Возвращение в грядущее

— Не глумление, а спор с тяготением, — горячо возразила девушка. — И победа над ним! — добавила она, обращаясь к Вязову. — А я — Надя Крылова, студентка-математичка, синий чулок или сухарь, как вам больше нравится.

— Не верьте, бесстрашный прыгун. Это ведь сама внучка знаменитого академика Зернова, надеюсь, вам известного.

— Кому-кому, а уж нам-то он известен, — загадочно произнес Никита Вязов, тоже отжимая, как и Надя, свои густые, вьющиеся светлые волосы, касающиеся плеч.

Скинув мокрую одежду, он выглядел тренированным спортсменом, высокий, мускулистый, поджарый. Заметив изучающий взгляд девушки, он доверительно сказал:

— Из-за роста моего ребята фамилию мою настоящую Джандарканов переиначили сначала в Длинарканов, потом в Длинновязого, и наконец просто в Вязова. По известной вам традиции XXI века!

Надя расхохоталась.

Элегантный почему-то нахмурился.

— Ну, давайте знакомиться, — предложила Надя. — Я вам, Никита, обязана жизнью, а вы мне ничем не обязаны. Это неправомерно! Я не люблю быть в долгу.

— В долг берут чужое, отдают свое. Старина отжившая! А тут ребятишки тонули. Вот им долг надо было отдать.

— Значит, если бы я одна тонула, вы бы не спрыгнули с моста?

— Это как сказать! Если бы разглядел, то, пожалуй, спрыгнул бы, лукаво ответил Вязов.

— Условный рефлекс героизма, — намеренно не замечая подтекста сказанного, вставил элегантный, счищая песок с брюк.

— Да уж какой там героизм! — с усмешкой возразил Вязов. — При рефлексе любые мышцы срабатывают вполне бездумно: и рук, и ног, и… языка, — со скрытым смыслом добавил он.

Надя взглянула на Вязова чуть удивленно. Однако, решила она, разговор лучше перевести в другую тональность и нарочито капризно спросила:

— А почему это вы обращались ко мне на «ты»? Приказывали мальчика хватать под мышки.

— Прошу простить. По привычке скомандовал, как напарнику, — словно рапортуя, отчеканил Вязов, улыбнулся Наде и засветился изнутри.

И Надя улыбнулась.

— Ну, обо мне, как о любви, все сказано, — почему-то радостно заговорила она, — глаза синие, а волосы рыжие. Синий чулок, сухарь. Или противоположность этому, батут и дельтаплан, как мечта. Отгадать вам. А это, — обернулась она к сдержанно улыбающемуся, так волновавшемуся за нее мужчине, — ученик моего дедушки, о котором он уже упомянул, молодой обещающий доктор физико-математических наук, профессор нашего университета Константин Петрович Бурунов. Прошу любить и не жаловаться. «Смещение бессеровских функций». Может быть, слышали?

— А как же! Мы проходили, — с подчеркнутой почтительностью отозвался Вязов.

— Как? Где проходили? — удивился Бурунов. — Надеюсь, не мимо проходили? Для какой же это цели, спрашивается?

— Для астронавигации. Мы их «бесовыми функциями» прозвали.

— Ах вот как! Ну тогда понятно. Вы из готовящихся?

— Вроде приготовишек.

— Постойте, — прервала Надя. — Астронавигация! Космос? Тогда ответьте, что это было? Только так ответьте, как мне надо.

— Рад бы догадаться, но все-таки, должно быть, метеорит.

— Что? Метеорит в центре Москвы? Да вы с ума сошли! Это невероятно!

— Видите ли, за сутки тысячи тонн космического вещества падают на нашу всепланетную голову. В своем большинстве частицы сгорают метеорами. Некоторые выпадают метеоритами. Больше в океан. Немногие на сушу. В малодоступные места обычно. Потому головы целы.

— Хотите сказать о вероятности падения метеорита даже в центре Москвы, — заметил Бурунов. — Конечно, вероятность такого события ничтожно мала. Однако не равна нулю. Ничего не поделаешь, математика! — И он пожал угловатыми плечами.

— Сколько же времени этот несчастный метеорит носился по космосу, прежде чем свалиться нам на голову, как вы сказали? — И Надя тряхнула волосами.

— А это смотря с какой скоростью он летел, — с хитрецой ответил Вязов. — Если с субсветовой, то, говорят, время на нем, по теории относительности, вроде бы стояло, а у нас с вами на Земле текли тысячелетия. Вот и считайте, какой тут возраст у пришельца из космоса.

— Во-первых, позволю себе заметить, — вмешался профессор Бурунов, сомнительно, чтобы метеориты достигали в своем движении подобных скоростей. Во-вторых, еще более сомнителен пресловутый «парадокс времени», который вы упомянули. Не знаю, как вы там проходили теорию относительности, но…

— Не спорьте, — прервала Надя. — Я не хочу, чтобы это был метеорит. Пусть это будет посланец из космоса!

— Так метеорит вроде и есть посланец из космоса, — заметил Вязов.

— Нет, не такой! Мне нужно письмо от улетевшего звездолета, — вдруг погрустнев, сказала девушка.

— Зачем говорить о печальном, — прервал Бурунов. — Не лучше ли отпраздновать чудесное спасение? Наградить отважного спасителя медалью. Шоколадной, разумеется. Кстати, к нам, кажется, идут. Притом две совершенно прелестные женщины. Дети с ними. Впрочем, они только подчеркивают их привлекательность, — и возбужденный профессор вскочил на ноги, поправляя кудри.

И когда он отошел навстречу идущим, Вязов заговорщически подмигнул Наде, немало удивив ее. И она вдруг увидела в своем спасителе совсем другого человека, чем он казался. За этим с виду простоватым, подшучивающим прыгуном мог скрываться недюжинный интеллект. Он говорил об астронавигации, о теории относительности, о последнем слове в математике, как о совершенно обычном деле. И, конечно, был «себе на уме». За каждым его словом можно угадать иронию, и прежде всего к самому себе, глубокий и неожиданный смысл. Словом, Надя принялась старательно оправдывать свой проснувшийся интерес к нему.

Впрочем, справедливости ради, надо признать, что не предполагаемые качества, которыми она готова была наделить своего нового знакомого, и даже не его героический поступок привлекали ее к нему, а не вполне осознанное, необъяснимое и, конечно же, неоправданное влечение, которого следовало бы стыдиться!

Но все, что произошло вслед за тем, еще больше подействовало на Надю.

К молодым людям подошли две нарядные женщины с успевшими переодеться мальчиками и рассыпались в благодарностях за спасение их сынишек. Купальщики со всех сторон обступили пришедших.

Гордые общим вниманием, мальчуганы с любопытством разглядывали Надю, Никиту и Бурунова, который среди толпы почти голых людей выглядел инородным телом.

Когда женщины с детьми ушли, а Константин Петрович галантно отправился их проводить, Никита спросил:

— Так почему же вы ждете письмо со звездолета?

— Ах, Никита! Вспомните, ведь все знают, что целых два года прошло, как улетел звездолет, а сигналы его перестали приходить еще год назад. Дедушка почти уверен, что они погибли. А я не хочу верить. Понимаете, не хочу, не могу верить, хотя во всем ему верила. Когда он… ну, понимаете, когда он…

— Доказал, что лететь к звездам можно, — закончил за нее Никита. — Что скорость звездолетов может превышать световую и далекие звезды достижимы.

— Откуда вы знаете? — без всякого удивления спросила Надя, уверенная, что этот человек должен знать.

— Понаслышке, — улыбнулся Вязов. — И даже от той самой Надежды Крыловой.

— Какой той самой?

— Которая дочка командира звездолета Алексея Крылова.

— Вы что, колдун? Читаете чужие мысли? — шутливо спросила Надя.

— Нет, сродни сыщику. В древней литературе был такой герой, Шерлок Холмс, помните? Он всех удивлял, определяя с первого взгляда всякие подробности о каждом встречном.

— Ну, помню, — протянула Надя, пытаясь разгадать, куда он клонит.

— Своего друга доктора Ватсона он однажды поразил, все рассказав о прохожем, увиденном в окне.

— Потому что тот был его родным братом! — со смехом воскликнула Надя.

— Вы и без меня знаете!

— Конечно, и даже могу определить почему. Обо мне вы догадались, не будучи моим братом, как в рассказе о Шерлоке Холмсе. Бурунов рассказал вам о моем дедушке. Крылов же, как всем известно, был его зятем. Значит…

— У вас несокрушимая логика. Сдаюсь!