Страница 42 из 56
«Ей-богу, я сейчас тресну его сумкой по голове!» — в отчаянье подумал Володя.
Но, как правильно говорил Лев Толстой, в жизни всегда следует ожидать неожиданное. Спасение явилось в образе королевского гонца из классической трагедии.
Миссия гонца в шлеме и латах издавна заключалась в том, чтобы явиться в самый острый момент, брякнуть оземь алебардой и прокричать: «Дон Педро! Тебя требует король!» Коротко и ясно. После такого приглашения никто не даст за жизнь дона Педро ломаного гроша, то есть дырявого песо.
Путятинский гонец не носил лат и не брякал алебардой. Джинсы как у всех, майка с иностранными буквами, но явно отечественного кооперативного производства. Лет примерно тех же, что и Володин сопровождающий.
Гонец вывернулся из-за серого тесового забора и буркнул:
— Спицын, привет! Тебя Джека ищет. Ты кому натрепал про Максика Галкина?
«Спицын?» — Володе тотчас вспомнились слова Вени прошлой ночью в засаде: «Спицын — заячья душа». И рассказ Васьки про стычку в дискотеке. Так вот кто оказался единственным мужчиной в воинствующем сообществе юных каратисток. Трусливый Спицын. Потрясающе!
Надо было торопиться к поезду, но Володя не уходил. Он не собирался заступаться за Спицына — еще хуже навредишь. Он ловил каждое слово гонца. Претензии Джеки Клюева ставили советника Веры Соловьевой в цепочку лиц, причастных к тайне «Болотной крысы» — жемчужины из коллекции Максика Галкина.
Но должно же что-то разъясниться из оправданий Спицына! Нет, напрасные надежды. Минуты летели, а Спицын все еще не проронил ни единого слова. И не проронит!
Спицын плакал навзрыд. Спицын заливался горючими слезами. Спицын задыхался от горловых спазм.
«Профессионал», — с уважением подумал Володя.
Издали донесся шум поезда.
— Ребята, не ссорьтесь! — провозгласил Володя и со всех ног кинулся к станции.
Ни о каком избавлении от маскарада в удобном закутке за шпалами не могло быть и речи. Володя чувствовал на спине цепкий взгляд. Рыдающий Спицын все-таки умудрится проследить за представительницей прессы до самого перрона.
Вот и перрон. Поезд уже подошел. Володя одним махом взлетел по каменным уступам и смешался с толпой пассажиров. Он успел вовремя. Поезд стукнул буферами и отчалил. Володя под прикрытием толпы прошествовал с перрона на вокзальную площадь, не посмел навестить ни мужской, ни тем более женский туалет и присоединился к очереди на автобусной остановке…
Ни минутки лишней на избавление от грима и парика!
Покорившись судьбе, Володя поднялся по ступеням автобуса и выбрал местечко у окна — можно всю дорогу сидеть спиной к попутчикам, изображая чрезвычайный интерес к пейзажам и почесывая украдкой темя под париком.
«Про каратисток мне написать все-таки надо. Обязательно. Я им скажу в своей статье все, что не мог сказать в лицо. А в редакции объясню, что для полной конспирации мне надо подписаться женской фамилией. Допустим, Ольга Кречетова. Сразу видно — псевдоним. И никому в голову не придет, что Ольга Кречетова пишет про наш Путятин».
Кто-то с маху шлепнулся рядом, донесся запах одеколона. Вульгарный запах на Володин вкус.
«С соседом, кажется, не повезло. Придется сразу обрезать его комплименты».
Сквозь завесу из каштановых локонов Володя видел мужскую загорелую руку, сплошь в золотых перстнях. Пока шла посадка, сосед ерзал на месте и нервно перебирал пальцами, кого-то выглядывал среди пассажиров. Хоть бы увидел знакомых. Или девушку посимпатичней.
Но сосед никуда не пересел. Остался. Когда автобус тронулся, Володя успел на миг обернуться.
Рядом с ним сидел смуглый красавец. Помидорный король из Краснодара Арик Назаретян.
XXI
— Спокойно! — говорил себе Фомин, наблюдая в окно за действиями въехавшего во двор мотоциклиста в низко надвинутом белом шлеме.
Мотоциклист описал круг, скрупулезно соблюдая предписанную для езды во дворах скорость 5 км. Затем он поставил свой мотоцикл с коляской в самый центр одного из прямоугольников, вычерченных на асфальте белой краской. Слез с седла, снял каску, поправил непромокаемую полость на коляске — все делал размеренно, не спеша. Затем достал из футляра, притороченного к седлу, две щетки — сапожную и одежную. Ровно четыре минуты и сорок одну секунду — Фомин следил по прыгающим циферкам электронных часов! — мотоциклист чистил запылившиеся в дальней дороге сапоги сорок шестого размера. Две минуты и шестнадцать секунд — китель и брюки.
«Аккуратист! Образцовый сержант милиции! Спокойно, Фомин… Не лезь в бутылку… Спокойно…»
Участковому Сироткину надлежало сейчас не чиститься во дворе управления. Ему надлежало находиться в Нелюшке, в боевой готовности на случай появления в тамошних окрестностях опасного преступника, не отсидевшего положенный срок и уже совершившего новую кражу.
Все сельские участковые Путятинского района получили такой приказ. Кого дома нашли, кого в гостях, кого вытащили с рыбалки. В Нелюшку звонили по всем телефонам в поисках Сироткина. Фомин особо добивался, чтобы его нашли — хотел предупредить и насчет возможного появления в Нелюшке директора музея Киселева. Но Сироткина найти не удалось. И вот, пожалуйста, он тут.
«Спокойно! Сейчас он пулей вылетит обратно».
Фомину и без Сироткина было тошно. Налетов не отпускал его из управления: «Ты здесь нужен!»
Когда человеку говорят, что он нужен здесь, это, между прочим, означает, что где-то — и может, в более ответственном месте! — без него прекрасно обойдутся.
Сведения, сходившиеся отовсюду к Фомину, не поднимали настроения. Гриня как сквозь землю провалился. Его фотографию показывали шоферам автобусов. Опознал только один — с маршрута «Вокзал — Крутышка». Это подтверждало информацию Киселя. Но остальным такой пассажир не попадался.
После отхода поезда в Москву звонил Журавлев. И на станции Гриня не появлялся. За поездом наблюдение велось с обеих сторон — с перрона и с соседнего пути. Так что преступника упустить не могли. Но фотографию Грини начальнику поезда вручили — как и было приказано. Пускай и в поезде глядят в оба — на всякий случай.
Попутно Журавлев выложил некоторые свои наблюдения.
Бригадир шабашников Маркин приносил к поезду посылку, фанерный ящик, но почему-то не отправил.
Зубной техник Галкин передал проводнику пятого вагона картонную коробку — предположительно с яблоками или с репчатым луком.
Дотошная информация завершалась сведениями о Киселе. Директор музея Киселев явился на станцию с непонятными целями, прогулялся по перрону и потом куда-то пропал. Есть предположение, что он двинулся через пути в железнодорожный поселок. Обратно до сих пор не возвращался.
Фомин не стал ломать голову, что занадобилось настырному детективу в железнодорожном поселке. Ладно, хоть в Нелюшку не укатил!..
— Разрешите войти? — Влажный зачес и докрасна растертое полотенцем лицо Сироткина свидетельствовали, на какие процедуры у него ушло еще пять с чем-то минут.
Сироткин доложился как положено и заявил, что ценные указания, полученные утром, помогли ему устранить промахи и собрать недостающие факты.
Это не было грубой лестью и подхалимством, это был стиль деятельности участкового из Нелюшки. Он знал назубок все обязанности, все инструкции — и в этом его ставили другим в пример. За пределами инструкций бравый Сироткин робел и терялся — чем, кстати, и пользовался изобретатель Чернов. Однако участковый из Нелюшки вновь обретал деловитость, если ему давали четкую команду: «Делай так-то и так-то…»
— Выкладывай, — сказал Фомин. — Только побыстрее!
Недостающие факты, успешно собранные благодаря ценным указаниям Фомина, относились прежде всего к бригаде шабашников. Исправляя свою оплошность, Сироткин составил полный список членов бригады с указанием домашних и служебных адресов. Сплошь сотрудники разных НИИ и КБ.
«А Чернову в расчетах не помогли. — Фомин искренне огорчился за нынешнюю техническую интеллигенцию. — Неужели шабашка портит даже образованных людей?!»