Страница 63 из 117
Особенно возмутило Хрущева выступление делегата от Филиппин, который стал распространяться по «венгерскому» и «прибалтийскому вопросу». (Интересу к прибалтийской теме придало бегство матроса-прибалта с «Балтики».) Как вспоминал Суходрев, «к этому времени Хрущев уже уяснил, что его выкрики с места никто не слышит, но все же продолжал буйствовать… Филиппинец… старался не обращать внимания на выкрики. Тогда Хрущев начал барабанить кулаками по столу. Пробовал и топать ногами, но это было малоэффективно, поскольку пол был устлан сплошным ковровым покрытием. Рядом сидел Громыко. Мало того что он сам не пытался успокоить своего соседа, так еще и сам разошелся. Кто бы это мог представить Андрея Андреевича, бьющего кулаками по столу в зале Генеральной Ассамблеи! Однако я это видел. Громыко все же сумел в какой-то момент объяснить Хрущеву, что тот имеет право перебить оратора "по порядку ведения". "Ах, все-таки имею право перебить? Очень хорошо!" – обрадовался Никита Сергеевич и поднял табличку с названием своей страны. Председатель прервал филиппинца. Тот покорно отошел от трибуны, а его место быстро занял Хрущев. Причем, подходя к трибуне, он сделал жест рукой, будто смахивает оратора с трибуны как муху. Хрущев, разумеется, начал говорить не "по порядку ведения", а свое. Председательствующий Фредерик Боланд, ирландец, перебил его, мол, извините, но это не "по порядку ведения", но это не остановило Хрущева.
Сначала Хрущев стал осуждать председателя Ассамблеи Боланда за то, что тот остановил представителя Конго. Затем, назвав представителя Филиппин "американским холуем", он опять осудил Боланда за то, что тот не остановил его. При этом Хрущев выразил мнение, что Боланд "симпатизирует колониальному господству". "Разве это справедливо? Нет, несправедливо", – возмущался Хрущев. "Господа, господин председатель, – выкрикивал Хрущев, – мы живем на земле не милостью Божьей, и не вашей милостью, а силой и разумом великого Советского Союза и всех народов, которые борются за свою независимость. Не заглушить вам голос правды, который звучит и будет звучать. Конец и могила колониальному рабству! Долой его! Надо похоронить его, и чем глубже, чем лучше!"»
Нарушая принятые в ООН правила для ораторов, Хрущев не раз вступал в пререкания с Боландом. Суходрев вспоминал: «Выступление испанского министра глубоко задело Хрущева. Он тут же потребовал слова "с правом на ответ". Когда его предоставили, он стал с трибуны на чем свет крыть и режим в Испании и самого Франко. А Франко, какой бы он ни был, являлся главой государства – члена ООН. Хрущев кричал, что "придет время, и народ Испании поднимется и свергнет кровавый режим!" По всем парламентским законам это явное оскорбление. Председатель прервал Хрущева и заметил, что "выступающий оскорбляет главу государства, а это у нас не положено". Он тщетно пытался лишить Хрущева слова. Но ведь Никита Сергеевич стоит на трибуне у микрофона, наушников, через которые поступает русский синхронный перевод, у него нет, и английскую речь Боланда он не понимает. Да если бы и понимал, полагаю, не захотел бы остановиться. Догадываясь, что Фредерик Боланд пытается его урезонить, он обернулся к нему и стал обличать уже его: "Ах вот как! И вы, председатель, тоже поддерживаете этого мерзкого холуя империализма и фашизма?! Так вот я вам скажу: придет время, и народ Ирландии поднимется против своих угнетателей! Народ Ирландии свергнет таких, как вы, прислужников империализма!" Ирландцы – народ эмоциональный и горячий. Боланд, услышав выпады теперь уже в свой адрес, стал пунцовым и закричал: "Вы нарушили уже все правила! Я лишаю вас слова и закрываю заседание!" "И тут Боланд вспомнит, что у него в руках председательский молоток, которым в таких случаях можно стукнуть по деревянной подставке, что он и сделал, но уж очень сильно. Молоток треснул, и головка его, кувыркаясь, полетела в зал. Все замерли. Хрущев продолжал еще что-то выкрикивать, но его уже никто не слышал, так как микрофон отключили. Боланд встал и покинул зал. Тут только Хрущев, явно нехотя, возвратился на свое место"».
Суходрев вспоминал: «Выступления продолжались. Время от времени в них звучали заявления, которые Хрущев воспринимал как выпады против коммунизма, Советского Союза и социалистической системы в целом. Протестуя, он продолжал стучать кулаками по столу. А потом, в какой-то момент, я вдруг вижу, что он снял с ноги ботинок, хоть так его потом назвали во всех газетах мира, а скорее башмак, что-то вроде сандалии, с несколькими ремешками на носке… Когда он начал колотить башмаком по столу, мне стало дурно. Думаю, не только мне».
Сразу же новость об очередном скандале в стенах ООН распространилась по США и всему миру. Джон Стейнбек в своей повести «Путешествие с Чарли в поисках Америки» запечатлел разговор с фермером в Нью-Гэмпшире, в котором тот сообщил писателю последние новости: «Вы не поверите… Мистер К.[4] снял свой ботинок и стучал по столу». «Зачем он это сделал?» – спросил писатель. «Ему не понравилось, что говорили», – ответил фермер. «Странный способ протеста», – заметил Стейнбек. «Ну, во всяком случае это привлекло внимание. Все новости только об этом», – отозвался фермер.
В последующем изображение Хрущева с ботинком в руках стало использоваться в антисоветской пропаганде так же часто, как и его фраза о «закапывании» Запада. Прекрасно понимая, что этот поступок не вызовет восторга у советских людей, в советской печати ничего не говорилось об эпизоде с башмаком. Приведенный выше отрывок из книги Стейнбека был изъят при ее издании в СССР на русском языке. Правда, об этом событии скоро стало всем известно. Через год после сессии Генассамблеи, в своем выступлении на XXII съезде КПСС А.И. Аджубей решил оправдать поступок Хрущева, изобразив его как «сильный ход» и смешной эпизод, так рассказав об нем: «Может, это и шокировало дипломатических дам западного мира, но просто здорово было, когда товарищ Хрущев однажды во время одной из провокационных речей, которую произносил западный дипломат, снял ботинок и начал стучать им по столу. Всем сразу стало ясно – мы решительно против, мы не хотим слушать такие речи! Причем Никита Сергеевич Хрущев ботинок положил таким образом (впереди нашей делегации сидела делегация фашистской Испании), что носок ботинка упирался в шею франкистского министра иностранных дел, но не полностью». Однако этот рассказ Аджубея не вызвал ни понимания, ни веселья среди советских людей.
Какие бы объяснения ни давал этому поступку Аджубей, было очевидно, что Первый секретарь окончательно распоясался и повел себя как подгулявший купец из пьес Островского. Очевидно, что это было вызвано отвращением не только к правительству Франко, но и к самой Организации Объединенных Наций. К этому времени Хрущев отчаялся в своих попытках повлиять на Дага Хаммаршельда, напоминая в своих речах о том, как он катал его на лодке. Провалились и его попытки сместить Хаммаршельда и заменить его тройкой из представителей трех групп стран мира. Все его предложения о всеобщем и полном разоружении вызывали лишь вежливые улыбки и укладывались в долгий ящик. Он не сумел встретиться в ООН с Эйзенхауэром и реанимировать «дух Кемп-Дэвида». Его попытки добиться того, чтобы Генеральная Ассамблея решительно осудила полеты американских самолетов У-2 и РБ-47, кончились неудачей. Заседания Генеральной Ассамблеи убеждали Хрущева в пустоте и бесплодности дебатов на этом всемирном парламенте, решения которого не были обязательными для подавляющего числа его участников.
В то же время выраженное Хрущевым неуважение ООН разделялось в мире многими людьми, возмущенными неспособностью этой организации остановить агрессивные войны и способствовать решению наиболее насущных мировых проблем. Эти настроения отразил известный юморист Джордж Микеш в своей книге «Как объединять нации», в которой он высказывался по поводу никчемности этой дорогостоящей мировой организации. Микеш никак не мог добиться от экскурсовода по зданию ООН ответа на его вопрос, зачем нужна эта организация, но, спросив его, какой вопрос наиболее чаще всего задают экскурсанты, он получил ответ: «Покажите стол, по которому Хрущев стучал ботинком».
4
Мистер К. – так порой называли Хрущева в США, потому что по-английски его фамилия начиналась с буквы «К», а выговорить верно русские фамилии и имена американцам обычно нелегко. – Прим. авт.