Страница 54 из 55
— Постойте! — крикнул Мэрфи, подавшись вперед. Его волевое лицо всем обязанного самому себе дельца бледнело на глазах. — Но ведь точно так же кто-то может заплатить вам… или другому гению за МЕНЯ? Тогда мне придется с ужасом смотреть на свой телевизор, машину, и рано или поздно…
— Я же вас предупреждал, — сказал человек за столом и отвернулся, чтобы не смотреть на Мэрфи, неверными, слепыми шажками идущего к двери.
«Безусловно, сенсацией дня следует считать самоубийство президента концерна «Вест Электроникал» Х.Дж. Мэрфи. Как мы уже сообщали, покойный в последнее время проявлял явные признаки умственного расстройства, отказывался ездить в автомобиле, пользоваться бытовыми электроприборами и неоднократно пытался убежать, по его собственным словам, «в леса и горы, где еще нет этих адских штук». Предполагают, что на рассудок известного предпринимателя повлияли сложные перипетии борьбы с конкурирующим концерном «Норд Электроникал».
— Браво, Джек! — президент концерна «Норд Электроникал» небрежно отшвырнул газету. — Вот это я называю отличной работой. Черт побери, это похоже на колдовство — вы, ничего не смыслящий в кибернетике литератор, смогли прикинуться гением-кибернетиком так искусно, что провели этого волка! Но ведь он мог не поверить, испугаться?
— Исключено. — Джек Райлер, не сделавший карьеры фантаст и с некоторых пор специальный советник концерна, сидел на подоконнике и безмятежно болтал ногами. — Дело не в кибернетике, а в человеке. Во-первых, многие в глубине души продолжают верить в злокозненность электронных мозгов, и я лишь подлил масла в огонь, подвел базу под его подсознательные страхи. Во-вторых, только человек без врагов не испугался бы на его месте. А разве он был человеком без врагов? Разве вы, Хэнк, человек без врагов? На его месте вы вели бы себя так же…
— Послушай, Джек, — глухо сказал президент. — У меня отличные специалисты по защите Компьютеров от постороннего вторжения, а твой роман так и не дописан, и все же… Как ты думаешь, может найтись — не в твоем романе, а в жизни — гений-кибернетик, способный преодолеть все барьеры и превратить дом в убийцу?
Райлер долго молчал. Смотрел в окно на бесконечный поток автомобилей, которыми управляли компьютеры размером с пачку сигарет. Потом сказал, не оборачиваясь:
— Странные дела, босс. Ваш — вернее, теперь наш — дорогой конкурент, президент «Ист Электроникал», только что принял на работу двадцать шоферов. И купил дом за городом, не подключенный к сети главного компьютера. И подключать пока не собирается. Я, прежде чем идти к вам, просмотрел свежую сводку нашего Информационного центра, там много интересного, право.
Он слез с подоконника, подошел к столу и взял чашку кофе, только что сваренного киберповаром. Тут же отодвинул ее и сказал:
— А я купил себе велосипед, Хэнк…
Глядя ему в глаза, президент медленно-медленно отодвигал свою чашку и думал, что это глупо, что он не успеет, что все равно домой придется ехать в управляемом компьютером лимузине, что и замок на двери его кабинета отпирается компьютером, что ему с его радикулитом необходим ежедневный электромассаж, что…
Кофе из опрокинувшейся чашки залил газету на столе, но уголок с некрологом остался сухим. И президент вспомнил, что окно его кабинета отделяют от тротуара девятнадцать этажей. Он совсем об этом забыл, а вот теперь вспомнил.
Домой, где римская дорога
А на войне, как на войне.
А до войны, как до войны -
везде, во всей Вселенной.
Он лихо ездил на коне…
Он сидел за столом, сколоченным из толстенных плах. Исхудавший, заросший густой щетиной. Жареная курица дергалась в его ладонях, как живая, он вонзал зубы в мясо и резко дергал головой назад, отрывая куски, глотал, не прожевав толком, торопливо отхлебывал эль, давился, кашлял. Справа стояло набитое наспех обглоданными костями блюдо, слева стояли рядком кувшины. Парочка зажиточных йоменов, оборванный монах, важничавший писец, белобрысый клирик и несколько крепко пахнущих селедкой рыбаков теснились поближе к двери — на всякий случай. За окном было густо-синее кентское небо, скучные холмы и старая римская дорога, пережившая не одну династию английских королей.
Он отшвырнул пригоршню куриных костей и схватил кувшин. Запрокинул голову, эль потек на грязную старую кольчугу, на худые колени. Допив, размахнулся и грохнул кувшин об стену. Брызнули мокрые черепки.
— Вот такие-то дела, — со вздохом сказал в пространство трактирщик. Бесхитростное на первый взгляд замечание имело массу оттенков и сейчас вполне сошло бы за попытку начать разговор.
— Песок, — сказал рыцарь, ни на кого не глядя. — И снова песок. И сто раз песок, болваны…
Он поднял обеими руками меч и с силой воткнул его в пол, целя в некстати прошмыгнувшую кошку, но промазал.
— Там нет кошек, — сказал он вдруг. — И ничего там нет, кроме песка. Песок взметается пыльными бурями, а из бурь налетают сарацины. Господи, ну почему? Почему все оказалось так непохоже на саги и эпосы? Когда мы высадились в Алеппо, каждый был Тэйллефером или уж Роландом по крайней мере. Мы грезили снами о смуглых красавицах, набитых драгоценностями подвалах и блистательных поединках на глазах у короля. А ничего этого нет. — Он сгреб пустой кувшин и шваркнул им в монаха, снесшего это с христианским смирением. — Ристалища обернулись нудными каждодневными рубками, божественные красавицы — толстыми скучными шлюхами, а гроб господень — просто щербатая и пыльная каменная плита. А султан Саладин никак не желает покориться, прах его побери…
— Но пряности… — осторожно сказал трактирщик, стоя так, чтобы при необходимости нырнуть за дверь. Совсем мальчишка, подумал он жалеючи.
— Пряности… — Глаза рыцаря были трезвыми и стеклянными. — Подумаешь, достижение — привезли сотню мешков с приправами для супа… Где зачарованные принцессы, я тебя спрашиваю? Где волшебные самоцветы? Где колдуны? Где драконы? Будь они все прокляты — и Ричард Львиное Сердце, и Болдуин, и остальные! Они отравили нам души. Они обманули нас. Они обещали небывалые приключения, прекрасные чужие страны, похожие на миражи, а привели в преисподнюю — чахлые пальмы, верблюжий навоз и грязные лачуги, над которыми глупо вздымается крепость Крак…
Окно выходило на юг. На юге лежала та далекая земля, откуда он приплыл вчера. Он скривил губы, отвернулся и звонко плюнул на пол. Беззвучно подкравшийся трактирщик ловко поставил рядом с его обтянутым дырявой кольчугой локтем полный кувшин.
— Я и смотреть не хочу в ту сторону, — громко объявил рыцарь. — Той стороны света для меня не существует. Есть только север, запад и восток — и никакого юга с сопутствующими румбами. Там смешались с песком глупые иллюзии несчастных юнцов. Там рассыпались прахом честолюбивые мечты о подвигах, позволивших бы нам превзойти Нибелунгов, Роланда и Ланселота, поставивших бы нас выше рыцарей короля логров. А у меня даже Изольды нет. И Дюрандаля нет. — Он допил эль и утер губы кольчужным рукавом, оцарапав их до крови.
— Что же, все вернулись? — тихо поинтересовался трактирщик.
Рыцарь мутно посмотрел на него, захохотал, махнул рукой:
— Какое там, старина… Это я один вернулся. А эти болваны по-прежнему барахтаются в песках. Через неделю штурм Иерусалима, будут реветь трубы, будут трещать копья, и кучка упрямых идиотов усердно станет притворяться, что за их спинами — Ронсеваль… Ну и пусть. Сколько угодно. Только без меня. В этом мире нет ничего среднего. Либо подвиг, либо скучная возня. И третьего не дано. А они там четвертый год играют в кошки-мышки с сарацинскими разъездами, жрут самогон из фиников и притворяются, что обрели желаемое, что именно к этому и стремились. И ни у кого не хватает смелости признаться, что ошиблись и обрели не то, что искали, гонор не позволяет им вернуться, упрямство заставляет ломать комедию дальше, дальше… Ну и черт с ними. Никогда не поздно прозреть и поумнеть. Плевал я на их проклятый песок… Держи.