Страница 8 из 25
Срета. Ах, об общих? Ну что ж, хорошо, господин Прокич, можно, как говорится, и об общих делах; почему не поговорить, можно поговорить!
Еврем. Знаешь… мы можем, например, поговорить с тобой о политике… выборы-то уже, как говорят, на пороге.
Срета. Да, да, точно, на пороге!
Еврем. Я слышал, мне сказали по секрету, будто начальник получил из Белграда какое-то письмо: вроде как Илича в этом году не будут выдвигать в депутаты.
Срета. Гляди-ка, бог ты мой! Я этого не слышал! А почему?
Еврем. Они, видишь ли, и вообще в ссоре, начальник и Илич, а теперь там, в Белграде, согласились с начальником и хотят найти кого-нибудь посговорчивее.
Срета. Гляди-ка, бог ты мой! А кто это тебе сказал?
Еврем. Это… об этом ты, брат, не спрашивай, это секрет.
Срета. Ну да, понимаю… Хватит, терпели его!
Еврем. Вот именно!
Срета. Я все, брат, хочу у тебя спросить, почему ты не продашь свой дом под окружную канцелярию? А что? Разве другие свои дома не продают? Я не говорю, что я продавал, но уж если поставить каждую вещь на свое место, то позволительно спросить: для чего тебе такой домище?
Еврем. Ты же видишь, я полдома сдаю жильцам. Да вообще, что такое ты говоришь, с какой стати?!
Срета. Ну, а разве ты не мог бы продать свой дом государству? Конечно, мог бы!.. А потом, разве мы ему не давали список наших, которых угнали в тюрьму?… Спросим-ка, что он для них сделал. Выхлопотал помилование своему шурину, а нас всех оставил с носом.
Еврем. Да, да!
Срета. А потом насажал, брат, в общине всю свою родню на теплые местечки: от протоиерея до живодера. К весовщику придешь – его родственник. К писарю придешь – опять его родственник. А ведь, слава богу, достаточно еще в Сербии людей, имеющих дома, которые можно продать, и родственников, которых нужно назначить на службу или освободить из тюрьмы. Так ведь я говорю?
Еврем. Так, Срета, так! Ух, если бы он был не в нашей партии, вот было бы здорово выложить ему все это на собрании. Слушайте, мол, какой у вас был депутат. Но ведь этого нельзя… это… Скажи мне, как ты думаешь, кто бы из наших вместо него мог быть депутатом?
Срета. Да как же я тебе могу сказать, браг мой! Ведь если мы каждую вещь поставим на свое место, то, пожалуй, он единственный, кто хоть мало-мальски подходит, а все остальные как-то тяжелы на подъем, да и глупы…
Еврем. Это ты правильно говоришь, все остальные и на подъем тяжелы, и глупы…
Срета. Вот, скажем, если хочешь, начнем с тебя…
Еврем (с радостью подхватывает). Да, да, видишь ли, Срета, как раз об этом я и хотел тебя спросить! Видишь ли, они там в Белграде ищут более покладистого человека, а разве ты не находишь, что я покладистее Илича?
Срета (теперь ему все ясно). Так-так-так-так!.. (Щелкает, языком.) Ну вот, теперь уже можно каждую вещь поставить на свое место!
Еврем. Вот я и говорю… а насчет того, что я тяжел на подъем… так это…
Даница, те же.
Даница (входит из правой двери). Мать хочет' о чем-то говорить с госпожей Мариной по секрету и сказала, чтоб я пошла посидела в этой комнате. (Срете.) Добрый день!
Срета. Добрый день! Добрый день!
Еврем. А знаешь, я тоже не хотел бы, чтоб ты слышала, о чем мы тут разговариваем с господином Сретой. Иди-ка ты лучше в другую комнату.
Даница (радостно). Можно, я выйду в коридор?
Еврем. Иди, ради бога!
Даница радостно убегает.
Те же, без Даницы.
Еврем (ходит по комнате, пытаясь восстановить ход мыслей, прерванный приходом Даницы). Но ведь ты не скажешь, что я не умею говорить? Умею. А где нужно, и смолчать сумею.
Срета. Это ты умеешь!
Еврем. Ну, а уж если чего и не сумею, то ведь в Белграде умных людей много – подскажут, когда нужно говорить, а когда молчать.
Срета (все это время думал). Э, подожди-ка, брат ты мой, давай уж мы сначала поставим каждую вещь на свое место… Ты прежде скажи мне, какие у тебя отношения с начальником?
Еврем (стучит указательным пальцем правой руки по указательному пальцу левой руки). Вот так!.. Взять хотя бы сегодня утром: иду я, понимаешь, по Торговой улице, а господин начальник подошел, опустил мне руку на плечо, словно брату родному, и говорит…
Срета. Постой… постой… я о другом хочу спросить: скажи-ка мне лучше, брат мой, за каким лешим понадобилось тебе стать депутатом, когда ты на своих мелких делах зарабатываешь гораздо больше, чем будешь получать за свое депутатское звание?
Еврем (смущенно). Да… знаешь… тут дело не в заработке, а так… доверие народа… почет. И так как-то…
Срета. Хорошо. Теперь давай начистоту, давай поставим каждую вещь на свое место. Ты ведь знаешь, Еврем, я специалист по таким делам.
Еврем хочет что-то сказать.
Знаю, что ты хочешь сказать: если, мол, я был бы специалист, то не сидел бы год в тюрьме за недостачу.
Еврем. Я не то хотел сказать.
Срета. Именно это ты хотел сказать. Я же вижу, что ты это хотел сказать. Но, брат, тут дело другое, тут – судьба. Такое с каждым может случиться. Никто не знает, что его ждет впереди. Вот, скажем, сегодня ты здоров и все у тебя в порядке, а наутро, смотришь, тебя уже волокут в суд за недостачу. Хорошо, скажем, ты торговец, у тебя недостачи быть не может, а вот если б ты был, как я, сборщиком налогов, вот тогда бы я посмотрел…
Еврем. Это так!
Срета. Ты думаешь, мне обидно, что меня зовут Срета № 2436 – это номер судебного дела, по которому меня осудили на год. Ничего подобного! Наоборот, брат мой, этот номер помог мне выйти в люди в этом городе. Ну, вот ты сам скажи: было ли какое-нибудь дело, которое обошлось без меня? Ну, говори? Скажем, если надо распространить ложный слух по городу – подай сюда Срету. Если надо какое-нибудь политическое собрание сорвать – к кому обращаются? К Срете! Фальсифицировать избирательные списки – опять подавай сюда Срету. Опротестовать выборы – опять Срету. А я уж и не говорю о таких мелочах, как распространение листовок, свидетельствование в суде, приветствие правительственных чиновников, составление статей, телеграмм против насилия и тому подобное…
Еврем. Да, конечно… Потому я и хочу с тобой…
Срета. Я сам вижу, что ты хочешь со мной, но хочу ли я с тобой – вот в чем вопрос…
Еврем. Я же тебе сказал…
Срета. Дело не в том, что ты сказал. Тут, брат, дело в расчете. Играть надо уметь. Скажем, у тебя, например, в руках король, а у меня – туз! Вот ты и ответь мне в масть, если хочешь, чтоб я поставил тебя на свое место.
Еврем. Я отвечу, почему же не ответить… Только я не понимаю, как это?
Срета. Сейчас поймешь. Ты ведь видишь, сам ты ничего не можешь для себя сделать. Ты это признаешь? Ну вот, хорошо. Тогда я бросаю туза. Теперь ты меня понимаешь?
Еврем. Нет, не понимаю.
Срета. Не понимаешь? Ладно. Сейчас поймешь. Видишь ли, у меня на жену записан тот большой участок земли за городом… там два гектара… Так вот, надо, чтобы правительство купило у меня эту землю. Пусть там построят больницу, казарму, теплицу или тюрьму – мне все равно что, – для меня главное, чтоб правительство купило у меня эту землю. Понятно?
Еврем. Понятно!
Срета. Ну вот, а затем, брат, я пятнадцать лет прослужил практикантом, прежде чем стал сборщиком налогов, и все эти пятнадцать лет я работал не на себя, а на государство. Так вот, спрашивается, неужели я не вправе требовать, чтоб государство признало эти годы службы!
Еврем. А № 2436?
Срета. Об этом ты не беспокойся. Уж если ты станешь депутатом, это делается просто. Пересмотр дела… новое доказательство… оправдание по суду… пенсия, понимаешь?
Еврем. Понимаю.
Срета. И вот еще что, брат ты мой, я хотел бы чем-нибудь заняться.
Еврем. Хочешь опять на государственную службу?
Срета. Какая служба, бог мой, до каких пор мы будем висеть на шее у государства! Мало ли других занятий, помимо государственной службы. Надо только каждую вещь поставить на свое место.