Страница 133 из 161
Обручение назначено было в семь часов. Но задолго до этого стали съезжаться к Зимнему дворцу.
В тяжёлой запылённой дорожной карете примчался новгородский митрополит, сделавший в течение суток двести вёрст до столицы.
Приехала вся семья Павла с невестой, с ним самим во главе. Министры, послы, ближайшие сановники собирались понемногу к малому подъезду.
Но подъезжала и большая публика, приглашённая на бал, который после обручения был назначен в тронной зале.
Императрицу из Таврического дворца ожидали к самому часу обручения.
Но она тоже приехала раньше, чтобы посмотреть наряд невесты, украсить её бриллиантами, узнать, как принят регентом и королём брачный договор, который к шести часам Морков повёз им обоим для предварительного прочтения.
Вялый на вид, со своей обычно тягучей, медлительной речью Морков обладал особенной гибкостью, утончённым цинизмом, необходимым в некоторых особенно щекотливых и запутанных делах. Выражая готовность жертвовать своим самолюбием, покоем, честью для удобства и блага покровителей, этот интриган сумел втереться к Безбородке, потом предал его спокойно, со своей обычной пассивной и вялой миной и стал гончим псом и креатурой,[210] а часто и вдохновителем всевластного фаворита, последнего любимца Екатерины.
Теперь только такой, как Морков, циничный и изворотливый, мог явиться к королю и его регенту, к послу и членам посольства, которые сидели в торжественном молчании; только он мог начать своим вялым голосом чтение брачного договора, составленного заведомо неправильно. И его, и Зубова, и даже Екатерину успокаивала мысль, что дело зашло слишком далеко. В такую минуту юный король и его хитрый регент не решатся на крайние меры, и будет подписано то, чего не подписал бы Густав в иную минуту.
Громко, по возможности внятно оглашает Морков статьи брачного договора.
Молча, с глубоким вниманием слушают его сидящие вокруг.
Только изредка регент бросает беглый взгляд своих прищуренных, хитрых глаз на племянника, словно повторяя одну и ту же мысль: «Что? Видишь! Говорил я тебе».
Король на это каждый раз чуть-чуть закусывает свои полные губы, желая не выдать охватившего его волнения.
Смолкло небрежно-чёткое, устало-протяжное чтение Моркова.
Шведы сидели молча, вперив в землю глаза, словно там было написано то, что они собираются сказать.
Морков даже поёжился от тяжёлого, продолжительного молчания, наступившего после его чтения, и с лёгким вопросительным звуком поглядел на регента.
Тот, держа сложенные руки на обширном животе, непроницаемый, холодный и необычно серьёзный, только повёл глазами в сторону короля, как бы поясняя, что слово за ним.
Не сразу решился поднять Морков глаза на юношу. Даже ему теперь показалось, что отсюда грозит что-то недоброе, неожиданное, что может разбить все их хитрые планы.
И он угадал.
Король заговорил холодно, властно, хотя и негромко.
– Должен признаться, граф, я удивлён. В этом договоре есть вещи, о которых не было ничего условлено между императрицей и мною при последнем свидании нашем. Поэтому я вынужден задать вопрос, от неё ли вы докладывали мне эту бумагу для подписи.
Юркие, острые глаза Моркова остановились, словно он увидел что-то очень опасное.
Но тем не менее он с поклоном произнёс:
– Конечно, сир.
– В таком случае передайте императрице, что я не могу этого подписать! Именно двух пунктов. Что касается религии княжны, я говорил императрице… Я не намерен стеснять личной свободы и убеждений. Пусть исповедует веру отцов. Но иметь ей в королевском дворце свою часовню с особым причтом – этого нельзя. И кроме того, шведская королева публично должна следовать всем предписаниям религии, господствующей в моей стране, лютеранской! Второй пункт, секретный, относительно союза Франции, тоже неприемлем. Для вас не тайна, что нами раньше подписан именно с Францией дружеский, мирный договор… Я всё сказал. Так прошу передать государыне.
Молча, убитый, растерянный, собрал бумаги Морков, откланялся и вышел…
Стрелой кинулся он к Зубову, вызвал его и, доложив всё, ждал, что теперь сделает, как прикажет действовать фаворит.
– Это вы втянули меня, – прошипел сначала Зубов, – уверили, что мальчик уступит… Ну, теперь поезжайте, уговаривайте. Возьмите с собой кого-нибудь. Императрица уже волнуется. Час прошёл… Их нет. Я ей скажу, что вышла заминка с договором, что они сейчас прибудут… Спешите, скорей… Возьмите Безбородку, Будберга, кого хотите… Скорей!..
И, приняв спокойный холодный вид, Зубов вернулся к императрице, стал ей что-то успокоительно шептать.
Все, сидящие и стоящие кругом, тоже тревожились, удивлялись отсрочке. Восковая бледность легла на личико княжны. Синие тени окружили печальные напуганные глаза.
Бабушка подозвала внучку и шепнула ей:
– Пустяки. Он здоров, сейчас приедет… Там какие-то формальности договора. Он скоро явится. Будь умницей. Держись бодрее!
В это время Морков уже снова явился к королю в сопровождении Безбородки, Будберга, Шувалова и Нарышкина, чтобы образумить короля, просить Штединга и регента повлиять на юношу.
– Ваше величество, – робко, смиренно, совсем новым тоном обратился к нему Морков, – извольте сами рассудить… Императрица в тронной зале… Окружена всем двором… Столько чужих, совершенно посторонних лиц. Ни о чём важном с нею сейчас говорить нельзя… невозможно, ваше величество… Сами подумайте… Императрица ждёт вашего появления… Ваше величество не пожелаете такого разрыва, который явится небывалым… неслыханным оскорблением для императрицы… для великой княжны с её семьёй… Для целой империи, ваше величество, это явится тяжкой… ничем не смываемой обидой…
– Да покарает меня Господь и святой Георгий, если я думаю оскорблять императрицу, ваш народ или… тем более великую княжну Александрину. Я явлюсь, куда зовёт меня мой долг, моё королевское слово. Но подписать договор я не могу! И пусть сам Рок, в который я верю, решит, прав я или нет. На себя принимаю последствия всего, что происходит в настоящую минуту, хотя должен сказать вам, господин Морков, – с нескрываемой неприязнью глядя на креатуру Зубова, прибавил король, – не мною создано настоящее положение. Итак, могу я ехать?
– Без подписания брачных статей?.. Вряд ли, ваше величество… Я не знаю… Я ещё попробую… Я сейчас…
Пока Морков мчался снова к Зубову, все, приехавшие с ним, стали убеждать короля изменить решение.
Юноша молчал или отделывался короткими ответами:
– Я не могу. Мы с императрицей договорились об условиях. Других я не приму…
– Но это, очевидно, недоразумение. Всё выяснится… Потом…
– Потом я и подпишу, когда договор будет ясный…
Шведы во главе со Штедингом подошли к королю и стали с ним говорить, тоже склоняя к уступкам.
– Отчего вы молчите, ваше высочество, – обратились русские к регенту. – Скажите ваше слово…
– Боже мой! Разве я не говорил?.. Он такой упрямый… Вот, сами видите. Я ещё попробую сейчас…
Он подошёл к королю, обнял его за талию, и оба пошли по комнате.
Герцог о чём-то негромко, убедительно толковал королю.
Русским казалось, что он уговаривает его согласиться.
Шведы, успевшие уловить кое-что, удивлённо переглядывались.
Вдруг Густав, освободившись от руки дяди, громко и решительно произнёс:
– Нет, нет! Не хочу. Не подпишу!..
И отошёл к окну, откинув край занавеса, стал глядеть на людную, оживлённую улицу.
Регент, ничего не говоря, поглядел в сторону русских и сокрушённо пожал плечами.
В эту минуту Морков снова ворвался в покой.
– Вот, ваше величество… вот… Государыня готова изменить… Можно без договора… Благоволите только… Вот подписать эти несколько строк… Надеюсь, теперь, Бог даст, всё будет хорошо… Надеюсь, слава Господу… теперь…
– Хорошо… хорошо. Читайте, что там опять у вас? Какая бумага?
– Две строчки, ваше величество… Ваше высочество, прослушайте. Две строчки. Пустые самые… вот Императрица желает, чтобы скорее всё было кончено… Вот…
210
Креатура – ставленник.