Страница 14 из 14
– Барин, Александр Павлович, проснулись, голубчик…
В воздухе стоит такой страшный перегар, что можно повесить не только всем известный плотницкий инструмент, но и что-нибудь более солидное. Неужели весь этот жутко правдоподобный кошмар – сон? Не может быть. Не может быть такого последовательного сна. Или может? А если, наоборот, это – видение: и Танюшка неглиже, и утро за окном… всего лишь предсмертная иллюзия, последний милосердный подарок умирающего мозга? А на самом деле лежит он сейчас там, на горной дороге, раздавленный, как лягушка, колесами бэтээра. Точно, так оно и есть. Ну и фиг с ним… Блин, во рту – как в Сахаре… Нет, в верблюжьем хлеву, но там же, в Сахаре.
– Тань… Дай попить…
Как она подхватилась! Господи, слава тебе, Господи! Это же на самом деле всего лишь сон! Обычный кошмар с перепоя! Александр осушил запотевший бокал с чем-то, вкуса чего совершенно не почувствовал, и снова откинулся на скомканные, мокрые от пота подушки. Танюшка что-то там еще делала, невыразимо приятное, что-то говорила, но он уже снова уплывал в беспокойный похмельный сон…
– Подъем, господин ротмистр!
Тяжелая штора, скрежеща по карнизу колечками, отлетела в сторону, и яркие лучи солнца даже сквозь зажмуренные веки раскаленными спицами впились в глаза. Попытки защититься одеялом были пресечены в зародыше. Вельяминов сдернул его одним движением, удивленно вскинул брови и, расхохотавшись, швырнул обратно:
– Пардон, мон ами! Ингу прислать?
Александр с досадой прикрылся и заявил:
– Идите к черту, штаб-ротмистр!
– Нет, господин ротмистр, я не могу покинуть вас в таком печальном положении. Инга, Танюша! Приведите господина ротмистра в порядок. Я зайду через полчаса, ротмистр.
Конечно же девушки уже не помнили о вчерашнем. Или только делали вид? Одним словом, через двадцать пять минут Александр, хмурый и взъерошенный после душа, но умиротворенный, удовлетворенный, благоухающий и даже снова слегка хмельной, пил кофе с коньяком в компании элегантного, как всегда, штаб-ротмистра Вельяминова.
– Ну разве можно так реагировать, ротмистр! – Георгий Николаевич потянулся за кофейником.– Истерики, мне кажется, не лучший способ…
– Что вы понимаете, Вельяминов, в…
– Понимаю, понимаю, успокойтесь. Не один вы, ротмистр, бывали в таком состоянии.
Александр оттолкнул пустую чашку:
– Георгий Николаевич, объясните мне наконец, в чем дело.
Вельяминов допил кофе, аккуратно поставил чашку на блюдце так, что она даже не звякнула, выровнял точно по центру, полюбовался натюрмортом и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– Что именно вы хотите услышать, Александр Павлович?
– Куда я попал? Где меня хотят использовать? Кто такой Полковник? Зачем…
Штаб-ротмистр шутливо вскинул руки:
– Не все сразу, ротмистр, не все сразу. Давайте по порядку. Как я понял, больше всего в данный момент вас интересует вопрос, где вы находитесь?
– Да, в первую очередь. Итак, где я?
Вельяминов придвинулся к столу, сцепил пальцы рук и, положив подбородок на тыльную сторону ладони, ответил вопросом:
– Вы любите читать фантастические романы?
– Да, но разве это относится к…
Догадка уже начала смутно формироваться в мозгу…
– А приходилось вам слышать или читать о теории параллельных пространств, Александр Павлович?..
3
Несмотря на ранний час, московская автострада на участке Санкт-Петербург – Новгород обилием мчащихся автомобилей как всегда напоминала Невский проспект. Притормозив, Александр переждал встречный поток машин и свернул на безымянный проселок. Старик не любил гостей и вел с дорожной полицией, стремившейся снабдить соответствующей табличкой каждую барсучью нору, настоящую войну, не гнушаясь при этом никакими средствами. Александр как-то пару раз пытался урезонить отца, но, получив яростный отпор, решил не вмешиваться в безобидные в общем-то стариковские чудинки. Впрочем, проселком эта вполне современная асфальтированная дорога была только на схемах и картах: мстительные «дорожники» по степени твердолобости ничем не уступали графу Бежецкому-старшему, отставному лейб-гвардии Семеновского полка капитану. Александра более всего веселило, что главный отцовский враг, местный обер-полицмейстер его императорского величества Дорожной инспекции барон фон Штильдорф по совместительству являлся старинным его приятелем и соседом. Павел Георгиевич и Иван Карлович частенько пропускали рюмку-другую знаменитого баронского киршвассера вперемешку с графской анисовой после совместной охоты, рыбалки или русской парной, до которой давным-давно обрусевший остзейский немец, предки которого верно служили еще Екатерине Великой, был великий охотник. Как бы то ни было, старинная дружба не мешала им враждовать в принципиальных вопросах и изобретательно строить друг другу мелкие пакости.
Прихотливая человеческая память отличается особенной любовью нанизывать одни воспоминания на другие. Вот и Бежецкий вздохнул, припомнив дочь старого барона, Матильду фон Штильдорф, верную подружку детских игр и юношеских забав, в просторечии называемую им и деревенскими дружками-сорванцами Мотей или даже Мотькой, смотря по настроению. Сбитые в кровь коленки, игры в салочки, в расшибалочку, в прятки с белоголовыми, крепкими, как боровички, ребятишками из соседней деревеньки, чьи предки тянули крепостную лямку на предков Александра, затем общие книжки про мушкетеров и пиратов, первая детская влюбленность и долгие вечера под ее окном, первый неумелый поцелуй… Интересно, как сейчас поживает в своем Стокгольме нынешняя подданная его величества короля Швеции и Норвегии Карла-Оскара Третьего графиня Улленхорн? Последний раз они сталкивались мельком, на балу у уездного предводителя дворянства лет восемь назад. Простила ли Матильда ту старую выходку? Помнится, они тогда крепко поссорились…
Бампер изящной «кабарги» Александра уперся в старательно размалеванный бело-красный брус шлагбаума, украшенного еще не тронутой ржавчиной табличкой с фамильным гербом и надписью-окриком: «Стой! Частная собственность! Ты вступаешь на территорию родового поместья графов Бежецких». Александр только покачал головой на очередное отцовское чудачество: «Еще бы часового поставил!» и посигналил. Как и следовало ожидать, из пелены мельчайшего дождя, обыкновенного в этих болотистых, низменных местах, никто не появился. Пришлось Александру со вздохом вылезать из уютного тепла и сухости салона прямо в промозглую сырость и отодвигать препятствие самостоятельно. Больше всего добивало, что, проехав, пришлось снова вылезать и задвигать проклятое бревно на место: старик больше всего на свете ценил порядок и мог крепко обидеться за подобную небрежность даже со стороны сына (а может быть, на сына-то как раз и больше, чем на всех остальных).
Километра через два открылась сама усадьба, типовой образчик архитектуры эпохи Александра Благословенного. По семейным легендам, передающимся из поколения в поколение, прапрапрадед Александра был весьма чужд эстетике и к тому же порядком прижимист, но, пожалев денег на заграничного архитектора, вполне разумно не поскупился на добротные стройматериалы. Усадьба простояла без малого два столетия, однако капитальный ремонт был произведен всего лишь один раз, и то лейб-гвардии капитан Бежецкий, выйдя в отставку девять лет назад и желая провести на родине остаток дней своих, только кардинально реконструировал интерьер, практически не затронув конструкцию здания и его внешнюю отделку. Так что вполне вероятно, что родовое гнездо графов Бежецких простоит еще немало лет и самому Александру предстоит поселиться здесь на склоне лет.
Отогнав легкую грусть, Бежецкий лихо подкатил к воротам и посигналил. Слава богу, хоть здесь-то привратник, престарелый Трофимыч, оказался на месте.
Отец, как всегда, на гвардейский манер, вскинув жесткий подбородок, выскобленный до синевы, стоял на террасе, ожидая, пока Александр поднимется по лестнице. Матушке давно уже было строго-настрого запрещено выходить навстречу сыну, но Бежецкий-младший знал наверняка, что старая графиня сейчас, сидя в гостиной в окружении верных горничных, состарившихся вместе с ней, с нетерпением ждет завершения раз и навсегда установленного ритуала встречи отца и сына.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.