Сильнее времени

Сердце защемило у нее, когда она увидела строгое, сосредоточенное лицо командира корабля Тучи — он бывал у них с Арсением.

Вилена радостно улыбнулась ему, но он даже бровью не повел, смотря на Вилену, как в пустоту. Ей стало не по себе.

Ваня Болев наклонился к ней, коснувшись ее своими локонами:

— Он увидит вас через полчаса.

Вилена улыбкой поблагодарила Болева. Уж она-то после прогулки в лес знала об этом! Напустив на себя веселую непринужденность, Вилена обратилась к экрану:

— Здравствуйте, Петр Иванович! Как там у вас мой Арсений? Вы не позовете его к экрану? Надеюсь, все ладно под нейтринными парусами?

Слова Вилены, превращенные в радиоколебания, будут электромагнитным вихрем целых полчаса лететь к звездолету. Столько же времени понадобится радиоволнам, чтобы донести оттуда ответ.

Костя и Шилов, заполняя паузу, стали передавать Туче служебную информацию, а также рассказали о принятых сигналах еще одной внеземной цивилизации.

Час, в течение которого Вилена наблюдала озабоченное лицо Тучи, показался ей сутками. И вдруг Петр Иванович расцвел:

— Вот это сюрприз! — донесся до Вилены его сипловатый голос. — Вот это лады! Даю сигнал «Свистать всех наверх!»

Потом он поздоровался с Виленой, с Шиловым, с Костей, хотя тот на минуту вышел из лаборатории и вместо него был Болев. Туча раскрыл перед собой тетрадь и слушал, что ему передавали час назад Шилов и Костя. Вероятно, услышав о вновь открытой цивилизации на Этане, оживился:

— Лады! Ну, Константин Званцев, поздравляю! Готовься лететь на втором звездолете по примеру друга своего.

Кабина звездолета заполнилась космонавтами. Вилена узнавала их всех, приветливо кивала каждому, хотя никто из них пока не мог заметить ее сигналов. Но они все улыбались ей.

А вот и шестой звездолетчик, Арсений, запыхался…

Вилена ухватилась за ручки кресла.

— Арсений, — сказала она и замолчала.

Сидевший сзади Вилены Шилов нахмурился.

— Я подарила свой акваланг Авеноль. Она такая смешная! Надела ласты и перепугала бабушку, бегая по квартире.

Шилов возмущенно пожал плечами. Ради такой, с позволения сказать, «информации» используется величайшее радиосооружение эпохи!

Но Шилов не видел глаз Вилены. Он, конечно, знал, что люди могут взглядами говорить друг с другом — якобы с помощью какого-то излучения. Но оно никак не может возникнуть на видеоизображении!

Однако видеосвидание лишний раз доказало, что чувства человека передаются выражением глаз, которое запечатлевается на фотографиях и на полотнах художников. Достаточно вспомнить глаза Иоанна Грозного, убившего своего сына, царевны Софьи или Меньшикова в изгнании, запечатленных Репиным, или взгляд боярыни Морозовой на картине Сурикова, наконец, «Незнакомки» с полотна Крамского, или глаза на портретах Рембрандта или Веласкеса! Художники знали, как передать глазами гнев или страсть, страх или нежность, веселье, горе.

Видеоизображение, более совершенное, чем былая фотография, цветное и объемное, передавало всю силу взгляда Вилены, чего не учитывал Шилов. Об этом спустя полвека ему мог бы рассказать Ратов.

Арсений не столько слушал Вилену, сколько смотрел на нее. Он видел ее через полторы тысячи секунд после того, как это происходило, ощущал искорки зеленоватых глаз, их ласковый прищур, голубизну белков. Многое ему говорили и румянец ее щек, и улыбка губ. Он читал по этой живой радиограмме ее лица все то, чего нельзя было выразить никакими письменами.

А Шилов с неудовольствием слушал неуместную, как ему казалось, болтовню.

Вилена рассказывала, как упала, заглядевшись на ракету, — не удержалась все-таки, поехала на космодром — и просила простить за это. Ведь все обошлось благополучно! Потом вспомнила про какие-то пушинки в лесу и почему-то о ребенке и даже о внучке, «встречающей своего деда-ровесника»…

Наконец Шилов многозначительно покашлял.

Вилена оглянулась и свела брови:

— Я истратила слишком много энергии?

— Ждите ответа пятьдесят девять минут тринадцать секунд, — сухо ответил Шилов. — Попрощайтесь. Сеанс заканчивается.

Вилена встала и подошла к самому экрану. Она молча смотрела перед собой, окончательно выведя этим из себя Шилова, и прощалась с Арсением одним только взглядом, изображение которого со скоростью света настигало разбегающийся звездолет.

— Лети, — сказала она шепотом.

Костя произнес несколько служебных фраз об окончании сеанса и оставил включенной только приемную аппаратуру. Теперь надо было ждать… и целый час видеть Арсения.

Он стоял, жадно всматриваясь в экран, где видел Вилену до того, как она обратилась к нему. Но вот он встрепенулся и стал вести с Виленой немой разговор, отзываясь на каждое произнесенное ею час назад слово. Наконец сказал:

— Прощай, родная. Понял все. Мне легче, чем тебе.

Вилена плакала, зная, что ее видят теперь только в обсерватории, а не на звездолете.

Этого Шилов вынести уже не мог. Он сухо раскланялся с Виленой и поручил Ване Болеву проводить ее до станции монорельсовой дороги.

Болев молча шел за Виленой, почтительно отстав от нее на шаг. Они ни о чем не говорили. Только на перроне, когда бесшумно подошел подвесной вагон, она сказала:

— Спасибо, Ваня, за молчание. Я ведь неправду ему сказала. Ребенка после моего падения сохранить не удалось.

— Это была святая ложь! Так поступают только сильные сердцем. Будь я настоящим поэтом, я воспел бы вас не в ученических стихах. Вы дали ему возможность спокойно лететь. Он верно сказал, что вам труднее, чем ему.

Вагон тронулся. Болев несколько шагов шел следом за ним. Волосы локонами рассыпались у него по плечам. Он долго смотрел на уходящие вдаль столбы с монорельсом, который вдали казался тонким натянутым проводком на телеграфных столбах со старой картинки — Ваня Болев любил старину.

Глава четвертая… СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

На этой станции монорельсовой дороги, но уже зимой, Вилена очутилась еще раз. Привела ее сюда тоска, тоска по Арсению, которую она никак не могла побороть.

И вот, сама не зная как, Вилена приехала к обсерватории. Приехала потому, что здесь работал Арсений и она могла посмотреть на стены, видевшие его. Приехала потому, что здесь был лес, в котором она поджидала Арсения после работы, и еще потому, что решетчатое зеркало радиотелескопа, видимое уже со станции, напоминало ей исполинскую глобальную антенну, с помощью которой в последний раз видела Арсения, говорила с ним…

Вилена шла по тропинке между сугробами, стройная, подтянутая, словно знающая, куда и зачем она идет. Вдруг, вспомнив, что может встретить в обсерватории Шилова, она круто свернула к лесу. В лесу ей повстречался Ваня Болев.

Ваня робко и радостно смотрел на Вилену. Из-за своих длинных локонов и девичьих ресниц он выглядел не лыжником, а лыжницей.

Сняв лыжи, он молча пошел рядом с Виленой. Снег был еще неглубоким, можно было идти и без тропинки.

— Зима, — наконец сказал он. — Смотрите, все заснуло. Хотите, прочту вам свои стихи про «Старую сказку»? — И, не ожидая согласия, стал читать:

Вилена рассеянно слушала стихи про спящую красавицу и подумала о своих ресницах, которые могли бы вот так же застыть.

А Ваня заканчивал чуть нараспев:

— Вы простите, — оправдывался он, — у меня тут архаизм получился: «Пред тем, а не перед тем»… Но это можно исправить.