Черная маска

О боже, какой же она была дурой! Поделом ей за это беспечное путешествие в одиночку в дикую глушь. Сейчас Летти не могла представить, почему решилась на такое. Ведь ее тысячу раз предупреждали об опасности. Единственным утешением было то, что о случившемся не обязательно всем знать. Разумеется, она имела право заявить об изнасиловании, но она не собиралась выносить свое унижение на публичное обсуждение.

Кроме всего прочего, Летти сама не была уверена, что же с ней случилось. Она знала только, что предала память брата, навлекла позор на свою семью и прежде всего на себя саму. Ну что ж, она позаботится, чтобы это не повторилось; более того, она постарается, чтобы единственный свидетель ее падения, которое началось у ручья и закончилось здесь, в сарае, как можно скорее замолчал навсегда и не смог никому рассказать об этом. Шип был не только убийцей, он оказался еще и подлым насильником. Его преступления не должны сойти ему с рук!

Только сейчас Летти заметила, что вся дрожит. Спотыкаясь, она двинулась к охапке кукурузных листьев, опустилась на колени и нащупала свою одежду. Натянув на себя дрожащими руками рубашку, юбку и корсаж, она накинула сверху одеяло и села у бревенчатой стены. Глаза ее горели, она смотрела в темноту в ожидании утра…

Должно быть, Летти заснула, хотя ей казалось, что она прикрыла глаза только на мгновение. Внезапный шум заставил ее насторожиться; она сжала револьвер, сбросила одеяло и осторожно двинулась к двери.

Ночью дождь прекратился; через щели в стенах в сарай проникал серый предрассветный свет. Летти слегка приоткрыла дверь… Прямо напротив сарая стояла ее коляска — шум, который она слышала, был, очевидно, стуком колес; он возник, когда коляску выводили из-под навеса. На заросшей травой дорожке за повозкой послышалось какое-то движение, и Летти увидела силуэт всадника, удалявшегося в утренний туман.

Так, значит, Шип, оставив ее, не ушел далеко! Должно быть, он провел остаток ночи под навесом, с лошадьми. Он запряг для нее рыжую кобылу и вывел коляску, перед тем как уехать. «Как благородно с его стороны, — подумала она с едкой иронией. — Как жаль, что он не был столь галантен раньше».

Уже забравшись в коляску, Летти обнаружила саранчу — сухая, желтовато-коричневая, она была приколота к коже сиденья, проткнутая насквозь отвратительным черным шипом. Летти смотрела на нее с таким отвращением и ужасом, как смотрят на змею, свернувшуюся для прыжка. Первым желанием было раздавить ее или уж по меньшей мере отбросить, она протянула руку и робко взяла ее.

Саранча была легкой, как перышко, и хрупкой. Она цеплялась за ее пальцы крохотными коготками и, казалось, не собиралась отпускать. Пронзивший саранчу шип, твердый и черный, был до блеска отполирован. Оба предмета были в своем роде совершенны и напоминали Летти о глупости, на которую она оказалась способной… Что ж, ей надо хорошенько это запомнить. Она достала из кармана платок, завернула в него знак человека, прозванного Шипом, и аккуратно положила на сиденье рядом с собой.

Когда Летти подъехала к реке, паромщик вышел из дома с чашкой кофе в одной руке и с булочкой в другой. Это был высокий и костлявый человек, заросший густой бородой. Он сразу узнал Летти и, пока перевозил ее через реку, говорил, не замолкая. Оказалось, что он страшно сожалеет о вчерашнем происшествии и не может простить себе, что оставил ее на берегу ночью в такой дождь. Но он ничего не мог поделать: ему угрожали оружием. Он бы пригласил ее позавтракать, но в доме больные, и она могла заразиться. В любом случае он рад, что она нашла сухое место, чтобы переночевать. Нет, он не перевозил утром человека, который преследовал тех двоих; должно быть, тот поехал другой дорогой. Еще паромщик очень надеялся, что она не слишком испугалась и не уедет из этих мест: им так нужны учителя…

Каким бы болтливым этот человек ни был, его расположение успокаивало. Казалось, не было ничего необычного в том, что она осталась здесь на ночь, и ее надо скорее пожалеть, чем осуждать. Может, и правда никому не придет в голову наихудшим образом истолковать ее рискованное приключение, даже если это было вполне заслуженно?

Летти тепло попрощалась с паромщиком и двинулась по берегу в сторону Накитоша. Очень скоро она подъехала к Сплендоре.

Тетушка Эм ворчала и бранилась, но, вглядевшись в бледное лицо Летти, отослала ее в спальню, пообещав поднос с завтраком и ванну и распорядившись, чтобы Летти не беспокоили, пока она не отдохнет. Мама Тэсс принесла из кухни завтрак на подносе, а Лайонел притащил в комнату длинную оцинкованную ванну. Летти было неловко, что из-за нее поднялся такой переполох, но мальчик сказал, что у него все равно нет сейчас других поручений. Мастер Рэнни все еще спит: у него вчера начались его обычные головные боли; как раз после того как она уехала, он закрылся в комнате.

Лайонел натаскал горячей воды, и Летти с наслаждением погрузилась в ванну. Она не собиралась спать сейчас, в разгар утра, когда солнце уже высоко. Кроме того, она была уверена, что все равно не заснет, ощущая себя такой падшей женщиной с измученным телом — и совестью. Но постель была мягкой, простыни наглаженными, а ветерок, влетающий через раскрытое окно и тихонько колеблющий кисейные занавески, приносил дурманящий аромат магнолий. Грехи прошлого вдруг показались ей очень далекими. Она вытянулась на покрывале, почувствовала, как губы ее без причины сложились в улыбку, и закрыла глаза.

Когда Летти проснулась, день уже клонился к вечеру. В комнате было тихо и душно, за окнами солнце отбрасывало резкие косые тени на пол веранды. До нее донеслись приглушенные голоса. Через дымчатую кисею занавески она разглядела мужской силуэт у перил веранды, и сердце у нее в груди вдруг забилось. Потом она узнала тихий, почти робкий голос Рэнни и звонкий голосок Лайонела.

Господи, какая же она ленивая — проспала почти весь день!.. Нельзя поддаваться жалости к самой себе. Ведь она не какая-нибудь изнеженная южная красавица голубых кровей, сразу же опускающая руки и уступающая малейшим своим слабостям. По правде говоря, если не считать некоторого тяжелого осадка, Летти чувствовала себя почти по-прежнему, будто испытания этой ночи никак не касались ее. В конце концов, дело не поправить, если она будет прятаться, зализывать свои раны и жалеть себя саму. Она должна взять себя в руки и продолжить то, ради чего сюда приехала!

Летти знала, что снаружи в спальне ничего нельзя разглядеть из-за кисейных занавесей, но тем не менее оделась в углу, хорошо спрятавшись от чьего-либо взгляда. Она расчесала волосы и уложила их толстым кольцом вокруг головы, чтобы было не так жарко, затем с удовольствием умылась. Вытирая лицо, она посмотрела в зеркало — и не узнала себя. Все-таки ночь, проведенная с мужчиной, не может не сказаться на женщине… Повесив полотняное полотенце, Летти расстегнула манжеты и закатала рукава до локтя. Затем расстегнула две верхние пуговки высокого воротника. Так лучше. Действительно, надо купить хотя бы пару платьев, более подходящих к этому климату.

Рэнни обернулся, когда Летти вышла на веранду. Легкая улыбка осветила его лицо, зажгла огонь в нежной голубизне глаз. Его взгляд на мгновение задержался на белой ямочке на ее горле, он усмехнулся уголком рта и склонил голову:

— Добрый вечер, мисс Летти.

Летти улыбнулась в ответ:

— Добрый вечер, Рэнни. Лайонел сказал мне, что вчера вы плохо себя чувствовали. Надеюсь, вам лучше?

— Намного лучше. А… вам?

Вопрос прозвучал неожиданно резко, как будто он что-то знал о ней или же ответ был очень для него важен. Летти удивленно подняла брови, но потом решила, что ей почудилось, и улыбнулась с демонстративной легкостью.

— Если вы имеете в виду, пришла ли я в себя после поездки, то да.

— Вам лучше было бы взять меня с собой. Улыбка сошла с ее лица, словно солнце спряталось за облако.

— Да, возможно.

«Не стоило напоминать ей об этом, — подумал Рэнсом, — и не надо забывать, что ее улыбки предназначены Рэнни — мужчине с умом ребенка, которым она меня считает».