Король чародеев

Не открывая глаз, она увидела, что постепенно кровотечение остановилось, а сломанная косточка срослась.

Почувствовав, что детеныш под ее рукой снова зашевелился, молодая женщина открыла глаза и сразу наткнулась на его темный влажный взгляд, показавшийся ей пугающе мудрым и проницательным. «Похоже, легенды о людях-тюленях имеют под собой какое-то основание», – подумала Микаэла.

– Вот видишь, малыш, ты уже почти здоров, – сказала она, погладив его по голове. – Теперь все будет в порядке!

Она чувствовала ужасную слабость, но на душе было ясно и радостно: ее дар, о котором она так горевала, вернулся!

Ей вспомнилось, как очень давно, маленькой девочкой, она подобрала во дворе замка Кинглэсси раненую голубку – бедная птица сидела в ее руке тихо-тихо, не делая никаких попыток вырваться. Тогда Микаэла впервые ощутила этот поток неизбывной любви и жалости к страдающему, обреченному на гибель существу, который наполнил голубку жизненной силой, залечил ее рану. Девочка раскрыла руки, и птица, целая и невредимая, вылетела на волю.

Микаэла в тот же вечер рассказала о случившемся брату Гэвину, и оказалось, что он тоже умеет исцелять раны и недуги наложением рук. Эта таинственная способность переходила в их семье из поколения в поколение, как золотая жила проходит по пластам земли. Говорили, что бабка Гэвина и Микаэлы, которую девочка никогда не знала, обладала таким сильным даром, что ее почитали святой. Микаэла была незаконной дочерью лорда Фолкенера – грубого английского вояки. Его жена и сын после смерти матери Микаэлы приняли сироту в свою семью. Жена лорда Фолкенера, Христиана, удочерила ее, дала надлежащее воспитание, и Микаэла всю жизнь называла ее мамой. Гэвин и Христиана с радостью позволяли Микаэле помогать другим, пользуясь своим даром, и люди с благодарностью принимали ее помощь.

В Италии все было совершенно по-другому: к ее необыкновенной способности с самого начала отнеслись с подозрением, а потом и с открытым неприятием. Микаэлу обвинили в ереси, был суд, о котором она даже сейчас, спустя столько лет, вспоминала с содроганием. К счастью, рядом был мудрый и влиятельный Ибрагим, который спас ее и от сурового приговора, и от людских кривотолков. Чтобы защитить юную ученицу на будущее, он попросил ее забыть о даре, и она согласилась – отчасти из уважения к мужу, отчасти из страха перед новым судом, – хотя в душе всегда горько оплакивала свою потерю. Но в один прекрасный день в ее тесный мирок вторгся Дайрмид Кемпбелл, потребовавший от нее чуда, и жизнь Микаэлы Фолкенер устремилась по новому руслу…

Поглаживая теплый бок тюленя, молодая женщина вспомнила свою первую встречу с Дайрмидом, оставившую глубокий след в ее душе. Одиннадцать лет назад она, еще совсем девочка, встретила на поле битвы молодого хирурга, который поразил ее своей самоотверженностью и состраданием к раненым. Микаэла вдруг подумала, что ее любовь к Дайрмиду началась именно тогда, тем туманным утром, среди крови и грязи только что закончившегося боя. Так, значит, само Провидение привело ее в Перт, где им с Дайрмидом было предназначено встретиться вновь! Все вернулось на круги своя, судьба хочет, чтобы они были вместе!

Эта мысль заставила ее сердце радостно забиться. Микаэла засмеялась, откинув голову назад, и вдруг почувствовала, что тюлень заснул, согревая ее своим теплом.

Но где же Мунго? Микаэла посмотрела вниз – вода поднялась почти вровень с уступом, хлюпая у самых ее ног, и продолжала прибывать. Несомненно, вскоре она зальет и уступ… Молодая женщина огляделась в поисках нового убежища и заметила над головой несколько глубоких ниш в неровной стене, где она вполне могла поместиться вместе с тюлененком, если бы удалось до них добраться. Но до этого, конечно, не дойдет, Мунго обязательно вернется за ними. Волны лизнули край ее плаща. Она так глубоко ушла в свои мысли и переживания, что не придала никакого значения начавшемуся приливу, и теперь, когда наконец обратила на него внимание, вода плескалась уже у самых ее ног! Радость Микаэлы померкла, уступив место тревоге, а потом в душу молодой женщины закрался страх. Где же Мунго? Ведь вода вскоре зальет уступ!

Воды Микаэла всегда панически боялась, это было для нее настоящим проклятьем. Какая злая ирония судьбы: радоваться жизни, думать о Дайрмиде и вдруг понять, что вокруг только грозящая гибелью водная стихия и нет никого, кто бы мог прийти на помощь! Содрогнувшись от ужаса, молодая женщина стала следить за неумолимо поднимавшимися волнами.

– Я так рада вновь увидеть вас в нашей скромной обители после столь долгого перерыва, – расплылась в любезной улыбке настоятельница, поднимаясь навстречу Дайрмиду.

Кругленькая, с пухлыми румяными щечками, она была такого маленького роста, что рядом с ним казалась настоящей карлицей. Дайрмид всегда чувствовал неловкость оттого, что ему приходилось смотреть на почтенную женщину в прямом смысле свысока.

– Я знала, сын мой, что вы приедете к нам, когда ваш дух вновь обретет смирение и покой, – продолжала она с приличествующей монахине кротостью.

– О каком смирении вы говорите, матушка? – не понял Дайрмид. – Я приехал навестить свою жену!

– Конечно, конечно, сын мой! – кивнула настоятельница. – Следуйте за мной.

Пройдя через маленькую заднюю дверь, они миновали огород, где обитательницы монастыря выращивали целебные травы, и вышли во фруктовый сад с облетевшими яблонями и грушами, которые довольно сиротливо смотрелись на фоне пасмурного неба.

Погода не предвещала ничего хорошего – промозглый ветер сгонял на запад тяжелые грозовые облака, свинцовое море покрылось белыми барашками. Дайрмид велел своим гребцам ждать на берегу, поскольку не собирался задерживаться надолго: он хотел только еще раз попросить у Анабел свободы, а больше им говорить было не о чем. Его чувства к Анабел, пройдя за пять лет все стадии от любви до ненависти, неожиданно для него самого приобрели нейтральный оттенок, как будто речь шла о какой-то случайной знакомой, а не о женщине, которую он любил и которая так бессовестно его предала. Он еще не простил ее до конца, но его ярость и боль уже улеглись.

Открыв калитку в заборе, настоятельница провела даншенского лэрда на маленькое кладбище. Дармид озадаченно огляделся – что может делать Анабел среди могильных камней на зеленом склоне пологого холма, возвышавшегося над белым прибрежным песком? Зачем они пришли сюда?

Почтенная женщина остановилась возле гладкого серого камня с вырезанным кельтским крестом и тихо сказала:

– Ваша жена покоится здесь. Это надгробие установил ее двоюродный брат Ранальд Максуин в прошлом году, сразу после кончины Анабел.

– Она умерла в прошлом году?! – переспросил Дайрмид, не веря своим ушам.

Настоятельница с удивлением смотрела на него – судя по всему, она была уверена, что он уже давно знает о смерти жены. Дайрмид уставился на серое надгробие. Помимо креста, на нем была вырезана надпись на латыни: «Возлюбленная Анабел почила в 1321 году двадцати шести лет от роду. Покойся с миром». Дайрмид прочел надпись и вдруг почувствовал, что у него задрожали руки. Чтобы успокоиться, он сделал глубокий вдох, потом еще один. Анабел мертва… В замешательстве он потер глаза и взглянул на настоятельницу:

– Как она умерла?

– Разве Ранальд Максуин вам не сообщил? Сестра Анабел простудилась: пошла гулять на берег и попала под дождь. К несчастью, болезнь затронула легкие, бедняжка сгорела в несколько дней. Умирая, она звала вас, просила у вас прощения, и я заверила ее, что вы как человек благородный давно уже простили ей все обиды. Она отошла ко господу в мире.

Дайрмид стиснул зубы, прогоняя непрошеную жалость и чувство вины.

– А когда о ее смерти стало известно Ранальду Максуину? – спросил он.

– Он застал Анабел на смертном одре, когда приехал в очередной раз ее проведать. Я спросила его о вас, но он сказал, что вы ушли в поход с королем, и пообещал сообщить вам о кончине жены. Увы, вы не приехали на ее могилу и не прислали письма, но я вас понимаю – видимо, слишком велико было ваше горе. Кстати, от имени всех насельниц нашего монастыря хочу поблагодарить вас за щедрые дары, которые вы продолжаете слать нам даже после смерти жены.