Страница 8 из 161
Екатерина усмехнулась, понюхала табаку.
– Для сего помимо клятв требуются деньги, оружие, офицеры толковые из гвардейских, кои и раньше по тайным делам в употреблении были… – Она схватила перо, записала что-то себе. – Да надобно плакаты и листы печатные к финцам составить, только поумнее. Барона Спренгпортена и Егергорна вызовите и ко мне доставьте порознь. Всё сие дело должно быть в непроницаемой тайне.
Безбородко развёл руками.
– Дела коллегии иностранной столь сокровенно содержатся, что, окромя вашего величества, меня и секретаря кабинетского, Храповицкого, оных никто знать не может.
Императрица посмотрела на великого канцлера пристально, открыла ящик стола, вынула листок.
– Вы думаете? Полномочный министр наш в Париже Иван Матвеевич Симолин купил ведомость секретную из иностранного французского департамента. По оной ведомости посол французский при нашем дворе граф Сегюр имеет в канцелярии нашей Коллегии иностранных дел подкупленного им человека, коему он заплатил три года назад шестьдесят тысяч ливров да в три последующих по шести тысяч в каждый год. Далее, в отчёте секретаря австрийского посольства при нашем дворе барона Рата значится, что истрачено им за дачу сведений одному из секретарей коллегии вашей пятьсот рублей в прошлом месяце…
Великий канцлер удивился, даже открыл рот.
– Кто же сии люди?
Екатерина почесала нос кончиком пера.
– Первый записан у них под именем Скрыпа, второй под номером двадцать два. Если взять сие число за букву в латинском алфавите, то оно будет обозначать В. Впрочем, я решила открыть тех людей, чего бы мне сие ни стоило. Я же вас, Александр Андреевич, предупредить должна, что нельзя великие государственные дела вести токмо за утренним туалетом или сидя у себя на даче…
Безбородко почувствовал, что в комнате жарко.
Екатерина встала, прошлась по комнате, подошла к окну. Оно выходило на дворцовый плац. Сменялся караул. Доносились слова команды, рассыпалась барабанная дробь, отрывисто проиграла труба. Ранний закат осветил красноватыми лучами волосы императрицы, стянутые в большой пучок, сверкавшие в гребне бриллианты, фигуру, руки, лежавшие на подоконнике.
Вдруг она повернулась к канцлеру, сказала резко:
– Впрочем, это не главная опасность для империи. Известно ли вам что-нибудь, господин канцлер, о масонах?
Безбородко недовольно крякнул, – сегодня решительно был неудачный, беспокойный день. Экая, в самом деле, досада! И чего цепляется она бог весть за что?..
– Ежели вы, ваше величество, о наших масонах спрашиваете, то их у нас имеется четыре вида: аглицкие под правлением секретаря Ивана Перфильевича Елагина – друга короля польского, шведские под правлением князя Александра Борисовича Куракина – канцлера российских орденов, а потом князя Гавриила Петровича Гагарина, рейхельские под правлением барона Рейхеля, а по соединении с Иваном Перфильевичем Елагиным под его правлением и, наконец, московские розенкрейцеровские под наблюдением профессора Шварца.
– Что же у них общего?
Канцлер задумался.
– Общего то, что ставят они целью приближение человека к некоему образу совершенства. Впрочем, вхождение в ложи сии стало модным – любой дворянин либо масон, либо вольтерьянец…
Императрица злобно добавила:
– А любой масон либо жулик, либо дурак. Однако масоны бывают разные. Когда к Ивану Перфильевичу Елагину, можно сказать – первостатейному масону, якобы верующему, что все люди равны и братья, два повара-француза, служащие у него, явились и предъявили форменные масонские грамоты на вступление в его ложу, что они рыцари высоких масонских степеней, то Иван Перфильевич страшно разозлился, затопал ногами и закричал: «Пошли вон, дураки, на кухню, нашли меня равнять с собой». Или когда граф Александр Сергеевич Строганов пригласил Калиостро добывать философический камень, то я над ним посмеялась. Впрочем, Калиостро хотел женою своею светлейшего опутать – так я его выслала, но есть и такие масоны, которые токмо масонством прикрываются, а делают иное дело.
Безбородко кивнул головой:
– Известно, карьер свой строят.
Екатерина покачала головой:
– Я не о них. Речь идёт о московских мартинистах. Люди сии – фанатики – ставят целью своей через приобщение подлого народа к наукам и просвещению низвергнуть строй государственный. Сообщество это охватило в Москве всех, начиная с главнокомандующего графа Захара Чернышёва, правителя его канцелярии Семёна Гамалеи, его адъютантов Тургенева и Ртищева и кончая Татищевым, Лопухиным, Трубецкими, Черкасскими, Херасковым, Вяземским и многими другими. Распространяя во множестве книги, открывая типографии, всякого рода семинарии для молодых людей, издавая газеты и журналы, участники сего комплота[20] хотят подготовить мнение общества ко главному – освобождению крестьян от крепостной зависимости.
Безбородко покачал головой:
– Извините, ваше величество, но по слабости ума моего всё слышанное для меня крайне сумнительно. Мыслимо ли, чтобы дворяне лучших родов пошли на такое дело и при попустительстве главнокомандующего. Но если и сие откинуть, то где взять средства для столь огромных предприятий и где найти сему руководителя?
Императрица взяла из секретера пачку бумаг, перевязанную красной ленточкой.
– Есть и деньги и руководитель у этой группы, мартинистами именуемой, но ничего общего с Сен-Мартеном не имеющей, ибо Сен-Мартен был мистик и теозоф, а эти люди суть практические организаторы политической пропаганды против правительства. Душа всего дела – Новиков, отставной поручик Измайловского полка. О том, какие средства у них, можете судить по тому, что один надворный советник, Походяшин, дал оному Новикову миллион рублей, а Трубецкие, а Черкасские, а Татищев с его богатством…
– Это Пётр Алексеевич…
– Вот именно… Это, кажется, ваш друг? Что же касаемо Новикова, то мы его не трогали, хотя, издавая «Трутень», «Живописец» и «Кошелёк», он уже тогда с толикой яростью осуждал власти предержащие, отрицая право помещиков на владение своими крестьянами и нападая на французское засилье в России, что нам пришлось издания сии закрыть. Правда, потом Новиков выпустил «Древнюю Российскую Вифлиофику» и «Опыт исторического словаря о российских писателях», как бы отойдя от политики. Но, переехав в Москву, он возымел снова свои намерения и создал там столь сильную организацию противу правительства, что долее сего терпеть невозможно… Возьмите бумаги, ознакомьтесь с ними, верните их мне. После сего поезжайте в Москву, изучите дело и дайте мне о том подробный отчёт…
Великий канцлер встал, поклонился, принял бумаги, поцеловал руку императрицы, попятился к двери.
Екатерина взяла золотой колокольчик, позвонила два раза. Вошёл тихими шагами камердинер Захар Константинович Зотов, седой бритый человек, умевший всё видеть и слышать и ничего не выражать на своём лице. Императрица что-то написала на листке бумажки.
– Отдадите Александру Васильевичу.
В дверь царапались, и она приоткрылась. В комнату, переваливаясь на кривых лапах, вошёл сэр Томас Андерсен, прыгнул на диван, свернулся на подушке, стал смотреть на хозяйку.
Постучали. Задыхаясь от поспешной ходьбы, Храповицкий с поклоном вручил исписанный лист.
Екатерина поискала очки, надела их.
– Так это и есть список чиновников иностранной коллегии?.. В… В… Вот оно – Вальц Иван Иванович, надворный советник, секретарь государственной Коллегии иностранных дел…
Взяла лист бумаги, стала что-то быстро писать.
Храповицкий ждал, почтительно склонив голову. Наконец она кончила, подписалась, отдала ему бумагу.
– Прочтите у себя, действуйте немедля, сегодня же ночью…
Когда Храповицкий спустился к себе в кабинет и взглянул на бумагу, пот с него полился градом. Указ гласил:
«Действительному Статскому Советнику, Обер-секретарю Тайной Экспедиции Сената С. И. Шешковскому, Действительному Статскому Советнику, нашему кабинет-секретарю А. В. Храповицкому.
20
Комплот – заговор.