Тени киновари

Она хотела бы сказать ему, чтобы он ушел, или спросить, где она находится, кто такая августейшая эмерита, так как она не знала никого с таким именем или титулом. Но это надо было сказать, и к тому же без маски, а она никогда не говорила с незнакомцами. Так что она сердито посмотрела на него и не долго думая показала ему язык, как это делал Мика, когда она говорила ему сделать что-то, что он не хотел делать. Раб взвизгнул и отпрыгнул назад, едва не уронив всю одежду. Потом он гордо повернулся и вышел из комнаты, даже не взглянув на нее еще раз. В течении нескольких ударов сердца Матра слушала сердитый топот его сандалей; похоже августейшая эмерита жила в очень большой резиденции.

Ее маска могла быть где угодно. Она могла быть в соседней комнате, но скорее всего она находится как раз в атриуме, вместе августейшей эмеритой. Впрочем, если уж она могла стоять с открытым лицом перед Смертью, она сможет предстать и перед эмеритой. И чем скорее она это сделает, тем скорее получит назад свою маску и вернется на свой пост перед Домом Экриссара. Сначала Матра вымылась водой из бассейна. Жизнь под землей рядом с водой избаловала ее и отучила от обычной скупости жителей города. Даже здесь, в по-видимому очень важном месте, бассейн был настолько мелок, что в нем едва помещались ее руки, и она использовала всю воду еще до того, как стала абсолютно чистой.

Но и это было лучше, чем ничего, намного лучше, чем гравий, песок и сажа, которые она набрала, сидя в пустом переулке. Ее кожа опять стала белой, резко контрастирующей с ночным платьем, которое вычистили и выстирали в настое из сладких листьев, и только затем сложили. Под платьем она нашла и свою любимую шаль. И с ней, тоже, августейшая эмерита обошлась очень бережно — или ее рабы. Матра обернула голову шалью, взамен маски, так делали эльфы пустыни, когда приходили к Энторену на эльфийский рынок.

Молодой раб так и не вернулся; Матра решила пойти одна к августейшей эмерите, которая ждала ее в атриуме. Это было не сложно. Беглый взгляд на крыши и стены из окна спальни мгновенно убедил ее в том, что она по прежнему находится в квартале высших темпларов, все резиденции которых были квадратами, и в центре каждого квадрата находился другой квадрат, без крыши, который называли атриумом. Бывало, что она ошибалась — только снаружи все резиденции казались идентичными — но она видела не одну, и ее видели не в одной. Похоже, что кроме исчезнувшего раба и августейшей эмериты, которую она искала, Марта была единственным живым существом в доме.

И она продолжала считать, что она одна, когда очутилась в атриуме. Сердце резиденции августейшей эмериты оказалось настоящим чудом. Деревья, виноградные лозы, цветы и трава росли здесь в таком изобилии, что, внезапно и не вовремя, Матра поняла, что означает расти, именно то, что она никак не понимала раньше. И атриум был наполнен звуками, такими чудесными звуками, которых она никогда не слышала раньше. Большинство этих звуков издавали птицы и насекомые в многокрасочных плетеных корзинах, но самые восхитительные звуки доносились от фонтана атриума.

Конечно, в резиденции Лорда Экриссара тоже были и атриум и фонтан, но его фонтан не имел ничего общего с фонтаном августейшей эмериты, вода в котором лилась и взлетала в воздух из неглубоких, наполненных камешками кувшинов, и ее шум заглушал гул Урика, который был практически не слышен. А сами камешки была раскрашены в самые разные цвета — а некоторые из них даже были были грязно-красные, как киноварь! Если она возьмет из самого большого кувшина один единственный камень из киновари, этого точно никто не заметит.

Присев, Матра сунула пальцы в холодную чистую воду, но прежде, чем она успела достать камень, какая-то блестяще-золотая извилистая полоска промчалась через бассейн. Она с силой ухватила ее за конец пальца очень острыми зубами. Матра взмахнула рукой так бысто, что потеряла равновесие и неловко шлепнулась задом на пол, прямо на мозаику со львом. На конце ее пальца сверкнула бусинка, но не киновари, а крови.

Тут она услышала смех, причем сразу с двух сторон: справа, где хихикая и держась за бока стоял раб, и сзади, где женщина-человек — августейшая эмерита — сидела за плетеным столиком и смеялась, не разжимая губ.

— Вер хорошо стережет свои сокровища, дитя, — сказала эмерита. — Возьми свой камешек с киноварью из другого кувшина.

Матра насторожилась — каким образом эта женщина узнала, что она хочет именно киноварь? — но она была достаточно умной, хорошо знала пути высших темпларов и понимала, что если ей чего-то дают, надо брать немедленно, без промедления. А августейшая эмерита была высшим темпларом, без всякого сомнения. Хотя она и закутала свое древнее тело полосами прозрачного шелка, как какая-нибудь куртизанка, на ее морщинистой шее висел тяжелый золотой медальон. Матра схватила самый большой красный камень, который только смогла увидеть, а потом, хотя с него еще капала вода, жадно сунула его в рот.

— Хорошо. А теперь иди сюда, садись и поешь чего-нибудь более питательного.

На плетеном столике стояло блюдо с вещами — розово-оранжевые вещи с невероятным количеством ног и маленькими глазами на узких трубочках, они все еще шевелились, но не было ничего, что бы Матра могла съесть.

— Беттин, сходи в буфет и принеси нам поднос с фруктами и сладостями. У нашей гостьи очень тонкий вкус.

«Не хочу фруктов», подумала Матра, когда раб пошел выполнять приказ. «Хочу маску, хочу уйти, хочу вернуться на свой пост около Дома Экриссара».

— Садись, дитя, — сказала женщина со вздохом.

Несмотря на вздох — или, возможно, из-за него — Матра заставила себя опять сесть на стул.

— Сколько дней и ночей ты уже сидишь и ждешь там, дитя?

Матра вгляделась в слои своих воспоминаний. Больше чем два, она была уверена в этом. Три или четыре?

— Три или четыре, дитя — проверь получше, десять. Ты сидела там десять дней и ночей!

Десять, это больше, чем она могла себе представить, но Матра по-настоящему встревожилась, когда сообразила, что августейшая эмерита могла, как и Отец, вытаскивать слова ее мыслей прямо из сознания. И она специально подумала о маске, как ей плохо без нее, и как страстно она хочет ее.

Женщина улыбнулась знакомой улыбкой старшего темплара. Она была чем-то похожа на Отца, на лице морщины и пряди белух волос на голове, белых, как кожа Матры. Ее глаза, однако, были совершенно другие, чем у Отца. Они были темные и твердые, как глаза Лорда Экриссара, которые она видела через прорези в его маске. У всех высших темпларов были именно такие глаза.

— Да, нас всех закаливали, как самую тонкую сталь, дитя. Скажи мне твое имя — а, Матра, я так и думала. А теперь, Матра.

Но она не успела подумать о собственном имени. Значит августейшая эмерита глубоко проникла в ее сознание и вытащила оттуда имя. В ней опять проснулся страх, и даже больше, чем страх, проснулось чувство, что она совершенно беззащитна, а это заставило метки на ее плечах чуть-чуть нагреться.

Я не собираюсь сделать тебе ничего плохого, Матра. Я не угрожаю тебе.

Матра почувствовала, что защита, которую ее создатели дали ей, подавлена, метки снова стали холодными, такое никогда не происходило раньше, не считая ее ночных кошмаров, когда Смерть просто не обращала на нее никакого внимания. Значит это был не сон. Женщина что-то сделала с ней, теперь Матра была в этом уверена. Она не сможет защитить себя, вот и еще одна причина для страха.

— Не бойся, Матра. Твоя сила вернется, но поскольку мы в моем доме, дитя, я хотела бы узнать побольше о ней. У меня самой было много-много дней, когда беспомощность просто убивала меня, но — как ты видишь — я очень старая женщина, и ты не найдешь много людей, проживших больше меня. Я хочу только узнать, почему ты сидела на пороге Дома Экриссара последние десять дней. Разве ты не знаешь, что Элабон мертв?

Мертв? Мертв как Отец, как Мика и все остальные в пещере? Как она может теперь надеяться найти Какзима, если Лорд Экриссар мертв?