Страница 148 из 161
Анна Павловна Парашина уже давно была вдовой и мирно проживала с единственной дочерью Настей на пенсию после покойного мужа, бывшего когда-то актуариусом в берг-коллегии.[222] Мать и дочь не бедствовали, кое-как сводя концы с концами, и даже нанимали квартиру в четыре горницы. Но за это лето случилось и у них самое крупное, какое когда-либо бывает в жизни, событие. За Настенькой стал ухаживать сенатский секретарь Иван Петрович Поздняк. Это был для Настеньки блестящий жених, так как Поздняк был, кроме того, частным секретарём такого лица, которое быстро шло в гору, – Дмитрия Прокофьевича Трощинского.
После семилетнего вдовства и тоскливой, серенькой жизни вдруг обе – и вдова, и семнадцатилетняя Настенька – стали чуть не самыми счастливыми женщинами на весь Петербург.
Поздняк сделал уже предложение, которое было принято с восторгом, и затем испросил разрешения на брак у своего единственного родственника – богатого человека, отставного капитана лейб-компанца, у которого были два дома в Петербурге.
Настенька поехала в Царское Село к родному дяде, священнику, чтобы тоже получить его согласие. Теперь оставалось только просить разрешения начальства.
Когда Настенька рассказала подробно, как дядя был рад её видеть, как водил её по всему Царскому Селу, показывал дворец и парк, она перешла к главному происшествию. Рано утром, соскучившись сидеть дома, отправилась она около семи часов по тем же дорожкам парка, где прошла накануне с дядей.
В одном месте, около обелиска, она села отдохнуть на скамейке и тотчас же увидела вдали даму, которая тоже прогуливалась. За ней бежала маленькая собачка. Настя, конечно, и не воображала, кто это так рано гуляет. Но какой-то работник, копавшийся в клумбе около скамеечки, крикнул ей осторожно: «Барышня, не сиди так-то… Встань! Это царица».
– Так у меня ноги и подкосились, – прибавила Настя. – Как только собралась я вставать, так ноги и онемели… Перепугалась насмерть. Думала, что ж это будет! Однако не успела ещё царица подойти, я справилась с собой, поднялась, и уж по правде сказать, хоть ноги у меня и тряслись, а всё-таки я присела так вот… А как приподнялась, так всю царицу разглядела до ниточки, и сто лет проживу – помнить буду.
– В каком же она платье? – спросила мать.
– Не в платье, маменька, а в салопе или в эдаком длинном капоте поверх платья, сером шёлковом с позументом. А на голове шляпа с перьями… В руке тросточка… Дяденька говорит, что царица уж сколько лет завсегда так гуляет, всё в одном этом одеянии. А за ней собачка всегда. Такая чудная! Вертлявая, тонконогая и всё как-то поджимается, будто ей всё холодно… Уж как я рада, что повидала царицу. Я всё думала, она эдакая большущая да гневная, совсем на человеков не похожая… А она такая же барыня по виду. Только лицо светлое, не простое. Видать, что царица.
Анна Павловна была рада, что дочери удалось видеть государыню.
– Это к счастью, – решила она. – Да оно так и выходит. Спроси-ка, Настенька, у Ивана Петровича, какую он весточку сейчас принёс.
– Да, Настя! – весело вымолвил Поздняк. – Я сейчас от своего дядюшки. Он обещал мне от трёх до пятисот рублей в год давать. А со временем, говорит, если твоя будущая жена мне придётся по душе, то, помирая, откажу вам и вашим деткам изрядный капиталец.
– Слава Богу! – перекрестилась Настя набожно.
До вечера пробеседовали пожилая женщина и жених с невестой. Радость искренняя, полная не сходила с их лиц. Это были теперь самые счастливые люди всей столицы.
Поздняк при наступлении вечера собрался домой, так как у него было много работы. Все служившие при Трощинском не имели много свободного времени.
Молодой человек простился с невестой и с будущей тёщей и направился в свою маленькую квартирку на Галерной. До полуночи просидел он у себя за перепиской всяких бумаг, затем лёг спать и часа два не мог заснуть – мечтал о том, как счастливо и удачно поворачивается его жизнь.
Не далее как пять лет тому назад, потеряв мать, он остался в Петербурге один– одинёхонек, бобылём. Родни близкой никого у него не было. Но тотчас же он был призрен дальним родственником, который занялся его судьбой и, имея в столице друзей, записал его в Сенат.
Прилежанием и аккуратностью Поздняк заставил себя вскоре заметить в числе прочих писарей. К тому же почерк его был настолько красив, что отличал его в глазах ближайшего начальства.
Трощинский был правителем канцелярии графа Безбородко, и бумаги, писанные Поздняком, обратили на себя внимание графа. Он однажды спросил, как зовут того писаря, бумаги которого попадаются у него в числе прочих. Поздняк был графу представлен. После этого раза два или три сам Дмитрий Прокофьевич Трощинский выбирал Поздняка, чтобы переписать несколько важных бумаг для доклада императрице.
В беседах с ним Трощинский заметил дельного, скромного и прилежного молодого малого. Когда два года назад один из сенатских секретарей вдруг умер, то, ко всеобщему удивлению, двадцатитрёхлетний Поздняк получил первый чин и заступил его место. Затем спустя полгода он стал частным секретарём Трощинского.
Теперь служебное положение Поздняка стало ещё выше благодаря случаю: граф Безбородко уехал в Молдавию заключать мир с турками,[223] а Трощинский стал лично докладывать дела государыне и пошёл в гору… Удачи по службе начальника должны были отразиться и на его домашнем секретаре, который считался любимцем начальника.
Прошлою весной молодой сенатский секретарь встретил в Летнем саду двух женщин: пожилую и молоденькую. Сразу влюбился он, и, узнав, что молодая девушка – дочь небогатой вдовы, чиновник познакомился с нею при выходе из церкви, при содействии просвирни. Поздняк не думал никогда о том, чтобы искать жену с приданым, и поэтому он начал часто бывать у Парашиных, усиленно ухаживать за девушкой и наконец сделал предложение.
Настя принесла счастье, так как теперь родственник, которого он звал дядей, совершенно неожиданно обещал крупную ежегодную помощь.
Всё ладилось и устраивалось как нельзя лучше. Его жалованье, пенсия Парашиной и помощь дяди составляли ежегодный доход почти в тысячу рублей, на которые по времени можно было жить в довольстве.
II
На другой день в девять часов Поздняк был уже в своём вицмундире в Сенате и сидел около маленького столика, на котором лежала куча дел в обложках. Отдельно от прочих он положил несколько красиво переписанных накануне бумаг. Вокруг него в большой горнице двигались и сидели чиновники целою толпой. Некоторые торчали за столами, ничего не делая, другие скрипели перьями.
Всем, кто подходил к Поздняку, он отвечал рассеянно, хотя лицо его было не задумчивое и не озабоченное, а, напротив, чрезвычайно весёлое. Он был настолько поглощён грёзами о своём предстоящем счастии и благополучии, что ему не хотелось болтать с сослуживцами о всяких пустяках.
Наконец около полудня солдат с Георгиевским крестом вошёл в горницу, прошёл её до половины и выкрикнул:
– Иван Петрович, вас!
Это было почти ежедневное объявление Поздняку, что Трощинский требует его к себе.
Поздняк собрал бумаги, посмотрелся в зеркало и остался совершенно доволен собой. Лицо его, сиявшее счастьем, делало всю его фигуру ещё более благообразною и даже приятною каждому. Он был в таком нравственном состоянии, что оно должно было, казалось, действовать на посторонних. На него, по русскому выражению, «весело было смотреть».
Пройдя несколько горниц, Поздняк осторожно отворил дверь, вошёл и, приостановившись на пороге, низко поклонился. За большим столом, покрытым зелёным сукном, сидел важный сановник в напудренном парике, но в простом ежедневном мундире.
Это и был Дмитрий Прокофьевич Трощинский, один из дельцов времени Великой Екатерины, не отличавшийся никакими особенными талантами, но сделавший затем при императоре Павле блестящую карьеру благодаря аккуратности и усидчивости в труде, неблагодарном, незаметном, но необходимом в государственной машине.
222
Актуариус – чиновник, ведающий актами и приказными делами. Берг-коллегия – орган по руководству горным делом в России, учреждённый Петром I и упразднённый в 1807 г.
223
В 1791 г. Безбородко заключил в Яссах (Молдавия) выгодный для России мирный договор с Турцией.