Седьмая модель (сборник)

— Курилов Строкину! Курилов Строкину! Ты слышишь меня? Прием! Прием!

— Строкин Курилову. Слышу тебя прекрасно. Что произошло? Почему ты так кричишь?

— Я вызывал тебя, но ты не ответил. Минуту назад…

— Никакого вызова не было.

— И радиодатчик твоего вездехода не отвечал.

— А сейчас?

— Сейчас все нормально. Отвечает. Но сейчас и ты меня слышишь. Тут странное дело…

— Красавицу в песках увидел?

— Красавицу? Да, да, именно „Красавица“! Тут какая-то странная конструкция была…

— Что значит: была?

— Была. А теперь нет. Я даже обошел вокруг нее, руками потрогал. Метров восемь высотой и метров пятнадцать-двадцать в диаметре, это если не учитывать выступающие части.

— У нее даже и выступающие части есть?

— Есть, есть, у нее все есть, что надо. Да только дело в том, что она исчезла. Сначала я хотел, чтобы ты отправился в институт и вызвал сюда кого-нибудь еще. Но показывать больше нечего. Что делать?

— Ты уверен, что она действительно была?

— Думаешь, галлюцинация? Даже если и так, все равно на „Красавице“ есть что-то странное. У меня никогда раньше не было галлюцинаций. А что в твоем квадрате?

— Мой квадрат пуст, как и все другие на нашей „подопечной“. А „Красавица“ это что, название такое, имя? И давно ты придумал?

— Совсем недавно. Да только дело сейчас не в этом. Ведь и Крестьянчиков и Вольнов чувствовали в этой точке что-то странное, непонятное… След! След. Я только что проехал задним ходом метров пятьдесят, а след от вездехода обрывается прямо передо мной.

— Полагаю, что нам нужно встретиться, — сказал Строкин.

— Похоже, что так. Только сначала один небольшой эксперимент. Я буду двигаться вперед и все время что-нибудь говорить, а ты внимательно слушай. Понял? Начали!.. А „подопечная“ действительно красавица. Вот вернемся в институт, и я официально предложу называть ее „Красавицей“. Слушай! Снова та же самая конструкция! Строкин! Стро… Курилов Строкину! Прием! Прием! Курилов Строкину! Прием!

Но мне никто не отвечал.

Теперь я уже сознательно не стал разворачивать вездеход. В этом моем движении то вперед, то назад что-то было… А конструкция все возвышалась. И все было как несколько минут назад. Только я тогда не все заметил, потому что был уверен, что странность заключается только в непонятной конструкции, неожиданно возникшей передо мной. Теперь я был повнимательнее. Во-первых, связь со Строкиным снова оборвалась. Я сейчас дам задний ход и услышу от своего напарника, на каком слове она прекратилась. Во-вторых… Или это мне только кажется?.. За окнами машины было не такое уж и пекло, как всегда… В-третьих, колея от вездехода, которую я перешел пешком, тянулась перпендикулярно движению моей машины. В-четвертых, это была колея только от одной гусеницы.

Но сначала связь со Строкиным.

Я дал машине задний ход и почти тотчас же услышал: — …рилову! Прием! Прием!

— Курилов Строкину! Слышу нормально. Когда прекратилась связь?

— На фразе: „И я официально предложу называть ее „Красавицей“.

— Все верно. Следующей фразой было: „Слушай! Снова та же конструкция!“ Что будем делать? Похоже, что дело тут не в плохом распространении радиоволн. Я куда-то попадаю. Только наш вычислительный центр вряд ли смог бы это смоделировать. А какой-либо сбой в машине уже давно бы заметили и исправили.

— Выхода два: или обоим немедленно возвращаться в институт, все рассказать, а там уж пусть начальство принимает решение, или попытаться кое-что разузнать об этой твоей конструкции, но только вдвоем. Впрочем, уже одно то, что на „подопечной“, „Красавице“ то есть, пропадает радиосвязь — немаловажно. И если это не причуды вычислительного центра, то работы хватит всему институту.

— Я уверен, вычислительный центр здесь ни при чем. Жду тебя в квадрате Крестьянчикова. — Я назвал координаты места, где сейчас находился. — Придумаю для тебя какой-нибудь буй. Или… даже просто оставлю на этом самом месте свою машину, а сам пойду пешком.

— Думаешь, туда можно пройти пешком?

— Почему нет? Сейчас попробую. Иди по радиодатчику. Минуты через две я тебя вызову.

Я вылез из вездехода и пошел по следам машины. Лицо мое защищала только кислородная маска, а кисти рук были открыты вообще. Я чувствовал, какая жуткая жара стояла здесь. Колея от моего вездехода кончалась внезапно, словно срезанная ножом. Я постоял с секунду и сделал шаг вперед. Передо мной высилась конструкция. Воздух, несомненно, стал прохладнее. И еще одна странность — горизонт как бы сузился. Но это могло быть и от того, что в вездеходе мои глаза находились метра на полтора выше. На ровном месте и это имело значение.

Несколько минут у меня ушло на то, чтобы вернуться в машину, вызвать Строкина, сказать ему о том, что я намерен делать дальше, убедиться, что тот на предельной скорости идет в мой квадрат, и снова вернуться к странному сооружению.

5

На связь со Строкиным я должен был выйти через полчаса.

Еще раза три я обошел вокруг странной конструкции, уже более смело заглядывая в ниши и похлопывая рукой по выступающим частям. И если раньше я отметил, что оно, кажется, было изготовлено из металла, то теперь я начал различать цвета металла. Преобладающим был малиновый с множеством оттенков, переходящих в желтый и фиолетовый. Завершенность форм конструкции привела меня к мысли, что это какой-то законченный, отдельный, специальный аппарат, у которого нет никаких функциональных связей с окружающим миром. То есть я пришел к мысли, что это какой-то летательный, скорее всего космический аппарат. Одна из ниш оказалась настолько глубокой, что свет в нее уже не проникал. Уверенность, что ничто здесь не причинит мне вреда, возникла у меня давно. Она окрепла и даже казалась внушенной, внешней, не подавляющей, но какой-то призывной. Словно кто-то приглашал меня войти и просил помощи.

Я уже не мог, да и не хотел противиться этому зову.

Ниша заканчивалась лазом, в котором я мог проползти. Я двинулся вперед и метров через пять очутился в помещении, светлом, достаточно просторном, круглом, с какими-то стойками по окружности, с двумя креслами или чем-то отдаленно напоминающим кресла, с пультом управления. Во всяком случае, здесь что-то переливалось всеми цветами радуги и походило на перемигивание лампочек на мнемосхеме какого-то очень сложного устройства. В одном из кресел лежало существо и глядело на меня двумя немигающими глазами. Мне показалось, что оно мертво или без сознания. Призыв о помощи, безмолвный, но страстный, исходил, несомненно, от него.

Что-то перевернулось в моей голове и вновь стало на место. Спокойно… Спокойно… Спокойно…

Чьи бы это ни были штучки, но передо мной лежал человек. Да я и не рассуждал, человек это или не человек. Просто разумное существо. Я подошел и положил руку на высокий лоб. Он был теплым. И черты лица были явно человеческими. Глаза, уши, рот, нос. Руки, ноги, туловище. Он, кажется, был точной копией человека, хотя человеческими мне сначала показались только глаза. Что же делать? Что с ним? Чем я могу ему помочь? Я чуть было не сгреб его в охапку и не потащил в вездеход, чтобы немедленно транспортировать в наш институт. Но вовремя опомнился. Во-первых, атмосфера. Лаз в это помещение, каюту или рубку управления был открыт. Вполне возможно, что существо дышало именно таким воздухом, какой был на этой планете. А он ведь далеко не похож на земной. Может случиться, что один глоток земного воздуха — и спасать будет некого. Во-вторых, еще одно кресло. Я не знал, есть ли здесь второй член экипажа. А если есть, то жив он или мертв? Колея одногусеничного вездехода наводила на мысль, что второе существо должно быть. Я бы сейчас сделал все, что нужно, вот только не знал, что именно. Осмотреть корабль? Теперь я был уверен, что это космический корабль. Да чем же все-таки помочь ему? Я рванулся в одну сторону, в другую, чуть было не сбил со стойки, графин с водой… и остановился.