не может быть!
— Хорошо, спроси.
— Сеньи-Палиано, — кричал хриплый голос вдоль вагонов.
Джиорджио подошел к двери немного задумчиво.
— Альбано? — спросил он.
— Нет, синьор, Сеньи-Палиано, — с улыбкою ответил человек. — Вы едете в Альбано? Вы должны были выйти в Чеккине, синьор.
Ипполита так громко расхохоталась, что мистер и мистрисс Мартлет с удивлением поглядели на нее. Ее веселость сейчас же передалась и другу:
— Что нам делать?
— Прежде всего необходимо выйти.
Джиорджио подал человеку ручной багаж, а Ипполита продолжала смеяться искренним и живым смехом, весело принимая это неожиданное приключение. Мистер Мартлет, по-видимому, с веселым добродушием встретил эту волну молодости, похожую на волну солнечного света. Он поклонился Ипполите, а она чувствовала в глубине души какое-то неясное сожаление.
— Бедный мистер Мартлет! — сказала она полушутливым, полусерьезным тоном, глядя вслед поезду, удалявшемуся среди пустынной и голой местности. — Мне жаль расставаться с ним.
— Почем знать, увижу ли я его еще?
И, оборачиваясь к Джиорджио, она сказала:
— А что теперь?
Какой-то человек на станции предупредил их:
— В половине пятого проходит поезд в Чеккину.
— Недурно! — воскликнула Ипполита. — Теперь половина третьего. Но я объявляю, что с настоящего момента я беру в свои руки высшее руководство путешествием. Ты поедешь туда, куда я повезу тебя. Держись за меня крепче, Джиорджио. Смотри не потеряйся.
Она, шутя, говорила с ним, как с ребенком. Оба были веселы.
— Где же Сеньи? Где Палиано?
Вблизи не было видно жилья. Низкие безлюдные холмы зеленели под серым небом. Тонкое и корявое одинокое деревцо качалось в сырости около рельсов.