Страница 19 из 20
Уже в воротах конопатый вдруг обернулся и негромко крикнул:
– Эй ты… дикарь, если вдруг помощь какая понадобится, найди Выжигу… меня то есть! Я в этом городе кое-что могу!
Воришки скрылись за воротами, и почти сразу же раздался голос выходящего из-за угла дома Эриха:
– Надо было посадить Мармелу или Верозу рядом с вещами, пока мы будем их в комнаты таскать. Нельзя же все это без присмотра оставить.
– А ничего и не надо оставлять, – проговорил дядюшка Прок, подходивший к Вотше с другой стороны. – Вот он вам поможет… – и кивнул на слугу с постоялого двора, шагавшего следом за ним. – Вы сможете сразу забрать все, кроме сундука, который я посторожу!
– Лучше бы ты сказал «который я отнесу», – пробурчал себе под нос Эрих, но его бурчание заглушил надтреснутый бас изверга-слуги:
– Я не нанимался таскать ваши пожитки!
Дядюшка Прок быстро повернулся к остановившемуся позади него великану и, вздернув голову, высокомерно поинтересовался:
– А мне показалось, что мы заключили с тобой договор об оказании нашей труппе всяческих мелких услуг?
Слуга после этих слов застыл на месте, открыв рот и уставившись на дядюшку Прока широко распахнутыми от удивления глазами. Только через пару десятков секунд к нему вернулся дар речи, и он возмущенно зарокотал:
– Ни о каких услугах я с тобой не договаривался!!! Ты спросил, смогу ли я достать материал и сколотить в конюшне для вашей шайки помост! Я ответил, что смогу, если ты заплатишь мне двадцать ластовских медяков! Ты согласился и… все!!!
Он явно не закончил свою тираду, но дядюшка Прок перебил его самым снисходительным тоном:
– Так в эти двадцать медяков входит также и плата за всяческие мелкие услуги типа подноски багажа и чистки обуви…
– Что?! – взревел изверг. – Я еще и ваши сапоги чистить должен?!
– А как ты думал?! – в свою очередь заорал дядюшка Прок. – Или ты рассчитывал, что я отсчитаю тебе двадцать монет за пару сколоченных досок?!
– Так пусть тебе эти доски сколачивает кто-нибудь другой! – рявкнул слуга. – А заодно и чистит ваши вонючие сапоги и таскает за вами ваши пожитки!
Он в ярости плюнул на землю, развернулся и зашагал в сторону крыльца.
– И прекрасно, – с нескрываемой насмешкой бросил ему в спину дядюшка Прок. – Я быстро найду того, кто сделает все, что нужно. Двадцать монет на земле не валяются.
Изверг-слуга вдруг остановился, а затем медленно повернулся назад. На его грубо вылепленной физиономии было явственно написано, что с последним тезисом дядюшки Прока он полностью согласен. Еще несколько секунд длились его колебания, а затем он молча вернулся к груде вещей, сваленных на земле, ухватил большой чемодан и две корзины и так же молча направился к крыльцу постоялого двора.
На щекастом лице дядюшки Прока расцвела торжествующая улыбка. Повернувшись к Эриху и Вотше, он довольно им подмигнул и кивнул на вещи, словно говоря: «Давайте, ребята, присоединяйтесь».
Юноши расхватали корзины и баулы, причем желтый чемодан Верозы достался Вотше, и двинулись следом за слугой.
Спустя полчаса труппа в полном составе собралась в нижней зале постоялого двора за столом, накрытым для завтрака.
Тетушка Мармела открыла крышку большой корчаги, и над столом поплыл запах овощного рагу, сдобренного курятиной. Помешав большой ложкой варево, она стала раскладывать его по тарелкам. Дядюшка Прок разлил по кружкам вино, плеснул в чашку Элио ягодного навара и заговорил, довольно потирая руки:
– К завтрашнему утру в новой конюшне этого постоялого двора будут готовы подмостки, так что вечером мы уже сможем дать первое представление. Сами знаете, насколько успех нашего здесь пребывания зависит от первого представления, поэтому сразу же после завтрака Мармела отправляется на рынок, Вероза с Элио – по лавкам в торговых рядах, а Бамбарей – на лучшие постоялые дворы города, туда, где останавливаются самые именитые и богатые гости! Я не буду вас учить, что вам делать, вы и так все очень хорошо знаете. Распускайте слухи, восторгайтесь мастерством Прока-горлопана и его труппы, рекомендуйте нас, как очевидцы, разжигайте любопытство, любопытство свойственно людям, любопытство движет людьми… Надо добиться, чтобы на первом представлении хотя бы первые три ряда заняли многоликие.
– Ты уже решил, что мы будем показывать? – перебила его тетушка Мармела. – Или опять нам придется на ходу придумывать, чем зрителей развлекать?!
– Ну что ты, Мармелочка, – чуть ли не пропел дядюшка Прок. – Конечно, я все обдумал, у нас получится замечательное представление. Если в зале будет хотя бы несколько многоликих, Элио откроет представление гимном Матери всего сущего. Это будет очень трогательно и даст зрителям нужный настрой. Затем Вероза и Бамбарей покажут пантомиму «Стрекоза и муравей», чтобы подогреть народ, – вещица-то весьма игривая, а на закуску мы покажем наш знаменитый фарс «Сколько стоит чужая жена»…
– Я не буду больше заголяться! – немедленно вскинулась тетушка Мармела, оторвавшись от своей тарелки, наполненной овощным рагу с кусочками курятины.
– Мармелочка! – снова пропел дядюшка Прок. – Но это же лучшее наше творение! Когда твое обнаженное тело…
– Я не буду больше заголяться! – снова перебила дядюшку Прока Мармела, приподнимаясь со своего места и шаря по столу рукой явно в поисках тяжелого предмета.
Дядюшка Прок понурил голову:
– Тогда, дорогие мои, все пропало! Нам нечем удивить здешнюю публику, нам нечего предъявить ей в качестве доказательства нашего искусства!
И он со вздохом обмакнул хлебную горбушку в свою тарелку.
С минуту над столом висела тишина. Актеры молча хлебали горячее варево, раздумывая над сложившейся ситуацией, а затем Вотша не слишком уверенно предложил:
– А может быть, нам в конце показать «Закон леса»?
Прок оторвался от тарелки, поднял взгляд на Вотшу и грустно проговорил:
– Эта вещь, Бамбареюшка, хороша для показа при дворе какого-нибудь вожака, в местах, где царят патриархальные нравы и чтятся классические моральные ценности. А вольный город Ласт привык смотреть на подмостках комедию, и чем эта комедия вольнее, тем лучше. «Закон леса» – трагедия, а этот жанр вряд ли пользуется здесь успехом.
– А мне кажется, Бамбарей прав! – неожиданно вмешалась в разговор Вероза. – «Закон леса» – это лучшее, что есть в нашем репертуаре. Даже северные лисы, ничего не понимающие в актерстве и считающие высшим проявлением искусства колотьбу в бубен, плакали, когда мы показывали «Закон леса»… И потом, если, как ты, Прок, говоришь, жители Ласта давно не видели трагедии, это будет для них в новинку, а значит, наверняка заинтересует.
Тетка Мармела, внимательно слушавшая Верозу, положила ложку рядом с тарелкой и, прищурив глаза, уперлась взглядом в Прока.
– Вообще-то, старик, ты в последнее время частенько говоришь одно, а делаешь другое.
Это заявление было настолько неожиданным, а обращение «старик» настолько непривычным и неприятным для дядюшки Прока, что он буквально выронил ложку и, растерянно оглядев своих товарищей, поинтересовался:
– Что, собственно говоря, ты имеешь в виду?
– То, что ты нам постоянно твердишь о служении истинному искусству, о нашем высоком предназначении, о пламени настоящего чувства и неподдельной страсти, а на подмостки тянешь голые задницы и плоские шутки! – громко и яростно выпалила тетка Мармела.
После этих слов дядюшка Прок совершенно растерялся. Еще раз оглядев своих актеров и встретив явно не сочувственные ответные взгляды, он пожал плечами и вдруг осипшим голосом забормотал:
– Но… вы же должны понять, что… это… иногда приходится идти на компромиссы… Иногда, чтобы заработать, приходится давать зрителю то, чего он хочет, к чему он привык и чего ожидает…
– А ожидает он, конечно же, голых задниц и плоских шуток, – поддержал старого актера Эрих, но в голосе рыжего парня было слишком много иронии, чтобы принять эту поддержку! Именно эта ирония помогла дядюшке Проку хотя бы частично вернуть привычный апломб. Гордо вскинув голову, он заявил: