Страница 4 из 16
А за день до вылета Сева Павлов играл с сыном в футбол и сломал ногу. Катя бушевала, что сломает ему вторую и голову открутит в придачу, когда Сева преспокойно заявил, что ей придется лететь одной и докладывать ему по телефону о ходе событий. Денег пообещал вдвое. Напоследок же попросил о маленьком одолжении: на обратном пути залететь в Йоханнесбург и передать там пакет с документами.
Отступать было некуда.
Пять дней Катя вкалывала как проклятая, не видя вокруг ни бирюзовой воды океана, ни Южного Креста над головой, ни всемирно известных Столовой горы и Мыса Доброй Надежды. Только пахнущее маслом темное корабельное нутро, сиротливо пустые каюты да бедный на стоянке камбуз.
Два супервежливых бура оказались темнилами высшей марки. Получить от них какие-либо документы и спецификации можно было, только пригрозив, что сделка не состоится. А то на все один ответ: судно попало в шторм, все чертежи смыло волной. Обхохочешься…
В качестве тяжелой артиллерии был выпущен старый морской волк – старший механик. Катя веселилась до слез, наблюдая, как он пытается ее нагреть, надуть и на хромой козе объехать. Куда ему было до наших, российских стармехов, как между молотом и наковальней зажатых требованиями санитарных правил и международных конвенций, с одной стороны, и скупостью и прижимистостью частных судовладельцев, с другой.
За предыдущие годы она навидалась таких немало. Эта игра в «веришь – не веришь» была стара, как мир. Так же стара, как мнение, что женщине не место на корабле, что ей не тягаться с морским волком, что она не полезет в опасные корабельные дебри, испугается… А если и полезет, то ничего там не поймет, только перепачкается.
Ну не рассказывать же, в самом деле, что целых три года она была замужем за русским стармехом и донимала его по полной программе – пришлось бедняге, наплевав на цеховую солидарность, продать за тарелку борща все секреты.
– Посмотрите сами, Сэм, вот здесь, в спецификации, указана установка для обеззараживания воды. Вот она на схеме. В машинном отделении даже место для нее выгорожено. Да-да, тот самый закуток, который вы почему-то назвали кладовой для швабры. А где сама установка?
– Установка? Для обеззараживания воды? Не было.
– Ну, как же не было, если в этом самом закутке между двумя старыми, с постройки трубами врезана новая труба. Как раз по длине установки… Я вам показывала. Вы мне еще объяснили, что это повредили и починили трубопровод… Не может быть, чтобы на судне такого класса не была предусмотрена установка обеззараживания воды. Так не бывает! Ваше судно строили в цивилизованной стране и по международным правилам… Сэм, признавайтесь, где «система керамических фильтров для обеззараживания воды»?
– Я на этом судне недавно.
– Я так понимаю, вы со мной согласны, что она все-таки была. Сэм, механик Клаус Швайгер рассказывал мне, что он служит на этом пароходе с постройки. Давайте пригласим его.
– Кэт, я был уверен, что вы работаете, а вы в это время беседуете о личной жизни с моими механиками.
– Это, знаете ли, тоже особое умение. Короче, признайтесь, что за годы эксплуатации керамические патроны побились по неосторожности или потерялись, корпус установки проржавел изнутри, поэтому ее и демонтировали за ненадобностью.
– Откуда вы знаете?! – Стармех был искренне изумлен.
Катя рассмеялась.
– Сэм, я занимаюсь своим делом много лет. По большому счету, это проблема решаемая: мы смонтируем другую установку, российскую, мы их делаем очень неплохие. Но при определении цены факт отсутствия штатной установки должен быть учтен…
Через три дня совместной работы эти двое – Катя и стармех – были уже почти влюблены друг в друга, наслаждаясь взаимной игрой в «поймай меня, если сможешь».
Разумеется, что-то продавцам удалось скрыть, ежу понятно, но в целом решили, что сделка вполне возможна и устроит обе стороны, если цена будет скорректирована с учетом выявленных недостатков… Пришли даже к единому мнению, что мужчины и женщины друзья навек, что и отметили пивом в Морском клубе.
Машину Катя так и не взяла. Движение здесь оказалось левосторонним, и она просто не рискнула сесть за руль. Стармех пригласил Катю к себе домой, познакомил с семьей, и они с женой по очереди возили и развлекали теперь уже «свою русскую гостью». Жена стармеха посвятила Катю в тонкости местного шоппинга, стармех провез по гордости здешних мест – винодельческим фермам. Все вместе они поднимались на плоскую, как тарелка, вершину Столовой горы, гуляли по ботаническому саду и в абсолютно русской традиции надрались на троих до вязкого похмелья и утреннего настроения «весь свет не мил, всех ненавижу».
Страна была удивительной. Катя благодарила судьбу, что ей довелось здесь очутиться, и именно ранней осенью. Изнуряющая жара уже спала, начался «бархатный сезон», когда повалили на отдых туристы со всего света. Океан остыл, но еще не пришли пронизывающие насквозь ледяные летние ветра, нагоняющие на пустые пляжи с белым песком тяжелые океанские волны. Солнце грело ласково и мягко, устав испепелять все вокруг, жечь траву, иссушать почву.
Праздные немцы, голландцы, американцы, австралийцы – улыбчивые, белозубые, громкие, в бейсболках, солнечных очках, сандалиях – были похожи друг на друга и плохо делились по половому признаку. Только внимательно присмотревшись, можно было разглядеть за шортами и майками, что у одних трикотаж выпукло топорщится над грудью, а у других рельефно обтягивает выпуклые пивные животики.
Вездесущие корейцы и китайцы сновали, щелкая затворами фотоаппаратов, глядя на мир через окошко видеокамер.
Катя ничем не выделялась в этом Ноевом ковчеге – в шортах, сандалиях, бейсболке, занавесив глаза темными очками, она праздно прогуливалась по туристическому Ватер-фронту, часами сидела в открытых кафе на берегу океана, наматывала километры по лабиринтам торгового центра.
Издали разглядела странное сооружение, напоминавшее очертаниями застойных времен летнюю эстраду в городском парке, и подошла поближе. И впрямь оказалась эстрада с амфитеатром уходившими вверх, крашенными в сентиментальный голубой цвет простенькими скамейками «зрительного зала». Представления не давали. Зато чуть подальше, на асфальтовом пятачке, окруженном опять же голубенькими обшорканными скамеечками, представляли этнические забавы – расчитанные токмо на туристов папуасские танцы одетых в тростниковые юбочки и перья аборигенов.
Танцы напоминали обычный брейк не супер какого пошиба, только под бой множества барабанов. Катя подозревала, что это рассчитанное на туристов действо так же далеко от настоящей местной культуры, как и предлагаемый иностранцам русский колорит в родимых городах Золотого Кольца, где молодцеватые хлопцы в косоворотках предлагают под бренчание балалаек отведать «исконно русское блюдо», – почти такое же исконно русское, как и каша, – шашлык.
Здесь вместо ложек и балалайки выступали волосатые барабаны, а вместо «ручейка» предлагалась ходьба гуськом на полусогнутых ногах. Тощие темнокожие танцоры, зазывно крутя юбочками на худосочных задах, тащили в свой полусогнутый в поясе круг наиболее отважных туристов. Самыми отважными почему-то оказывались дети и старики.
Катя тоже поддалась на призывы и, подгоняемая боем тамтамов, вошла в папуасский круг и ходила хороводом, согнув ноги в коленях, и, подавшись вперед плечами, гортанно радостно выкрикивала какую-то абракадабру по команде главного аборигена, крепко держалась за чье-то сухое и горячее темное плечо.
«Господи, здесь даже никто не подозревает, кто я и откуда…» – подумала она под одобрительные возгласы ребячливых американцев и звонкие аплодисменты суетливых корейцев.
Она точно знала, что в присутствии знакомых ни за что не вошла бы в этот нелепый туземный круг. Постеснялась бы. А, оказавшись одна, осмелела и пошла, и удовольствие от всей этой ерунды получила фантастическое, и настроение поднялось, и даже домой тянуть вдруг перестало…