Вечный ветер

НАШЕСТВИЕ

Прошла неделя нашего пребывания на плавучем острове, — вернее, пролетела, — но благодаря обилию впечатлений казалось, что мы живем здесь очень давно. Костя был в полном восторге от нашего «поплавка», китов, дельфинов, утренних купаний, внезапных тревог, своей работы над содержанием редких металлов в клетках морских животных. Больше им не было сказано ни одного слова о срочном отлете, порядках и черствости островитян. Нет, он явно гордился, что так быстро освоил «морской регламент». Что-то похожее произошло и со мной. Ни он, ни я уже не представляли себе другого места на земном шарике, которое подходило бы так для нас во всех отношениях.

Костя сказал в присутствии Павла Мефодьевича, что у него такое впечатление, будто он попал на другую планету и наш остров просто корабль, залетевший куда-то туда — он посмотрел в небо.

Учитель потер руки:

— Поразительно верное сравнение, мой мальчик. Мне не раз приходило в голову нечто подобное. Какая уйма непознанного вокруг нас! Сколько тайн! Действительно, будто мы опустились на одну из планет в системе Сириуса или Веги.

Он шлепнул Костю по спине. Ему явно нравился мой несколько неуравновешенный друг. Ко мне он относился несколько сдержанно и, я бы сказал, выжидательно. Хотя я несколько раз замечал одобрение в его глазах во время просмотра записей моих опытов.

После ужина все население острова проводило вечера на большой веранде, нависшей над океаном. Мы же четверо — Петя Самойлов, Као Ки, Костя и я, — заглянув для приличия в этот местный клуб, спешили к стоянке ракет, чтобы промчаться вокруг острова в сопровождении эскорта дельфинов. Ветер свистел в ушах. Зеленый огненный след стелился за кормой. Тела дельфинов тоже светились, когда они пробивали волны, чтобы сократить путь и вырваться вперед. Как они были довольны, когда первыми врывались в лагуну, посрамляя людскую технику!

Вчера вечером Костя сказал, стараясь скрыть за нарочитой серьезностью торжествующую улыбку:

— Зайдем ко мне в берлогу, ребята, на одну минутку. Я испортил метров двести пленки, — кажется, удалось кое-что запечатлеть для потомства. Скоро я смогу соперничать с Коррингтоном и нашим стариком.

Никого из нас не прельщала перспектива коротать самое приятное время суток в четырех стенах, да еще притом смотреть дилетантский фильм, нам так хотелось промчаться на ракете по сонному океану, но Костя сказал:

— Пожалуйста, прошу, ребята, ну не больше десяти минут, а потом мы вспеним океан.

В «берлоге» уже все было приготовлено для демонстрации фильма: «Пигмей» чернел на треноге, направленный объективом на большой экран. Мы сели на ковер и скоро забыли о прогулке на ракете. Костя оказался талантливым оператором. Он снял остров в разных ракурсах; особенно удались ему кадры, снятые с маяка и геликоптера.

Фильм начинался с восхода солнца. Из фиолетового моря выкатился темно-багровый диск. Где он взял такое освещение, такое легкое, изящное светило? Нас охватило чувство удивления, как перед картиной художника, который из виденного бесконечное число раз создал неповторимое, единственное. В этом задача и вечная загадка искусства.

Никогда еще я не видел ни такого океана, ни такого солнца, ни такого стада китов. Гиганты паслись на молочно-голубой всхолмленной равнине. Но, пожалуй, самыми интересными кадрами оказались лекции Павла Мефодьевича. Учитель стоял на площадке, висевшей над водой, и говорил в гидрофон. Внизу собралось не менее двухсот дельфинов. Они в разных позах расположились в воде и с видимым интересом слушали лектора. Наверное, трансформатор человеческой речи создавал у дельфинов полное впечатление, что человек говорит с ошибками, с ужасным акцентом, но на их языке. Иногда раздавался характерный шум: щелканье и свист, выражающие восторг или неодобрение аудитории, и опять наступала внимательная тишина. Справа от лектора на экране для дневной демонстрации шел документальный фильм о жизни современного города.

— Пришлось мне повозиться с этими кадрами, — сказал Костя, — старик два раза прерывал лекцию и грозил, что попросит дельфинов утопить мою камеру. Представляете мое положение? Я болтаюсь среди них в надувной лодке, и они, судя по их взглядам, с удовольствием бы выполнили его просьбу. И боюсь, что он лишил бы вас удовольствия смотреть этот фильм, если бы я не поклялся, что съемки — для узкого круга и что ни один кадр не появится во всемирной хронике. Почему-то он боится популярности. Вот еще одна из загадок этой таинственной личности…

Фильм и Костину болтовню прервал ответственный дежурный по острову бионик Лагранж. Он появился на телевизионном экране, розовощекий, улыбающийся; извинился, что вынужден нарушить наш досуг, затем, стараясь придать своему лицу строгое выражение, объявил, что произошла авария на линии, подающей ток для погрузочных механизмов.

Мы с Костей переглянулись. Это не укрылось от лукавых глаз Лагранжа. Он, прищурившись, сочувственно вздохнул и, кивнув, исчез.

— Странный человек этот Лагранж, — сказал Костя. — Зачем он нам докладывает об этом событии? Если это аврал, то почему молчат «ящики Пандоры»? Видимо, какие-то пустяки. Через пять минут робот-электрик исправит повреждение. Продолжим. Сейчас будут подводные шедевры.

Петя Самойлов, с интересом наблюдавший за нами, спросил:

— А вы внимательно познакомились со своими обязанностями?

Мы опять переглянулись.

— Как будто, — сказал Костя.

— Не совсем. Лагранж прав. Пошли, и побыстрее. Рефрижераторы должны уйти вовремя, иначе придется останавливать заводы.

Дорогой он нам объяснил, что мы все трое входим в одну из аварийных команд и что на острове еще нет роботов, способных устранять повреждения в энергосети.

— Вообще в таких специализированных роботах не было до сих пор надобности, все здесь очень надежно. Идите за мной.

Он увлек нас в сумрачную аллею. Мимо с угрожающим жужжанием проносились светляки. Пахнуло ароматом орхидей.

Петя свернул на едва приметную тропинку, и мы очутились в рощице кокосовых пальм.

Здесь все в порядке: кабель светится, — значит, цел.

Я только сейчас заметил, что в траве тянулась узкая, слабо фосфоресцирующая полоса. Вокруг что-то шуршало и щелкало. Костя посветил фонариком. В траве сновало множество крабов в ярко-желтых панцирях и с огромными оранжевыми клешнями; бусинки глаз на длинных стебельках торчали, как антенны у пришельцев из космоса. Пришельцы с хрустом грызли стебли сочной травы.

— Впервые вижу таких сухопутных крабов! — сказал Петя Самойлов. — Обыкновенно из океана выходят крохотные, а эти… У них удивительно устроены глаза.

Невдалеке шлепнулся о землю кокосовый орех, затем другой.

— Кокосовые воры, — сказал Костя. — Бежим, а не то…

Словно в подтверждение его опасений, между нами упал еще один орех.

Когда мы благополучно выскочили из опасной зоны, Петя сказал:

— Какой-то новый вид. Откуда они взялись? И что-то их слишком много развелось. Наверное, днем скрываются в норах. Смотрите! Они жрут ананасы! Нет, они совсем не похожи на наших кокосовых воришек.

Костя заметил с усмешкой:

— Это универсалы. Едят и орехи, и ананасы.

Петя направил свет фонаря на огромного краба, пожиравшего сочную мякоть ананаса.

— Новый вид! — сказал Петя с дрожью в голосе. — Вы только посмотрите, какая форма панциря. Что-то подобное попадалось мне в окрестностях рифов.

Костя глубокомысленно заметил:

— Все крабы похожи друг на друга, особенно ночью.

— И это говорит натуралист! Ты слышишь? — обратился Петя ко мне. — Ребенку ясно, что это совершенно новый вид!

— Допустим, — проронил Костя. — Стоит ли из-за этого так горячиться? Я же не спорю. Пусть будет новый.

Петя слегка обиделся:

— В твоих словах какое-то пренебрежение. Будто я говорю пустяки. Имей в виду, что я долго и основательно изучал ракообразных.

Костя неожиданно вспылил:

— А мне плевать на всех членистоногих и ракообразных, включая медуз и каракатиц!