Убийственный маскарад

Она перебила его:

– Перестаньте, я вас ни в чем не виню. Это же действительно задумывалось, как розыгрыш. Вы не могли ничего сделать. И я звоню вовсе не для того, чтобы сделать вам выговор.

– Вот как? – промямлил Розовски. Настроение, вместо того, чтобы улучшиться, осталось паршивым, но теперь к нему примешалось еще и неопределенное беспокойство.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала Смирнова. Мы можем встретиться?

– Сегодня?

– По возможности – сейчас.

– Будет лучше, если вы объясните, что именно от меня требуется, – осторожно заметил Натаниэль.

– Господи, ну что может понадобиться от частного детектива?! Я хочу проконсультироваться с вами... – она запнулась, а когда вновь заговорила, в ее искусственно-спокойном голосе почему-то послышались истерические нотки. – Очень, слышите?! Забудьте о деньгах! Не надо было их присылать! Я... – она вновь замолчала. Совсем растерявшийся Натаниэль услышал в трубке всхлипывания.

– Успокойтесь, успокойтесь, Виктория, – торопливо заговорил он. – Конечно, я помогу вам, с удовольствием! («Что я плету? Какое тут удовольствие?»). Я сейчас как раз собирался в агентство, так что, если вы подъедете туда, мы обо всем поговорим. Это на улице Алленби, очень легко найти. Там есть здание – если ехать от старой автостанции...

Женщина поспешно перебила его:

– Извините, господин Розовски, я сейчас не в том состоянии, чтобы куда-то ехать или идти. Без конца кто-нибудь приходит, понимаете... Не могли бы вы приехать ко мне? Пожалуйста!

– Хорошо, – ответил Розовски, ругая себя за мягкотелость последними словами. Несколько раз, вместо того, чтобы принимать клиентов в конторе он соглашался приехать в назначаемое ими место. И вечно попадал в неприятности. – Буду у вас примерно через полчаса.

– Спасибо, – она положила трубку.

Розовски некоторое время рассеянно смотрел перед собой, потом тоже положил трубку – так осторожно, будто та была сделана из хрупкого стекла.

– Уф-ф... – выдохнул он и озадаченно посмотрел на мать, все еще стоявшую рядом. – Вот ведь какие дела... Вечно я встреваю во что-нибудь...

Мать с готовностью кивнула. Она была полностью согласна с последним замечанием. Мало того: именно об этом она твердила сыну без малого пять лет – с тех самых пор, как Натаниэль Розовски оставил уважаемую и серьезную должность в полицейском управлении Тель-Авива и открыл детективное агентство, специализировавшееся на «русских» делах. Натаниэль развел руками – мол, знаю, знаю, а что делать? Мать молча удалилась в кухню, а он позвонил в агентство. Ответила секретарь Офра.

– Привет, девочка, – сказал Натаниэль. – Дай-ка мне нашего бездельника.

– Бездельник занят делом, – радостно сообщила Офра. – Наш клиент, который просил вернуть удравшую жену, вчера ночью попал в больницу с множественными переломами ребер. Его избил новый ухажер жены, тот самый, которого Маркин вроде как уговорил вернуть красавицу законному супругу. Ухажер вернул, но после передумал. И нашего Маркина вызвали в полицию, поскольку его имя фигурирует как в показаниях потерпевшего, так и в показаниях виновника, – все это она выпалила, как обычно, одним духом.

– Ага-а... – растерянно протянул Розовски. – В полицию. Понятно. Давно уехал?

– Только что. Когда ты приедешь? – спросила она.

– Когда приеду, – честно ответил Натаниэль. – Так и говори всем, – он перезвонил Маркину на мобильный телефон:

– Саша? Мне нужна твоя машина.

– Не могу, – в голосе Маркина слышались торжествующие нотки. – Я как в том анекдоте, знаешь? «Где Рабинович?» – «Он на даче показаний». Так вот, тот Рабинович – это я. Я еду на дачу показаний.

– От твоих показаний там никому не будет ни холодно, ни жарко, – сказал Натаниэль. – Так что ты сейчас снова не Рабинович, а Маркин, и едешь прямо ко мне домой. Все претензии пусть адресуют старшему инспектору Ронену Алону, отдел по расследованию убийств, округ Яркон. В случае чего, скажешь, что он тоже вызвал тебя для дачи показаний. В связи с происшествием в Кфар-Шауль. К нему ты тоже, конечно, не поедешь, но зато у тебя будет прекрасный повод... – Натаниэль подумал немного. – Нет, даже два повода не ехать в полицию вообще. Так что езжай ко мне.

В ответ Маркин только вздохнул. Эти вздохи продолжались уже несколько лет – с тех самых пор, как Маркин впервые появился в конторе Натаниэля. А связаны они были с тем, что Розовски категорически отказывался обзаводиться автомобилем, всякий раз весьма убедительно обосновывая преимущества общественного транспорта перед частным. Это отнюдь не было связано с жадностью. Просто еще в период жизни на доисторической родине Натаниэль с некоторой оторопью наблюдал за странными изменениями в психике и поведении тех своих знакомых, кто поддался слабости и купил сверкающее никелем и лаком чудовище. Знакомые менялись на глазах, превращаясь в рабов неодушевленных, но тем не менее весьма жадных предметов. Самым страшным было то, что рабы себя таковыми не чувствовали, они любили коварных рабовладельцев, заботились о них, гордились ими. Тогда Натаниэль поклялся себе никогда и не при каких обстоятельствах не уподобляться подобным мутантам. Что удивительно: почему-то несчастный образ водителя собственной машины никак не влиял на управление машинами чужими. Полицейский психолог, которому Натаниэль однажды рассказал об этой своей навязчивой идее, в ответ принялся разглагольствовать пространно и путано, каким-то образом увязывая машины с женами, объясняя поведение Натаниэля боязнью семейного очага и склонностью к чужим женам. Розовски очень удивился и обиделся – во-первых, потому что семья у него в тот момент существовала, а во-вторых, потому что никогда он не был любителем ухлестывать за замужними дамами.

Так или иначе, но свой автомобиль у Натаниэля так и не появился. Несмотря на это, при необходимости он бесцеремонно завладевал старенькой «субару» помощника. Маркин пытался протестовать первые полтора года, упирая, главным образом, на нелогичность поведения шефа.

– Я только при расследовании логичен, – заявил Розовски. – А во всем остальном – принципиальный противник логики. Человек не должен вести себя логично. Это так же противоестественно, как бритый кактус.

И Маркин махнул рукой.

4

Подъехав к вилле Смирновых, Розовски не сразу покинул автомобиль. Настроение его, как уже было сказано, достигло нулевой отметки после телефонного звонка Виктории Смирновой. Так что теперь, если следовать все той же шкале, оно – то есть, настроение, – уже определялось величиной отрицательной. Что, естественно, не способствовало желанию встречаться с вдовой. Выругав себя в очередной раз за мягкотелость и слабость к женским слезам, Натаниэль, кряхтя, выбрался из машины – при этом «субару» скрипела и качалась, готовая вот-вот развалиться на составные части – и очень медленно двинулся к знакомой уже двери под небольшой изящной аркой. Когда до арки оставалось всего несколько шагов, дверь распахнулась, и по ступеням крыльца быстро сбежал мужчина. Он так стремительно двигался, что едва не сбил детектива. Пробормотав какие-то извинения, мужчина быстрым шагом направился к стоявшему чуть в стороне темно-вишневому «фольксвагену». Через мгновение раздался мягкий рокот двигателя, и «фольксваген», сразу же набрав скорость, помчался по шоссе Кфар-Шауль – Тель-Авив.

Чуть ошарашенный стремительностью незнакомца, Натаниэль покачал головой. На полицейского тот не был похож, значит, видимо, либо родственник погибшего, либо знакомый. Приезжал выразить соболезнование, а теперь старался наверстать упущенное время. Розовски поднялся по ступеням и нажал на кнопку дверного звонка. Немного подождал. Мягко щелкнул замок, дверь приоткрылась. Хозяйка даже не поинтересовалась, кто именно звонит.

Он вошел внутрь, прошел через парадный ход во двор. Здесь ничего не напоминало о недавнем испорченном празднике – эстраду, на которой резвились музыканты-орангутанги, разобрали, стойку временного бара тоже. Теперь этот двор представлял собою просто овальное пространство, не такое уж большое, обрамленное живой изгородью.