Черная маска

Широкий коридор был похож на идущий через дом темный туннель. Смутным прямоугольником виднелась открытая дальняя дверь, выходившая на заднюю веранду. То, что все двери были открыты, и в самом деле создавало некоторый сквозняк: края расшитой кружевами салфетки, накинутой на небольшой столик, еле заметно двигались в темноте.

Желание ощутить эту прохладу, какой бы кратковременной она ни была, притягивало. Летти вошла в дом и беззвучно двинулась по коридору. Она прошла гостиную и свою собственную комнату напротив, миновала столовую и спальню, которую занимали Салли Энн и Питер. Из-за одной из дверей, справа, доносились ритмичные вздохи крепко спящего человека — это была комната тетушки Эм.

Дверь в комнату Рэнни закрыта, но на полу перед ней лежал какой-то странный сверток. Вздрогнув от неожиданности, Летти остановилась, потом осторожно приблизилась — и чуть не задохнулась от смеха. Сверток пошевелился и вздохнул. Это был Лайонел, крепко спавший на коврике. Прямо как в Средние века! Однако Летти не думала, что мальчик здесь по приказу хозяина. Скорее всего, у Рэнни опять разболелась голова после пережитого волнения и Лайонел расположился поближе на случай, если ночью его позовут. Он был преданным другом и относился к своему подопечному с неподдельной любовью.

Ступая легко, чтобы не разбудить мальчика, Летти двинулась дальше. Выйдя на заднюю веранду, она прошла наискосок к правой стороне, где на пол падал широкий клин лунного света, остановилась у перил и прислонилась плечом к угловой колонне. Слева от нее была кухня с тускло отсвечивавшей шиферной крышей, а за ней ряд полуразвалившихся хижин. Сбоку, за кухней, начинался заросший сад, а чуть ближе находилась аллея вьющихся мирт, переплетенных с густыми зарослями плетистых роз.

Внезапно что-то задвигалось в зарослях миртовых лиан. Уловив боковым зрением трепетание листьев, Летти замерла. Через секунду из зарослей с пронзительным криком взлетела разбуженная птица, а следом вышел знакомый пестрый кот, подергивая хвостом от досады, что упустил добычу.

Летти отругала себя за нервозность и снова расслабилась. Подняв голову, она посмотрела на луну, и ей показалось, что лунный свет как бы касается ее лица. Это прикосновение создавало ощущение глубокого покоя, и Летти предалась ему на некоторое время.

Лучи падающего на нее света придавали жемчужный блеск коже и запутывались в волнах волос, как холодное пламя. Они образовывали вокруг нее некий сверкающий нимб, в котором она выглядела неземной и не вполне реальной. Рэнсом, потрясенный, стоял в тени раскидистого орехового дерева, куда он поспешно отступил. Чувства захлестнули его, он схватился за ствол укрывшего его дерева с такой силой, что неровности коры врезались в кожу. Желание еще раз предстать перед Летти в своем ночном обличье было почти непреодолимо, но он не мог позволить себе этого.

Рэнсому было ясно одно: эта учительница-янки — вовсе не такая незначительная помеха, какая казалась вначале. Она быстро становилась главной угрозой. Уже во второй раз Летти вставала между ним и его убежищем Рэнсом не сомневался, что это происходило случайно, и все же решение тетушки Эм взять постоялицу осложнило его деятельность сверх допустимого. Более того, присутствие Летти делало странные вещи с его способностью мыслить здраво. Она была опасна. Очень может быть, в отношении нее что-то следовало предпринять. Но что предпринять — он не мог придумать. Рэнсом надеялся, что после той ночи, проведенной с ним в кукурузном сарае, Летти сбежит из Луизианы в ужасе и отвращении. То, что она не сделала этого, породило у него сложное чувство смущения, тревоги и странной, изнуряющей нежности. Это чувство совсем уж осложняло то, что он знал наверняка — у него возникла серьезная проблема.

Сама тетушка Эм, благослови ее господь, никогда не давала ему поводов беспокоиться. Хотя она и была склонна заявлять, что не может сомкнуть глаз по ночам, она всегда моментально погружалась в сон, такой глубокий, каким могут наслаждаться только люди с добрым сердцем и чистой совестью. При небольшой помощи Лайонела и Мамы Тэсс у него была возможность приходить и уходить, когда он хотел.

Решение не посвящать ни во что тетушку далось ему нелегко, но иначе было нельзя. Она была милой, но абсолютно неспособной что-то долго скрывать. Нет, пусть уж лучше относится к нему с терпением и состраданием, как только и можно относиться к человеку, страдающем таким недугом, который он приписывал себе. Так что с тетушкой он устроил все как нельзя лучше, чего нельзя было сказать в отношении Летиции Мейсон. И он хорошо знал, что виноват в этом сам.

Мрачно нахмурившись, Рэнсом отступил на шаг, потом еще на один и наконец вышел на дорожку.

До Летти донесся негромкий звук шагов, и она напряженно выпрямилась, пытаясь определить, откуда он исходит. По всему телу молнией пробежала тревога, но на смену ей довольно скоро пришло любопытство: ведь никто и не пытался скрыть этот звук, подойти к дому незаметно.

Из-за двери кухни показался какой-то человек. Летти рванулась к двери, но вдруг остановилась. Как глупо! Ведь это всего лишь Рэнни. Неспешно, свободным и легким, даже изящным шагом он шел к ней по дорожке — в одних брюках, с полотенцем на шее. Волосы его влажно блестели, и он приглаживал их рукой, откидывая назад быстрым движением так, что в воздух взлетали мелкие брызги, как будто шел серебристый дождь. Капли воды сверкали на его обнаженном торсе. Направляясь к дому, он что-то напевал.

Летти подошла к ступенькам и негромко окликнула его:

— Почему вы не спите, Рэнни?

Он остановился прямо под ней и посмотрел вверх. На лице его появилась улыбка.

— Мисс Летти?

— Я задала вам вопрос, — напомнила она. — Где вы были?

Вопрос ее был вызван не столько подозрением, сколько не имеющей под собой оснований уверенностью в том, что это было не вполне обычно для него разгуливать по ночам.

Он засмеялся:

— Купался.

— Один?

— Было жарко, Лайонел спал…

По его груди сбегала струйка воды. Она была темной от коричневой краски, и Рэнсом поспешно вытер ее. На самом деле он пытался смыть краску на кухне, но это у него плохо получилось. Слава богу, в такой темноте Летти не могла ничего разглядеть.

— Вы часто купаетесь по ночам?

— Нет. Только иногда.

— В реке?

Рэнсом все просчитал. Если тетушка Эм услышит об этом полночном заплыве, она страшно расстроится: течение в реке было довольно бурным. Оставалось только одно подходящее место.

— Нет, я обычно купаюсь в пруду Динка.

— И вам разрешают?

Рэнсом пожал плечами:

— Я им не говорю. Вы ведь тоже не скажете, правда?

Вместо ответа Летти вздохнула:

— Жаль, что я не пошла с вами…

Это было так неожиданно, что у Рэнсома перехватило дыхание. У него перед глазами ярко промелькнуло, как это могло быть: они вдвоем, обнаженные, резвятся и плавно скользят в темной воде пруда, лунный свет падает на их мокрые тела… Летти, конечно же, не понимала, что говорит! А может быть, понимала? Да нет, ведь она говорила это Рэнни, которого считала абсолютно безобидным — и не совсем мужчиной.

На него вдруг нахлынуло раздражение, такое же неподдельное, как и бессмысленное.

— Пойдемте сейчас, — сказал он тихо. — Я готов составить вам компанию.

Летти сама не знала, почему она сказала это. Мысль о ночном купании была заманчива и в то же время пугала. Она посмотрела на Рэнни. Лунный свет позолотил его лицо и грудь, высветил великолепную мускулатуру и вместе с тем оставил в тени глаза. Свет обратил его мокрые взъерошенные волосы в сияющее золото, а капли воды на коже — в искрящиеся бриллианты. Где-то в глубине у нее появилось странное чувство. Невольно она подняла руку к горлу и стянула края халата.

Ей было неловко сознавать, что Рэнни — мужчина. Вряд ли он думал о ней больше, чем о случайном спутнике, вроде Лайонела, да она и не хотела, чтобы было иначе.

Это было нелепо, но Летти вдруг захотелось проверить, может ли он так же реагировать на теплую улыбку, как другие мужчины. Осознав это, она отшатнулась от Рэнни: подобное желание показалось ей кощунственным.