Страница 8 из 16
Куртис остался доволен рассказом. Скоро хозяйка пригласила ужинать. Они перешли в кухню.
— Надо обмыть назначение, — потирая руки и усаживаясь, сказал Куртис.
На столе стояли хрустальный пол-литровый графинчик, полный водки, и распечатанная бутылка коньяку.
В вазе был салат, на маленьких тарелках лежали колбаса, сыр, заливной судак, чернела баночка зернистой икры, овальный соусник доверху был полон кругленькими тугими маринованными помидорами — в общем, было чем закусить.
— Сразу видно, бабушка уважает работящих людей, — заметил Павел.
Через полчаса Павел почувствовал, что его клонит в сон. Он подумал, что все-таки тяжелая физическая работа для непривычного человека — это тебе не утренняя физзарядка, и сказал об этом вслух, прибавив:
— Я, кажется, расклеился. Надо спать.
— Ну, тогда будь здоров! Я с полчасика еще посижу и поеду к себе. Завтра увидимся.
У Павла, казалось, уже не ворочался язык. Он только покачал головой и побрел из кухни, так неуверенно ступая, словно ноги у него сделались вдруг ватными.
Посидев минут пятнадцать, Куртис поднялся, заглянул в комнату Павла. Тот спал вниз лицом, свесив к полу безжизненную правую руку. Пиджак висел, как всегда, на спинке стула, брюки валялись скомканные рядом со стулом. Куртис хотел тут же войти и взять вещи Павла, но счел, что лучше это сделать хозяйке. Старуха в своих мягких суконных тапочках неслышно вошла к Павлу, взяла пиджак и брюки и вышла.
Ян Евгеньевич, нетерпеливо ждавший на кухне, положил брюки на сундук и начал обыскивать карманы пиджака. Он вынул уже знакомый ему сверток с побрякушками, от которых отказался Боцман, пачку сигарет «Шипка», записную книжку в зеленом ледериновом переплете, некий предмет, представлявший собой увесистый, в полкилограмма, стальной шарик, обернутый в толстую лоснящуюся кожу, прикрепленный к гибкой ручке из китового уса. Ян Евгеньевич разложил все это на сундуке и начал просматривать записную книжку. Хозяйку же почему-то заинтересовал тяжелый предмет. Она взяла, взвесила его на руке и спросила в недоумении:
— А это что?
— Кистень, — сердито ответил Ян Евгеньевич, листая странички записной книжки.
Хозяйка, помолчав, снова задала вопрос:
— Для чего это?
— Чтобы бить людей по голове, — уже совсем раздраженно объяснил Ян Евгеньевич. — Не задавай глупых вопросов, Эмма, мешаешь.
Хозяйка испуганно положила кистень на сундук и отошла в сторону.
Ян Евгеньевич долго и внимательно изучал записную книжку Павла. Здесь было несколько адресов, телефонв, причем постороннему человеку оставалось непонятным, каким городам принадлежат эти адреса и телефоны. Было также множество невразумительных заметок.
Там, где кончался алфавит и начинались чистые листы, Ян Евгеньевич обнаружил маленькую, сделанную для документа фотокарточку пожилой женщины. Невеселый взгляд, чуть наморщенный лоб, прическа гладкая с пробором посредине. Он быстро переснял маленьким своим фотоаппаратом карточку женщины, а затем все записи и заметки записной книжки Павла.
ГЛАВА 8
Мария получает задание
Ровно через неделю после первого, столь удачного похода на ипподром Зароков снова пригласил Марию съездить посмотреть на лошадей и попытать счастья в тотализаторе. Все было так же интересно и красиво, как в прошлый раз, — все, кроме одного: хотя он опять накупил кучу билетов, потратив тридцать рублей, выигрыш составил смехотворную сумму — всего два рубля семьдесят копеек. Зароков забыл, что он уже не новичок на ипподроме, и, ничего не поделаешь, теперь уже ему придется разыгрывать перед Марией идиотские водевили под названием «А я опять выиграл!». Однако он не опасался, что Мария заметит фальшь: он давно понял, что Мария наивна и доверчива, хотя на первый взгляд кажется многоопытной, искушенной: в жизни женщиной.
Вот и сейчас, выслушав сообщение, что они снова выиграли кучу денег, Мария рассмеялась как ребенок, она радовалась гораздо больше Михаила, хотя взять свою долю опять отказалась.
Потом они поужинали в кафе, и, как в прошлый раз, он проводил Марию до дому. В гости не напрашивался, решив подождать, пока она пригласит сама, — он был уверен, что этот момент не так уж далек.
С тех пор они стали видеться чаще. В свои выходные дни Зароков был свободен только до четырех часов, а в четыре отправлялся встречать Марию. В таксомоторном парке многие уже давно разглядели истинные отношения Зарокова и Марии, и они с молчаливого обоюдного согласия не очень стали маскировать свои свидания, встречались без опаски совсем близко от парка, а однажды Зароков просто зашел за Марией в диспетчерскую. Постепенно даже самые неугомонные остряки прекратили отпускать шуточки в их адрес. Все видели, что отношения у них серьезные.
Раз в неделю они обязательно посещали ипподром, и Зароков обязательно исполнял свою хорошо отработанную роль, варьируя только сумму и в соответствии с нею степень своей радости.
Часто ходили в кино. По воскресеньям же, если он не работал, покупали билеты в какой-нибудь театр.
Зароков нравился Марии все больше и больше. Она сразу, с первых дней работы Михаила в парке, выделила его. Михаил казался умнее и интеллигентнее всех других шоферов. Был неизменно вежлив и спокоен, никогда она не услышала от него скверного слова. Понимал хорошую шутку и сам умел шутить. А когда они стали встречаться, Мария к тому же увидела, что он не жадный.
Михаил понемногу рассказывал ей о себе, но никогда особенно не расписывал свою биографию, и это тоже нравилось Марии. Из его отрывочных рассказов, всегда к месту в разговоре, Мария узнала, что он рано осиротел, что у него где-то должна быть сестра, которую он очень любил и любит и которую потерял во время войны. Он был в плену, числился пропавшим без вести. Потом бежал из плена, опять воевал. И по тому, как Зароков, вспоминая свою жизнь, хмурил брови, Мария догадывалась, что ему тяжело перебирать в памяти события минувших лет. Она даже жалела его в такие минуты, хотя он всем своим обликом и характером менее всего походил на человека, нуждающегося в жалости. Он ни разу не позволил себе сказать о том, что Мария ему нравится. Но об этом и не надо было говорить, она и так все видела.
Новый, 1962 год встречали у ее подруги Лены Солодовниковой. Компания собралась пестрая, но Зароков нашел общий язык со всеми, и так как он был старше других, то скоро завладел общим вниманием и стал вроде бы не гостем, а хозяином. Лена работала библиотекарем и была тихой и спокойной девушкой, потому с удовольствием уступила Зарокову командный пост. А Марию она просто поразила, когда, вызвав ее посреди шумного пира в коридор, восторженно и горячо начала поздравлять под-руту с тем, что у нее такой «великолепный возлюбленный». Это, конечно, польстило Марии, и она скорее для приличия, чем чистосердечно возмутилась: «Что ты, Ленка, какой же он возлюбленный?»
Одним словом, Марии не было необходимости прислушиваться к своему сердцу, чтобы узнать, что в нем происходит. Она не строила никаких планов на будущее в расчете на то, что Михаил Зароков вдруг возьмет и сделает ей предложение. Но ей приятно было сознавать, что такая возможность не исключена.
Новогодняя ночь у Лены — компания веселилась до утра — окончательно их сблизила. Утром, когда расходились, все попрощались с Марией и Михаилом за руку, и Марии лестно было видеть, что буквально все глядят на него с неподдельным восхищением. Они пешком добрались до ее дома. По дороге договорились, что сегодня надо как следует отдохнуть, потому что и ему и ей завтра выходить на работу. У подъезда Михаил в первый раз поцеловал ее.
На следующее утро в восемь часов, выписывая ему путевку, Мария была в прекрасном настроении.
А в два часа дня, когда Зароков заехал в парк, чтобы исправить мелкую неполадку в счетчике, и, пока механик возился в машине, заглянул в диспетчерскую, Мария сидела грустная, как будто произошло несчастье.