Страница 15 из 117
Молодежь далеко не единодушно поддержала доклад Хрущева. Я помню, с каким трудом преодолевал и непривычные фамилии, и собственное волнение, вызванное чтением душераздирающих писем смертников, член бюро комсомольской организации нашего курса Юрий Фокин, который, по поручению институтского парткома, зачитывал нам доклад Хрущева. Доклад ставил перед нами почти неразрешимую моральную задачу. Мы еще помнили прием в пионеры и наше «торжественное обещание», в котором клялись «быть верным делу Ленина – Сталина». Всего 4-5 лет назад, вступая в комсомол, мы писали в своих заявлениях о желании быть верными борцами за дело Ленина – Сталина. Теперь Хрущев фактически предлагал нам стать дважды клятвопреступниками. Хрущев нам сообщал, что наше восхищение Сталиным было необоснованным, наша печаль по поводу его кончины – напрасной. Все, что мы знали с детства о Сталине, оказывалось вздором. Все фильмы о Сталине, все песни о нем следовало теперь воспринимать через призму утверждений Хрущева о том, что Сталин настаивал на применении пыток, через строки обращения Эйхе о своей невиновности. Поверить Хрущеву означало отвергнуть то, к чему с детства привык относиться как к святыне. Не поверить ему означало стать бунтарем против существующего правительства.
И все же потрясение, которое испытывали те, кому было 18—20 лет, не шло ни в какое сравнение с чувствами людей, переживших значительную часть своей сознательной жизни с верой в Сталина. Многие из них не раз рисковали своей жизнью, терпели тяжелейшие лишения и страдания, веря в мудрость Сталина. С его именем шли на бой, и его слова воспринимались как приказы, которых немыслимо было ослушаться. Система ценностей, в которой они были воспитаны при Сталине, требовала беспрекословного выполнения приказа партии. На сей раз партия, которую привыкли называть партией Ленина – Сталина, отдавала, казалось, немыслимый приказ – отречься от Сталина. Свидетельством непереносимости переживаний, вызванных докладом Хрущева, стало самоубийство писателя Александра Фадеева, автора прославленной книги о подвиге «Молодой гвардии». Узнав о самоубийстве писателя, Хрущев и другие члены Президиума ЦК постарались не только скрыть его посмертное письмо, но и очернить писателя. В протоколах Президиума ЦК было записано: «В решении написать о поведении. Сурово осуждают поступок. Медицинское заключение исправить. Пусть врачи напишут, сколько он лечился от алкоголизма».
Узнав о содержании доклада, многие люди возмущались Хрущевым и его докладом. Развенчание Сталина, имя которого было связано у миллионов советских людей с самым дорогим, было сделано Хрущевым столь грубо, что не могло не оскорбить их чувств. В Грузии, где доклад Хрущева был воспринят помимо прочего и как посягательство на память великого сына грузинского народа, произошли массовые митинги и демонстрации протеста, которые усмиряли вооруженные силы. Десятки человек были убиты, сотни – ранены. Даже через много лет участники стихийного выступления в Тбилиси в марте 1956 года в знак протеста против доклада Хрущева объясняли в ходе телепередачи весной 2001 года свое поведение так: «Мы не могли не быть на площади. Там были все!»
Многие же, оказавшись перед выбором, кому верить: Сталину или Хрущеву, отказывались теперь верить любым руководителям страны. Прежде всего люди не могли поверить тому, что Хрущев узнал о тех страшных делах, о которых он поведал в докладе, лишь за последние три года. По стране ходил анекдот, который отражал отношение многих людей к Хрущеву. Утверждалось, что во время чтения своего доклада на закрытом заседании съезда Хрущев получил анонимную записку, в которой было написано: «А где вы были, Никита Сергеевич, когда Сталин совершал беззакония?» Зачитав эту записку, Хрущев предложил автору записки встать с места и представиться. Однако никто не спешил признать свое авторство. «Вот и я был там же», – ответил Хрущев. Популярность этого анекдота свидетельствовала о том, что вера в благородство и мужество партийных руководителей пошатнулась. После доклада Хрущева все больше людей стало считать, что руководители думали прежде всего о своих корыстных интересах.
Доклад Хрущева усилил настроения цинизма и неверия, дал мощный импульс процессам моральной и идейной эрозии советского общества. Состоя из смеси шокирующей правды и клеветнических сплетен, доклад Хрущева внес смуту в общество. И это должным образом было оценено на Западе. Позже Стивен Коэн писал: «Сталинский вопрос… вызывает шумные споры в семьях, среди друзей, на общественных собраниях. Конфликт принимает самые разнообразные формы, от философской полемики до кулачного боя». Этим активно воспользовалась западная пропаганда, которая велась против нашей страны. Теперь западные радиоголоса вызывали больше доверия, поскольку они могли утверждать, что Хрущев, в сущности, повторил многие из обвинений, которые они выдвигали против советской власти с первых же лет «холодной войны».
Особенно усилилось влияние западной пропаганды на социалистические страны Европы. Авторы радиопередач указывали на то, что руководители этих стран были поставлены у власти Сталиным, а существовавшие там порядки мало чем отличаются от тех, что существовали при Сталине в СССР. Начиная с весны 1956 года началось брожение в этих странах, особенно в Польше и Венгрии. В Будапеште, в литературном клубе Петефи, зазвучали призывы к смене правительства. 28 июня 1956 года требования перемен привели к волнениям в Познани, сопровождавшимся столкновениями с полицией.
Доклад Хрущева подорвал политические позиции многих руководителей коммунистических партий. Они должны были дать объяснения рядовым коммунистам, почему они прежде прославляли Сталина, а теперь стали обвинять его во всевозможных грехах. В этих условиях некоторые из них, как, например, руководитель мощной коммунистической партии Италии Пальмиро Тольятти, старались отмежеваться от советского руководства. Тольятти ставил вопрос о «некоторых формах перерождения» советского общества. Дружеская к СССР влиятельная социалистическая партия Италии во главе с Пьетро Ненни существенно сократила сотрудничество с КПСС после появления доклада Хрущева.
Руководство же коммунистической партии Китая, на словах поддержав критику Сталина, на деле было крайне недовольно докладом Хрущева. 7 апреля 1956 года «Правда» перепечатала передовую из «Женьминьжибао» «Об историческом опыте диктатуры пролетариата». В ней говорилось: «Коммунистическая партия Советского Союза, следуя заветам Ленина, серьезно относится к допущенным Сталиным в руководстве социалистическим строительством некоторым серьезным ошибками и к вызванным ими последствиям. Ввиду серьезности этих последствий перед Коммунистической партией Советского Союза встала необходимость одновременно с признанием великих заслуг Сталина со всей остротой вскрыть сущность ошибок, допущенных Сталиным, и призвать всю партию к тому, чтобы остерегаться повторения этого, к решительному искоренению нездоровых последствий, порожденных этими ошибками». В то же время в статье содержался призыв изучать труды Сталина и его наследие. Хрущев тяжело переживал неоднозначную реакцию на свой доклад. Как это обычно бывало у него в периоды стресса, он заболел.
Пожалуй, из всех коммунистических партий лишь Союз коммунистов Югославии горячо и безоговорочно поддержал доклад Хрущева. Прибывший в Москву новый посол Югославии В. Мичунович был принят Н.С. Хрущевым 2 апреля. В ходе четырехчасовой беседы Мичунович передал Хрущеву благодарность Тито за переданный ему закрытый доклад. Он сообщил, что доклад был зачитан на заседании ЦК СКЮ и «единодушно поддержан как шаг, имеющий далеко идущее историческое значение». Увидев в одобрении его доклада свидетельство существенной перемены в советско-югославских отношений, Хрущев решил добиться быстрого вступления Югославии в социалистический лагерь. Присоединение Югославии к Совету экономической взаимопомощи и Варшавскому пакту доказали бы оппонентам Хрущева, что его усилия по налаживанию отношений с этой страной и его закрытый доклад приносят реальные плоды. Вследствие этого курс на сближение с Югославией ценой ряда уступок привел к тому, что мнение руководства этой страны приобрело неоправданно большое значение для внешнеполитической деятельности СССР. В угоду руководства СКЮ в апреле 1956 года было принято решение о роспуске Информационного бюро компартий, которое с 1948 года сыграло важную роль в осуждении политики Югославии.